ужасы ревности ему и во сне бы не приснились.
Он нервно сглотнул и тут же испугался, что эту нервозность СИ может расценить как косвенное признание вины. Он испугался еще больше.
– СИ, – волнуясь, начал он, – поверьте, у меня не было повода думать, что Марго любит кого-то другого. У нас отличные отношения! Да и зачем ей я, если ей нужен Марк? Это же Марго, она получает всё, что хочет!
«Вот, значит, как он видит жену» про себя отметил СИ. Он скептически прищурился.
– Факты свидетельствуют против вас, – процедил он, – подумайте об этом. Убийства из ревности случаются чаще, чем кажется обывателю. Присяжные в таких случаях неумолимы.
Тео затаил дыхание:
– Можно мне уйти?
– Идите, – мрачно сказал СИ, – но мы с вами только начали.
Тео, обрадовавшись, что пока легко отделался, быстро встал и вышел.
– Вы и правда думаете, что это мог быть он? – полюбопытствовал сержант.
СИ усмехнулся.
– Юноша обнаглел не в меру – надо же, ворвался во время допроса! Теперь он будет обходить нас за три мили, – сознался СИ. – И, положа руку на сердце, из всех подозреваемых я бы поставил его на последнее место.
– Почему? – заинтересовался сержант.
– Он искренне доволен жизнью, – прозвучал ответ. – В нем нет подводных течений – каждое мыслительное усилие в глазах отражается. И потом, у него есть алиби – после фейерверка он постоянно был у кого-то на глазах.
***
После чаепития в гостиной Кора поднялась к себе в расстроенных чувствах. Она надеялась, что обуявшая ее утром нервозность пройдет быстро, но пока та и не думала уходить.
Во время похорон она держалась неприметно, стоя за спинами родственников Марка. Но по дороге обратно, пока она шла пешком, поддерживая Анну под руку на правах лучшей подруги (как будто та не могла идти самостоятельно, что за нелепый обычай!) на нее нахлынули воспоминания о том, как весело иногда они проводили с Марком время. И какие надежды питала она, когда смотрела на него. Больно было не только потому, что все это никогда не повторится, но и потому, что перед смертью он недвусмысленно ее отверг.
Вдруг она с удивлением поняла, что в ней бушует ярость. Ярость тем более разрушительная, что она никогда не сможет найти выхода – порвать с ним первой уже не в ее силах.
Подслушав его признания отцу, она после недолгих размышлений решила отомстить – отомстить тем, что заставит его валяться у ее ног и умолять остаться с ним, но в осуществления этого плана был один нюанс – мучимый любовник должен быть жив! Теперь же в этой истории она навсегда застряла в роли отвергнутой.
От безысходности хотелось кричать в голос и с силой кидать об пол изящную фарфоровую посуду, но Кора сдерживалась – на нестандартные проявления горя она, как человек семье посторонний, права не имела. Поэтому она всю дорогу мрачно смотрела по сторонам и почти тащила Анну вперед – та шла медленно, погрузившись в свои мысли.
Чаепитие в тесном кругу тоже не способствовало восстановлению бодрости духа – все, как сговорившись, сидели с печальными лицами и вспоминали, каким потрясающим человеком был Марк.
Кора могла бы многое добавить к портрету его исключительности, но ей приходилось молчать. Хотя один раз она едва не проговорилась – как-то на заре их отношений в отеле произошел действительно уморительный случай. С трудом сдерживаясь, она подумала, что было бы, если бы она сказала: «А вот когда мы с Марком однажды были на свидании …»
Но, конечно, ничего подобного она не сказала не потому, что не могла (куража в некоторых обстоятельствах ей было не занимать), а потому, что теперь это было бессмысленно. Все, что связано с Марком, теперь бессмысленно. Вот в чем трагедия.
Поднявшись к себе, она без сил прилегла на кровать и решила попытаться уснуть, чтобы ни о чем не думать. А потом проснуться – и жить дальше.
Уснуть получилось легче, чем предполагалось, и через несколько минут Кора уже спокойно спала, видя во сне залитую средиземноморским солнцем террасу и себя на ней в белом развевающемся платье; какой-то мужчина в легкой льняной рубашке стоял к ней спиной, и она знала, что он жених, но лица его было не видно и это ее не беспокоило – сон был приятным и расслабляющим. Она улыбалась, зная, что все будет хорошо, как вдруг раздался раскат грома. Сначала она удивилась, почему гром пришел без дождя и так страшно грохочет, а в следующую секунду уже проснулась и тут же услышала стук в дверь и почувствовала укол сожаления – сон кончился и на смену ему возвращалась пока безрадостная реальность.
Вздохнув, она подошла к двери и слегка приоткрыла ее – в коридоре стояли СИ с сержантом. Кора молча недовольно смотрела на них до тех пор, пока СИ вопросительно не произнес:
– Мисс Майлз, у нас появились к вам вопросы…
Тогда она посторонилась, давая им возможность пройти внутрь. Спускаться в кабинет Марка ей не хотелось. Ею овладела странная апатия, обычно ей не свойственная.
Как и в первый раз при допросе в ее спальне, СИ присел на диван, сержант со своим блокнотом остался стоять. Кора подошла к кровати и забралась на нее с ногами, поджав их под себя. Ее почему-то зазнобило.
СИ не торопился начинать. Он был готов к резкому отпору (опыт у них имелся), но видел, что, пожалуй, мисс Майлз находится не в лучшей форме – в таком состоянии она могла бы и правду сказать, чем черт не шутит. Поэтому он начал издалека:
– Как вы себя чувствуете?
– Бывало и лучше, – честно сказала Кора.
– Похороны – это тяжелое испытание даже для тех, кто мало знал покойного, – рассудительно продолжил СИ, – что уж говорить о тех, кому умерший был дорог!
Кора промолчала. Надо было бы, конечно, отрицать его инсинуации, но сил у нее на это не было.
СИ сделал еще вираж:
– Я наблюдал за вами во время церемонии – ваши мысли явно были очень далеко.
– СИ, – устало произнесла Кора, – задавайте свои вопросы и оставьте меня одну. Я бы хотела отдохнуть, – добавила она, сознавая, что ведет себя грубо.
СИ вздохнул, давая понять, что он вынужден сказать то, что сейчас последует.
– Мисс Майлз, это наша третья официальная встреча. Во время первых двух вы отрицали, что состояли в любовной связи с мистером Бартоном. Однако есть свидетели, которые сообщают, что неоднократно видели вас вместе в гостинице «Две пушки» – вы приходили по одному, но