Читать интересную книгу Точка Омега - Евгений Шкловский

Расставание, правда, принесло облегчение, и немалое, но в душе свербило – не столько даже чувство вины, сколько жалость. Да и вина его, собственно, в чем? В том, что он желал остаться собой? Что не хотел погружаться туда, куда тянула Оксана?

Да, не хотел. Хотел прожить свою жизнь, а не чужую. А то, что так настойчиво предлагала она, даже не предлагала – навязывала, угрожало всему, к чему он был привязан. Да, он хотел быть просто человеком, самым обычным человеком, не интересным, не глубоким, не великим, а таким, какой есть. С обычными человеческими желаниями, противоречиями, слабостями…

Она же, получалось, его отрицала. На какой-нибудь безобидный вопрос запросто могла только пожать плечами, молча повернуться и уйти. Точно также и в компании – поворачивалась и уходила, без всякого объяснения.

Ее взгляд, который он ловил на себе в последние месяцы совместной жизни, раздражал. Напряженный, слегка надменный и вместе с тем боязливый. Чего, казалось, в этом взгляде не было, так это приязни, простой симпатии. Какая уж тут любовь?

Или это и была любовь? Ее любовь.

17

Стук Вадим слышал и в клубе. Но тут определенно не было никакой мистики. Собственно, ремонт здесь начался давно, может, еще до того, как он начал сюда ходить, стук время от времени раздавался то за стеной, то доносился откуда-то снизу. Однажды он решил полюбопытствовать и приоткрыл обычно затворенную дверь недалеко от входа в мужскую раздевалку.

Помещение метров тридцати было совершенно пусто, без каких-либо признаков мебели, возле полуокрашенной в белый цвет стены сидел смуглый аж дочерна парень, то ли таджик, то ли узбек, и, мерно раскачиваясь, что-то тихо гундел себе под нос. Рядом с ним на полу лежал малярный валик, чуть поодаль скатанный в рулон серый полосатый матрас, стопка карманного формата книжек в пестрых цветных обложках, тут же электрический чайник, стакан с недопитым чаем и обгрызенный с краю кусок батона. Непонятно, увидел он Вадима или нет (дверь скрипнула, когда он открывал ее), взгляд какой-то несфокусированный.

Вдруг он произнес приветливо, с заметным акцентом, но довольно отчетливо:

– Заходи, дядя, гостем будешь.

Странно, но его приглашение возымело неожиданное действие (а может, просто застало врасплох) – Вадим отворил дверь пошире и вошел. Словно что-то потянуло туда. Крепко пахло краской и мужским необустроенным бытом, по2том, едой…

– Тебя, дядя, как зовут? – с доброжелательной улыбкой спросил парень, не меняя, впрочем, своей позы.

Вадим назвался.

– А меня Айдын. По-русски звучит как «одын», да? Айдын – одын.

– Один, – поправил Вадим.

– Одын, – повторил парень.

– Ладно, пусть будет одын, – не стал настаивать Вадим и спросил: – Ремонтируешь?

Тот кивнул:

– Есть немного, – и улыбнулся. – Чаю хочешь?

Это было даже забавно: прийти в клуб размяться и вдруг сесть пить чай с незнакомым гастарбайтером. «Ну-ну», – сказал Вадим сам себе и тоже опустился на блестящий, зеркально отсвечивающий ламинат.

Парень потянулся к чайнику, воткнул вилку в розетку.

– Зеленый чай, настоящий, – сказал Айдын, разливая в стаканы мутновато-желтый, пахучий напиток. Очень полезный.

Вадим взял одну из валявшихся рядом книжек, потом другую.

«“Спецназ” выходит на стрежень», «“Спецназ” покоряет Монблан» и все прочее в том же роде.

– Интересно? – спросил.

Айдын неопределенно махнул рукой.

– Но ведь читаешь, – заметил Вадим.

– Так… Когда уж совсем скучно станет. Я когда читаю, то злюсь: там все выдумано, все-все. Я ведь служил в спецназе, знаю, как на самом деле. Если бы я умел, написал бы все по правде. И учили нас совсем по-другому. Я думал остаться там, ребята хорошие, друзья, но деньги нужны, семье помогать. Мать с отцом не справляются, еще пятеро, кроме меня, маленькие. А вообще, домой уже сильно хочется. Там уже все расцветает, тюльпаны… Запахи такие – голова кружится. Здесь брат двоюродный работает, он и меня устроил. Только скучно здесь… – Он помолчал, задумавшись. – Полиции боишься. На улицу выходишь только вечером, когда стемнеет. Да и здесь все тайком, проверки всякие, тоже прятаться приходится. Как партизан. – Он улыбнулся. – Но это ничего, перетерпеть можно. Домой вернусь, буду жить как человек. А тренироваться и здесь можно. Я ночью в зал хожу. Хорошо, никого нет. Дома, может, опять в полк вернусь, форму надо поддерживать. Старшина говорил: из любой ситуации нужно постараться извлечь максимум возможностей. Я здесь уже многому научился. Язык, скажи, хорошо уже знаю, раз, – загнул он толстый мускулистый палец с красной мозолью на сгибе, – боли могу не чувствовать. А еще, – он понизил голос, – умею в чужое сознание проникать. Вот как с тобой. Ты ведь почему зашел? Это я тебя позвал, даже не словами. Ты за дверью еще был, как я тебя окликнул. Я ведь почувствовал, что ты там. Старшина говорил: интуицию надо развивать, сверхчувствительность. Не видеть и не слышать, а чувствовать. Ты за дверью был, а я уже знал. Волей надо уметь управлять, концентрироваться правильно. Вот это видел? – Он достал из-под стопки «Спецназа» тонкую синюю брошюрку «Основы гипноза. Китайские медитативные практики».

