талию, и Эсбар шаг за шагом оттеснила ее к стене, принялась целовать.
– Я уж думала, ты не вернешься. – Эсбар потерлась носом о ее нос. – О Мать, как же долго тебя не было, Тува!
– Сагул далеко меня услала. – Тунува сплела пальцы у нее на затылке. – Ты меня ждала?
– Денаг предупредила, что вы возвращаетесь. Мне хотелось хоть минутку побыть вдвоем. Сагул желала видеть тебя сразу, как будешь готова. – Лицо Эсбар вдруг застыло, и она добавила: – У нас гостья.
– Настоятельница не принимает гостей.
– Значит, эта первая. Появилась здесь несколько дней назад, сказала, что она… с Иниски.
– С Иниса, – поправила Тунува после паузы.
– Она так сказала, – подтвердила Эсбар. – Пусть сама объяснит, чтобы тебе не выслушивать дважды.
Тунува вслед за Эсбар прошла в палату Невест. Сагул с гостьей трапезничали на балконе в прохладных брызгах водопада. Увидев Тунуву с Эсбар, незнакомка поднялась.
Ростом она не уступала Тунуве, а одевалась в платье без рукавов, длиной до полу, из голубой и кремовой парчи, подпоясанное кожаным ремнем. Такая одежда ничего не говорила о ее положении и ремесле, хотя эрсирские ткани дорого стоили. Женщина была бледна – по счету южанок, нос чуть вздернутый, глаза янтарные; золотые волосы струились ниже тонкой талии.
Тунува остановилась. Взгляд женщины чуть заметно притягивал ее. И в то же время вызывал необъяснимую тошноту, как будто она выпила слишком много жирных сливок.
Странные ощущения при встрече с незнакомкой. Тунува встряхнулась.
– Это ты, Эсбар? – окликнула Сагул сквозь шум водопада.
– Да. Со мной Тунува.
– Тунува Мелим. – Она приветственно подняла чашу. – Добро пожаловать домой!
– Благодарю, настоятельница. – Тунува наконец обрела голос. – Вижу, у нас посетительница.
– Правда. Это Канта.
Канта. Имя тоже не выдавало ни происхождения, ни прошлого. Гостья послала Тунуве короткую улыбку.
– Рада встрече, Тунува, – заговорила она. – Настоятельница много о тебе рассказывала.
Голос у нее был глубокий и мягкий.
– Посиди с нами, – обратилась к Тунуве Сагул. – Тебя ждет необыкновенная история.
Тунува села напротив вернувшейся на прежнее место Канты. Она безуспешно гадала, сколько той лет. Годы еще не оставили на ней следов – ни морщинки на тугой коже, ни седины в волосах, – но осанка говорила, что женщина давно живет в своем теле.
– Настоятельница назвала тебя хранительницей могилы, – заметила Канта. – Стражницей Клеолинды.
Она безупречно говорила на лазийском; если слышалась в выговоре чужая нотка, то уловить ее происхождение оставалось невозможным. Манера речи показалась Тунуве старообразной, так иногда говорят плодоводы и старейшины.
– Да, – кивнула она. – Ты знаешь о Матери?
– Конечно.
– Канта тоже магичка, – пояснила Сагул, прожевав кусочек рыбы. – Как видно, прежде существовало еще два дерева с сиденом: боярышник на западе и шелковица на востоке. Боярышник рос на острове Инис. Увы, оба теперь мертвы.
– Мертвы? – опешила Тунува.
– Да, – тихо ответила Канта. – Я долго берегла боярышник, но я была одна. И в конце концов не уберегла.
– Спрашивай, Тунува. – Сагул промокнула губы салфеткой. – Канта знает, что мы не принимаем чужих. Она рада будет удовлетворить твое любопытство.
Тунува посмотрела на пришелицу и кивнула:
– Я хотела бы знать, как погиб боярышник. Апельсиновому дереву огонь не вредит, и выкорчевать его невозможно – корни уходят в самое чрево мира.
Канта потупила взгляд:
– Когда-то мой народ, иниски, почитал боярышник священным. Затем они научились бояться его, а с ним – и меня, его попечительницу. Они меня изгнали, а возвратившись, я нашла его мертвым. Не знаю, как он погиб.
