глотая слёзы.
— Давай дружить… Я Рита, а это моя сестра Элька. Ты завтра выходи во двор. Мы будем играть в танке. Выйдешь?
— Выйду… — ответила я и захлопнула дверь.
— Подружки приходили? — спросила мама, помешивая суп.
— Да-а, Ритка и Элька, — ответила я, будто речь шла о чём-то само собой разумеющемся.
— Я их видела, они с первого этажа. Внучки нашего заслуженного артиста Панько. Красивые дивчата.
Поначалу от слов девчонок — их извинений и предложения дружбы — у меня, как часто говорила мама, камень с груди свалился. Чувство радости переполнило меня. Но когда мама сказала, что они живут на первом этаже, я поняла, что живут они за той чудесной дверью, за которой должны жить принцессы. Радость куда-то испарилась, я насупилась и завертела кулачками. Мама заметила перемену в моём настроении и строго спросила:
— Что опять не так? У нас такие шикарные подарки, а ты совсем не радуешься.
— Я радоваюсь. Только я не знаю, кто эти мириканцы, что у них такое всё вкусное, — схитрила я, так как не хотела признаться, что мне не нравится наша некрасивая дверь, что Ритка и Элька живут за принцессочной дверью, и у них есть повод задаваться передо мной.
— Не мириканцы. Надо говорить а-мериканцы. Они живут в Америке. Америка такая страна.
— Такая странная? — поправила я маму, так как не знала слово «страна», а «странная» мне показалось более подходящим.
— Нет, Ветуня. Страна это вроде где-то… в стороне, далеко на нашей Земле живут совсем другие люди. И место, где они живут, называется страной Америкой, а сами они — американцы. Есть ещё немцы, французы, … в общем, стран так много, что всех не перечислишь.
— А немцы тоже живут в стране?
— Ну конечно — немцы живут в стране Германия, во Франции живут французы… и так далее, — ответила мама раздражённым тоном, наливая в тарелку горячий ароматный суп. — Давай садись и лопай. Не знаю, как ещё тебе объяснить про страны. Пойдёшь в школу, всё поймёшь. А вкусное, потому что у них не было войны.
Мама сложила все банки обратно в коробку и поставила её под стол.
— Без спроса в коробку не лазить, — строго сказала она и принялась за суп.
Мы не ели, мы наслаждались. Большой кусок тушёного мяса в моей тарелке исчезал медленно. Растягивая удовольствие, я откусывала по маленькому кусочку и глотала, почти не жуя — он сам таял во рту. После супа на закуску мама дала мне долгожданную конфету.
— Ну-с, теперь на боковую, спектакль никто не отменял, можно пол часика покемарить, — и она, прикрыв дверь, с удовольствием рухнула на кровать в другой комнате.
ТЯНУЧКА И СКАКАЛКА
Американская конфета никак не хотела разворачиваться. Я пыталась своими тупыми ноготками отковырнуть место склейки обёртки, щипала, мяла вожделенную конфету, кусала прозрачную обёртку зубами изо всех сил. Но не тут-то было! Конфета была недоступна. Я возненавидела американцев.
— Так издеваться над дитями, — шептала я со злостью, — поцы, мишигинэ, малахольные дураки, фашистские захватчики, поганое говно ваши конфеты! — я пыталась припомнить все ругательства, употребляемые мальчишками в одесском дворе.
— Ты на кого так злишься?
Пол часика прошли, и мама выглянула из комнаты.
— На ам-ри-канцев! — крикнула я и швырнула конфету в угол.
— Что? Невкусная? — удивилась мама.
— Не знаю, она, зараза, не разворачивается! — и я в слезах бросилась маме в колени.
— Ну-ка, подними.
Мама взяла конфету и стала разглядывать её со всех сторон. Потом спокойно произнесла:
— Дурочка, смотри. Видишь этот малюсенький пиптик?
Она своим длинным ногтем отковырнула маленький закруглённый кусочек обёртки и потянула за него. Обёртка разделилась на две части и открылась конфета.
— Видишь, как просто? Как банка с тушёнкой. Тот же принцип.
Мои зубы с трудом вошли в сладкую, пахнувшую шоколадом мякоть конфеты, но не откусили кусок, быстро таявший на языке. Тогда я потянула конфету от себя. Она не оторвалась, а тонкой резиновой ленточкой вытягивалась и вытягивалась на всю длину руки. И всё равно не откусывалась. Когда длины руки уже не хватало, я подтянула языком длинную, словно соплю ленту конфеты и рот полностью заполнился.
— Вкусно? — спросила мама, надевая юбку.
Я хотела восхититься вкусом конфеты, но зубы завязли в сладкой тающей массе и рот не открылся.
— М-м-м — промычала я с растерянной улыбкой.
— То-то же! А ты ругаешь американцев. Ну, всё, я побежала. Конфеты больше не трогать, а то я тебя знаю.… Поужинаешь супчиком. Он будет ещё тёплый. Печка чудо, долго держит тепло.
Мама чмокнула губами в мою сторону и скрылась за дверью. А я продолжала сражаться с конфетой. «Если б у меня руки были длиннее, она оторвалась бы» — думала я, осторожно, боясь захлебнуться, проглатывая слюну, скопившуюся во рту. Постепенно конфета таяла на языке, и я с удовольствием её заглатывала. Кусок конфеты, который я держала в руке, медленно приближался ко рту. Наконец конфета приблизилась к губам, и я вонзила зубы в следующий кусок. Откусить мне не удалось и в этот раз. Всё повторилось. Я подобно корове жевала и жевала дурацкую, вкуснющую сладость, так ни разу не откусив её.
«Наверно эти американцы специально придумали такую большущую конфету, чтоб ребёнок не смог оставить кусочек на потом, а за один раз съедал её всю» — с восхищением подумала я.
Захотелось пить. Выпив целых два стакана воды, я вспомнила о приглашении девчонок. Выйдя во двор, увидела детей, стоящих двумя шеренгами друг против друга. У каждого во рту торчало по куску конфеты. Они медленно отходили друг от друга назад, а между ними тянулась тонкая коричневая лента. Шеренги потихоньку раздвигались. Среди детей я увидела Ритку и Эльку. Они, попискивая от удовольствия, тоже растягивали свою конфету. Наконец коричневая лента, соединяющая их, превратилась в почти невидимую ниточку и… оборвалась. Они быстро всосали губами висящие, будто сопли, концы конфеты и победно заорали:
— Ура! Мы первые! Мы победили!
Стоящая рядом с сёстрами пара мальчишек возмущённо запротестовала,