— Вот видишь, твой брат уже все сделал, а ты даже не приступал, — менторским тоном заметил отец, обращаясь к Диме.
— Так ноут у Влада. Как бы я мог? — парировал брат, бросив на меня хмурый взгляд.
— Пошли, отдам, — махнул я ему.
Пока мы шли до моей комнаты, Дима не переставая ворчал, что я везунчик. И отец меня постоянно хвалит, и девушки обращают на меня больше внимания (тут он, видимо, имел в виду Патрисию, которая, несмотря на все знаки внимания с его стороны, продолжала упорно его не замечать). Я решил последовать её примеру и игнорировал слова Димы, спокойно насвистывая себе под нос веселую мелодию из мультфильма про самую счастливую девочку в мире. Этой песенкой я, кстати, был обязан брату. Димка обожал телевидение вообще и забавные мультики в частности, а я по большей части был вынужден смотреть те передачи, которые он выбирал.
Когда брат забрал ноутбук и ушел к себе, я спрятал сумку с землей подальше под кровать (ведь никакого сейфа в комнате не было) и хотел спуститься к отцу, чтобы рассказать ему о моем вчерашнем открытии. В коридоре меня поджидала Ксения.
— Привет, — она помахала мне рукой.
Я напрягся, так как прекрасно помнил наш последний разговор и не ожидал ничего хорошего. Заметив мой настороженный вид, Ксюша улыбнулась.
— Я только хотела еще раз поблагодарить тебя за мое спасение.
— Не за что, — расслабившись, я улыбнулся ей в ответ. — Ты и твоя мать для нас как родные. Мы бы не допустили, чтобы с тобой что-то случилось.
Ксения что-то говорила, но я вдруг перестал её слышать, потому что мой взгляд наткнулся на одну из висевших на стене картин. То, что было на ней изображено, так меня потрясло, что на несколько секунд я, кажется, перестал осознавать окружающее.
— Где Патрисия? — спросил я, оборвав Ксюшу на полуслове.
Она недовольно посмотрела на меня.
— Здорово, я изливаю ему душу, а он интересуется, где другая девушка, — сказала она в пространство.
Я поморщился, догадавшись, что именно она только что мне говорила. Но сейчас у меня были дела поважнее.
— Мне надо бежать, — бросил я уже на ходу.
— У тебя никогда нет времени, чтобы поговорить со мной, — кинула она упрек мне в спину.
— Прости.
Я повернулся на бегу и развел руками
Удивительно, как Ксюша умудрилась так быстро меня достать! А ведь мы даже почти не общались. Я с ужасом подумал, каково бы мне пришлось, если бы мы были парой. Тут же возникло воспоминание об Амаранте: с ней никогда не возникало подобных проблем.
Я направился в кабинет Патрисии, рассчитывая застать её там. Мне нужно было как можно больше узнать о картинах. На той, что так поразила меня, была изображена девушка с копной собранных на затылке рыжих волос и оголенной хрупкой шеей. Она стояла спиной к зрителю, оглядываясь через плечо. Вместо одежды на ней было какое-то бордовое покрывало, наброшенное на спину чуть ниже плеч. В тонких пальцах поднятых рук она держала большую красно-черную бабочку. Казалось бы, обычное изображение симпатичной молодой девушки, одно из многих, украшавших второй этаж. Но я был уверен, что вчера видел фото этой девушки на сайте, посвященном Холмсу, в разделе, который можно было озаглавить словами: «сначала он их любил, а потом лишал жизни». Я запомнил её, потому что она оказалась самой молодой среди своих сестер по несчастью. Ей было всего восемнадцать.
Думаю, что все картины в коридоре второго этажа были ничем иным, как портретами убитых любовниц Холмса. В связи с этим новым открытием мне было просто необходимо выяснить, знала ли об этом хозяйка отеля.
Как я и надеялся, я нашел Патрисию в кабинете. Она просматривала какие-то бумаги, но, кажется, обрадовалась, увидев меня.
— Влад, — девушка поднялась мне навстречу и улыбнулась, но тут же поняла, что я взволнован. — Что-то случилось? — встревожилась она.
— Пока еще нет, но может, — честно ответил я.
— Говори. — Патрисия снова села и приготовилась слушать.
— Да вот говорить как раз должна ты, — я встал напротив нее, скрестив руки на груди и стараясь выглядеть как можно более грозно. — Чьи портреты висят в коридоре второго этажа?
— Портреты? — неуверенно переспросила она.
— Да, женские портреты, — нетерпеливо пояснил я.
— Я не думаю, что это портреты. Вряд ли эти девушки существовали на самом деле.
— А если я скажу, что существовали? Примерно сто двадцать лет назад.
— О! — только и смогла вымолвить она.
Я видел, как меняется выражение её лица. Сначала на нем было недоумение, потом удивление и, наконец, понимание, смешанное с недоверием.
— Ты хочешь сказать, что они имеют какое-то отношение к Холмсу? — осторожно спросила она.
— Это портреты его любовниц, которых он, между прочим, убил, — выпалил я на одном дыхании.
— Я не знала, — потрясенно произнесла Патрисия. — Картины достались мне вместе с домом. Я оставила их на тех же местах, где они были. Это ужасно, — она закрыла рот рукой и долго смотрела на столешницу. — Но зачем он повесил их там? — наконец, выдавила она из себя. — И почему дядя их оставил? О, Господи! — девушка выглядела подавленной, и я уже не был уверен в том, что поступил правильно, выложив ей все.
Я прошел к бару и налил стакан виски, подумал, и наполнил еще один для себя. Похоже, выпивать в этом кабинете начинало входить у меня в привычку. Я протянул Патрисии бокал, и она осушила его залпом; я последовал её примеру. Выпив виски, я сел в одно из кресел у стола.
— Я скажу миссис Гридл, чтобы она их сняла, — после небольшого раздумья заключила девушка.
— Неплохая идея, но сначала ответь еще на пару вопросов, — сдержал я её порыв.
Она подняла на меня глаза, ожидая продолжения.
— Например, мне интересно, что делает в твоей комнате фотография Холмса, и почему ты так цепляешься за этот чертов дом? На твоем месте я бы уже давно собрал вещи и уехал подальше отсюда.
Выслушав меня, она лишь печально улыбнулась.
— Я выросла в приюте, — начала она тихо, так что мне пришлось напрячь слух, чтобы расслышать её. — Совсем одна. Я и о том, что у меня есть дядя, узнала только после его смерти, когда получила наследство. Этот дом, — она обвела рукой комнату, — все, что у меня есть. Он символизирует мою семью. Нет, не так, — поправила она саму себя. — Он и есть моя семья. Для меня лучше быть правнучкой Холмса, чем до конца своих дней оставаться никем. Вот и все, — она поставила на стол стакан, который все это время крутила в руках, и посмотрела на меня. — Теперь понимаешь, почему я храню фото прадеда в своей комнате? Он тоже часть моей истории.