– Иниски… – повторила Тунува. – Инис многие века не называют этим именем.
– Правда. – Взглянув ей в лицо, Канта пояснила: – Я, насколько могу судить, перестала стареть с тех пор, как впервые вкусила от своего боярышника. Как видно, он даровал мне долголетие.
Эсбар, вопреки обыкновению, не промолвила ни слова. Она с непроницаемым лицом изучала гостью.
– Если ты выросла на Инисе, – спросила Тунува, – значит почитаешь Галиана Обманщика?
– Я – нет. Я жила на острове Нурта, где удержался старый обычай поклонения природе. Галиан пытался его извести, но не сумел. Я – одна из немногих, проклинающих его имя.
– О, не так уж нас мало. Мы здесь все проклинаем его имя, – живо поправила Сагул.
– Как ты нашла обитель? – спросила Тунува.
– Когда гора Ужаса извергла огонь, я почувствовала еще один источник сидена. Я много лет искала живое дерево и не находила, – сказала Канта. – Чутье привело меня сюда, к вашему апельсину. Вообрази мою радость, когда я нашла целое сообщество – семью, посвятившую себя его защите.
– Канта хочет вступить в наши ряды, чтобы защищать дерево, – вставила Сагул. – Приняв постороннюю, мы бы нарушили закон наших предков, но иные законы позволительно оспорить и пересмотреть. Я хочу знать твое мнение, Тунува.
Сагул всегда была прямолинейна. Канта кашлянула, слегка наморщила лоб. На указательном пальце ее левой руки блестело золотое кольцо в виде двух рук, держащих в ладонях гнездо – прямо над костяшкой.
– Если ты позволишь, Канта… – мягко обратилась к ней Тунува.
– Конечно. Благодарю вас. – Канта взглянула на нее. – Я буду ждать вашего решения, настоятельница.
Она ушла в глубину обители.
– Вы с Эсбар и Денаг для меня – нечто вроде Королевского совета. Помогите решить дело Канты, – попросила Сагул. – Тунува, раз уж ты ее отослала, я спрошу напрямик. Заставим мы эту женщину молчать или примем ее как сестру?
– Прежде чем ответить, – сказала Тунува, – можно мне спросить, что ты решила с Анайсо?
– Пока ничего.
Значит, он все еще заперт в одиночестве в помещениях для послушников. Тунуве страшно было подумать, как ему тяжело.
– Он еще жив?
– Пока жив. Денаг потребовала не подвергать Сию еще большим испытаниям.
– Сагул, он уже слишком долго пробыл у нас. Его родные, верно, в отчаянии.
– Бесспорно, но искать его больше не ищут. Я посылала в Димбау двух сестер, проверить. Его родители отступились. Мы не зря заронили столько слухов об опасностях Пущи – здесь его искать не посмели. Вот уже несколько недель, как они вернулись в Карментум.
У них в памяти останется одно: лес лишил их сына. Тунува держалась своей мысли:
– Если мы примем Канту, должны будем принять и Анайсо.
– Она – бывшая магичка, а тот не принесет нам ничего, кроме угрозы. Большая разница, Тунува.
– Тува, – подала голос Эсбар, – мальчик поражен любовной болезнью, а понятия о семье у него не наши. Он здесь не найдет покоя.
Она выпятила подбородок и добавила:
– Сию никак не должна была ему показываться.
– Его судьбу я определю в свое время, – сказала Сагул, – но сейчас речь идет о Канте.
– Хорошо. Я за то, чтобы закрыть ей рот, – коротко отозвалась Эсбар. – Саяти запретила принимать чужаков, и у нее на то были причины. Следует прислушаться к ее завету, да и беда с Анайсо – нам урок.
– Саяти не знала о существовании других магов. Знай она, могла бы для них сделать исключение.
Пока Сагул говорила, Тунува вглядывалась в ее лицо. В белках глаз просматривалась явственная желтизна.
– Саяти умерла, – сказала Эсбар. – Ее не спросишь.
Сагул поцокала языком.
– Если Канта