Вадим допил чай.

– Ты вот что, заходи, я тебя кое-чему научу, для здоровья. Точки всякие покажу важные. Нас этому тоже обучали. И где нажать, чтобы человек отключился, и где, чтобы восстановиться. Действует, опробовано. Правда, заходи, другом будешь. У меня одна мысль есть, ни за что не угадаешь какая. Всем мыслям мысль. Хочешь скажу? – Он на секунду затих, словно набираясь решимости. – Можно, если очень захотеть, достичь бессмертия. Трудно, но можно. То есть время остановить в себе. Оно будет течь вовне, а в тебе его не будет. Это и есть бессмертие. Выйти из потока. Я уже пробовал. Состояние обалденное. – Он блеснул глазами. – Но потом снова возвращаешься обратно, снова время начинаешь чувствовать. А если окончательно выйти, то все, считай, ты переродился. Точно. Органы, кровь, а не только сознание. Все… Это значит, что ты уже подпитываешься из космоса, где времени нет. Ну такого, как у нас. Там другой счет. Старшина говорил: будешь как Будда. Трудно, конечно. Да и страшновато. Я еще не решил твердо, хочу ли. Но даже если иногда входить в это состояние, что-то в тебе меняется. Точно. – Он опять впал в задумчивость, потом вдруг протянул руку: – Ладно, давай, даже не пойму, почему я тебе рассказал. Но ты, правда, заглядывай. Может, я и сам тебя позову, ты услышишь.

18

Приближаясь в очередной раз к клубу или выходя из него, Вадим невольно ищет глазами черный «ауди» со своей отметиной. Иногда тот припаркован в обычном месте, иногда чуть подальше. Значит, и владелец тоже где-то рядом. Не исключено, они с ним пересекаются. Вадим гадает, кто бы это мог быть. Вряд ли из знакомых – ни Володя, ни Марк, ни даже Эдик на такой машине не ездят. Хотя Эдик вполне мог бы себе позволить. Да дело даже не в этом. Возле клуба паркуются машины и покруче, контор вокруг понапихано много, разные люди приезжают.

Его мучает любопытство, к тому же он догадывается, что, увидев владельца, столкнувшись с ним нос к носу, он, возможно, избавился бы от не оставляющей его тревоги. Не далее как в прошлый раз ему показалось, что он снова заметил того типа в вязаной шапочке. Или во всяком случае похожего на него. Тот стоял на другой стороне улицы и разговаривал с каким-то человеком. Вадим надвинул пониже козырек бейсболки и прошел мимо клуба. И только дождавшись, когда знакомец уйдет, повернул обратно.

Нет, нехорошо. Он чувствует себя чуть ли не преступником. Такая жизнь совсем не радует: узнают—не узнают, найдут—не найдут. Хотя, скорей всего, утешает он себя, его вовсе и не ищут, тем более что времени с того происшествия прошло достаточно.

Эх, угораздило же! А все потому, что заторопился, поспешил, всегда это оказывалось во вред, сколько раз замечал. Спешка – лишнее напряжение, лишние нервы, лишний повод для ошибки, для ложного шага. Так и в том случае – сначала с неудачной парковкой, потом с бегством. Никак не избавиться от этой дурной привычки – спешить. Даже тогда, когда ему не надо ни к какому назначенному часу. Сначала сделал, потом подумал. Когда гуляли вместе с Оксаной, та, не поспевая за ним, часто сердилась: «Ну куда ты несешься? Ты что, опаздываешь?»

Ну да, он несся, что правда, то правда. Только жизнь неслась еще быстрее, он не поспевал за ней. И годы, прожитые с Оксаной, тоже пролетели как одно мгновение. Теперь, во всяком случае, так казалось. И все прочее откатывалось в прошлое с такой скоростью, что он готов был усомниться, с ним ли это было, в его ли жизни. Не привиделось ли? Может, и вся эта история с «ауди» тоже всего лишь сон, вроде того, с выдвигающимся бампером? Только вот человек в вязаной шапочке был уж очень реальным. Да и царапины на бампере «ауди» со следами зеленой краски его «опеля».