Майкл, довольный собой, потирал руки.
— Теперь им будет над чем подумать, — смеялся он. — Подожди, я еще найду Пола Макгиннеса. И они могут забыть о своем рождественском номере, посвященном группе «У-2».
Секретарша Ровены просунула голову в дверь:
— Простите, что мешаю, но на проводе Барбара Линкольн.
— Давай ее, — сказала Ровена.
— Почему ты до сих пор не звонила? — строго спросил Кребс.
— У нас был разъединен телефон, я говорила с ребятами, — сказала Барбара. — Так что извините.
— Извините! — в ярости взорвалась Ровена. — Ты можешь представить себе, что значит быть сейчас в Нью-Йорке? Боже, Барбара…
— Слушай, большая часть из всего написанного — неправда…
— А почему бы тебе не объяснить мне, что правда, а что нет? — спокойно поинтересовался Кребс.
— А я хочу поговорить с ребятами! — все еще в гневе потребовала Ровена.
— Ровена, слушай, это же я, — сказала Барбара. — Твой лучший друг. А теперь сделай глубокий вдох и выслушай.
— Я не понимаю, — говорил Ричард Гибсон, редактор «Уайтлайта», на совещании. — Я действительно не понимаю, что происходит. Номер со статьей об «Атомик масс» учетверил тираж, мне пришлось на следующие три номера заказать дополнительный тираж. То есть я хочу сказать, журнал улетает со склада. И все про это знают.
— Так в чем проблема? — спросил Натан.
— Не могу продать место для рекламы. Я понимаю «Мьюзика рекордс» отозвавшую свою рекламу, но Джеффин тоже забирает, и «Меркурий», «Эпик» забирает целую страницу Они, видите ли, решили отдать свою рекламу в журнал «Спин».
— Что-то еще? — спросила Топаз.
— Да. Все наши главные интервью отменены.
— Например, чьи? — поинтересовался Голдштейн, делая заметки.
— Ну, например, «У-2», — сказал Ричард. — Вдруг заявили, что они никак не могут вставить нас в свой напряженный график. Так что с моим рождественским номером?
— А Мадонна? — тихо спросила Топаз.
— Отказалась, — резко бросил Гибсон. — Сумасшествие. У меня музыкальный журнал, втрое превысивший тираж «Роллинг стоун», а я не могу ни интервью взять, ни получить рекламу.
Джо Голдштейн бросил мрачный взгляд на Топаз.
— Ричард, — сказал он. — Они собираются заставить вас заткнуться.
Гибсон подумал.
— Нет, — сказал он. — Я уже думал об этом. В бизнесе звукозаписи слишком велико соперничество. Зачем Джеффину беспокоиться, если вдруг «Мьюзика» попадает в трудное положение?
— Это Ровена Гордон! — вырвалось у Топаз.
Джо повернулся к ней.
— У Гордон нет такой власти, Росси, — сказал он. — Если бы ты могла хоть немного попридержать личную месть, ты бы поняла. Нет, за этим стоит кто-то еще, и кто бы он ни был, он собирается заткнуть вам рот.
Повисло молчание.
— Джо прав, — наконец сказал Натан. — Другого объяснения нет.
Топаз и Натан возвращались домой на заходе солнца, держась за руки.
— Ты не волнуйся насчет Голдштейна, он просто ревнует тебя. Пройдет немного времени, и успокоится.
— Он обвиняет меня в том, что случилось с «Уайтлайтом», — проговорила Топаз и добавила: — Да и все они.
— Эй, — окликнул ее Натан и поцеловал, — ты невиновата, ясно? Любой из них напечатал бы такую статью, но у нас только один музыкальный журнал, вот ему и выпало. Так что расслабься.
Топаз молчала всю дорогу.
Дома Натан подвел ее к дивану, усадил и взял ее руки в свои.
— Скажи мне, что тебя беспокоит, — тихо попросил он. — Я не выношу, когда ты такая.
Она посмотрела на него, в глазах стояли слезы.
— Не знаю, — сказала Топаз, и большая слеза скатилась по щеке, потом — другая.
— Ну, в чем дело? — не отставал Натан, целуя. — Совсем не похоже на мою девочку.
— Слушай, а ты не думаешь, — она запнулась, — что я пробила себе дорогу через постель?
— Что? Да нет же! — он расхохотался.
Но она казалась такой расстроенной, что он оборвал свой смех.
— Так в этом причина? Да ладно, Топаз, не я же поставил тебя во главе «Герлфренд», так? И голосовал за тебя в «Экономик мансли» только потому, что ты выступила лучше. Дурочка, это же было единодушное решение восьми человек.
Топаз уже рыдала вовсю.
— Не бросай меня, Натан, — выдавила она сквозь слезы.
— А кто сказал, что я собираюсь тебя бросить? — смутился он. — Я живу с тобой! Я люблю тебя в конце концов!
Она поплакала еще минутку, потом вытерла глаза.
— Ну как, мы успокоились? — поинтересовался Розен.
— Да, — шмыгнула носом Топаз. — Извини.
— Я вовсе не собираюсь оставлять тебя или отвергать, как твои тупоголовые родители или твоя подруга по колледжу. Понятно?
— Да, — прошептала Топаз, нежно целуя его.
— Пошли спать, — сказал он.
Они лежали, обнявшись.
— А о чем ты думаешь сейчас? — спросил Натан.
— О мороженом, — честно призналась Топаз. — Она улыбнулась любовнику и добавила: — О кофейном.
— А если я пойду и куплю кофейное мороженое? Что мне за это будет? — спросил Натан, глядя на нее сверху и думая, как же ему повезло. Черт, какая красивая!
— А тогда я два раза выйду за тебя замуж.
— О'кей, — сказал он. — Я скоро вернусь.
Топаз лежала и думала, какой он потрясающий, какой умный. Она стала снова придумывать имена их будущим детям. Нат, Луиз, Ник. Рози… После четверти часа Топаз заволновалась. Раздался звонок в дверь, она почувствовала облегчение. Открыла.
На пороге стоял полицейский.
— Вы здесь живете, мадам?
— Да, живу, — сказала она, запахивая халат. — А что случилось?
— Кем вам приходится Натан Розен?
Топаз похолодела.
— Я его невеста, — прошептала она.
— Я очень сожалею, мадам, — сказал он.
«Мьюзика рекордс» выступила с заявлением для прессы. Она сообщала, что факты преднамеренно преувеличены. Марк Томас, ударник «Атомик масс», действительно был признан виновным в шестнадцать лет, у него были обнаружены две сигареты с марихуаной, он отделался штрафом. Алекс Секстон, бас-гитара, без разрешения взял автомобиль отца и был задержан, никаких обвинений по этому поводу ему не предъявлялось. Да, правда, глава охраны, нанятый для гастрольного тура, имел на своем счету такое преступление, как нанесение тяжкого телесного повреждения, но группа и ее представители узнали об этом только сейчас. Человек уволен и выслан.
Ровена редко получала такое удовольствие от пресс-конференции, как на этот раз.
— Но ведь сигареты — это все же наркотик… — возразил один журналист, весьма разочарованный услышанным.