Скрывать свое пребывание я не видел смысла. Все равно Зуев догадается. Не исключено даже, что у него в дверях установлены какие-нибудь ниточки, волосинки, по которым хозяин может определить визит незваных гостей.
— О, а здесь керосинка есть, — обрадовался Серафим, увидев стоявшую на столе керосиновую лампу.
Раньше лампы не было, обходились электричеством. Стало быть, появилась недавно. Нам же лучше, и свечки можно сэкономить.
При свете керосиновой лампы (между прочем, не такой и тусклой, как считают некоторые) можно внимательно осмотреть кабинет. Конечно, это не кабинет градоначальника и даже не Феликса Эдмундовича, но работы хватит. Тут вам и тяжелый шкаф, набитый книгами, и шкафчик поменьше с папками, и письменный стол. Заморочек хватит дня на три, если искать как положено слева направо по часовой стрелке. Можно, разумеется, потратить и три дня, никто не гонит, но не стоит. Неверный шаг, какой-нибудь шум, слишком внимательный обыватель, и очутимся мы если не в контрразведке, то в тутошнем отделении милиции, которые в преддверии наступления Красной армии могут занервничать и на всякий случай просто расстреляют подозрительных личностей.
— И что искать будем? — поинтересовался Корсаков.
М-да, хороший вопрос. Если бы я сам знал. Искать что-то связанное со шпионажем? Увы, шпионажа «вообще» и «обо всем» не бывает. Любой «ихний» шпион, как и наш разведчик, всегда работает по конкретному направлению: военному, экономическому (здесь вам и промышленный, и банковский шпионаж), политическому и прочее. Господин Зуев мог передавать в Англию данные по Архангельскому порту, а то и по бирже, информировать своих хозяев о перспективах лесопорубок, о недовольстве рыбаков, не желающих идти на промысел, что, соответственно, повлечет за собой колебания по всей отрасли. А мог быть и другой вариант — Платон Ильич выполняет функцию тайного контролера в отношение собственных агентов или получает информационные сообщения из Москвы и просто передает их по своим каналам. Правда, если отправлять донесения из Москвы в Лондон через Архангельск, получится далековато, есть варианты попроще.
Нет, скорее всего, господин Зуев работает именно по Архангельску. Даже если его сюда прислали «на всякий случай» или он угодил в «ссылку», это все равно оправданно. Как-никак, Архангельск — это единственный (по крайней мере, являлся таковым до появления в девятьсот шестнадцатом году Романова-на-Мурмане) российский порт на Севере. Англичане, в принципе, могли предусмотреть и возможность активизации немцев на Балтике во время Первой мировой войны, отчего значение северного порта увеличивается многократно.
— Так что искать-то? — повторил вопрос Корсаков.
— Ищи все то, чего не должно быть в кабинете директора библиотеки, — ответил я.
Да, очень точное указание. Разумное…
— Так бомбу искать или «Максим»? — хохотнул мореман.
— Вот, что-нибудь в этом духе, — кивнул я. — Если гаубицу отыщешь — совсем прекрасно!
Что можно найти у хорошего разведчика? Правильно, ничего! Если он держит в шкафах или ящиках стола что-то действительно важное, шпион он хреновый. А господин Зуев — хороший или плохой? Вот заодно и узнаем. Если что-нибудь отыщем — то плохой шпион. Ничего нет — хороший разведчик.
Серафим принялся вдумчиво вытаскивать из шкафа книги, шевелил губами, пытаясь разобрать название, тихо матерился, если на корешке попадалась иностранная надпись, и аккуратно складывал в угол.
Я же взял на себя письменный стол. Не мудрствуя лукаво, для начала принялся выдвигать ящики. Так, вот этот выглядит подозрительно — на вид не такой глубокий, каким должен быть. Так и есть — фальшивое дно, под которым… М-да, бумажные деньги Российской империи разного достоинства, от трех рублей до сотни. Навскидку, тысяч десять, может и больше. Неплохие деньги для директора библиотеки.
— Серафим, а здесь царские ассигнации в ходу? — поинтересовался я.
— А хрен его знает, — пожал плечами Корсаков. — В прошлом году в ходу были, а нынче не знаю.
— Трофеи нужны? Если нужны, забирай. Нашим пригодятся.
Корсаков только отмахнулся — потом, мол. Ну, потом, так потом. Лучше бы это оказались золотые червонцы, больше пользы и для подполья, и для меня.
Больше тайников не нашлось, хотя я вспомнил все потайные места, где они могли быть. Проверил крышку, ящики, даже ощупал стенки на предмет обнаружения потайных ниш. Среди бумаг тоже не нашел ничего интересного. Какие-то счета, квитанции о получении грузов, акты о приемке книг. Вот лежит огромная бумага, удостоверяющая, что Архангельская городская дума передает в дар общедоступной библиотеки сто экземпляров издания… Крестинина!
Теоретически, деловые бумаги могут содержать шифры, тайные коды, послания, но, скорее всего, они именно то, чем кажутся.
— Командир, а вот это что такое? — поинтересовался Корсаков, вытаскивая из-под книжного шкафа фотоальбом.
Альбом солидный, очень тяжелый, в переплете из натуральной кожи (м-да, опять заговариваюсь — разве в ту пору появилась искусственная?), с медными вычурными накладками. В общем-то, ничего сверхъестественного. Только зачем фотоальбомы засовывать под шкаф?
А внутри вместо семейных фотографий обнаружились почтовые карточки или, как их называли в ту пору, «Postkarte».
Я перетащил альбом на стол, принялся методически просматривать все страницы, а посткарты вытаскивать из прорезей, читать адреса и надписи на обороте и складывать в стопку.
Итак. Текст отсутствует. Обратный адрес везде: Warszawa. Poste restante. 12. Можно предположить, что «Варшава. До востребования». Сегодня это писали бы по-русски, но латинскими буквами. Зато картинки самые многообразные. Тут тебе и симпатичные барышни в польских национальных костюмах, усатые паны, словно сошедшие со страниц книг, козочки и овечки. Много детишек — мальчики, целомудренно чмокающие в щечку девочку, девочки, завязывающие бантик любимой кошке. А эта вообще прелесть — пухлый малыш, сидящий на горшке и зажимающий нос
Всего