[1916]
Успенье*
Богородицыно УспеньеНам нетленье открыло встарь.Возликуйте во песнопеньи,Заводите красно тропарь.Во саду Богоматерь дремлет,Словно спит Она и не спит,В тонком сне Она пенью внемлет, —Божий вестник пред Ней стоит.Тот же ангел благовествует,Но посуплен и смутен он,Ветвью темною указует,Что приходит последний сон.Наклонилась раба Господня:— Вот готова я умереть,Но позволь мне, Господь, сегодняВсех апостолов вновь узреть. —Во свечах, во святых тимьянахБогородицы чтут конец,Лишь замедлил во ИндинианахВо далеких Фома близнец.Он спешит из-за рек глубоких,Из-за сизых высоких гор,Но апостолов одинокихНеутешный обрел собор.Говорит Фома милым братьям:«Неужели я хуже всех?Богородицыным объятьямЗа какой непричастен грех?Жажду, братия, поклониться,Лобызать тот святой порог,Где Небесная спит ЦарицаНа распутий всех дорог».Клонит голову он тоскливо,Греет камни пожаром уст…Гроб открыли… Святое диво!Гроб Марии обрящен пуст.Где Пречистой лежало тело,Рвался роз заревой поток.Что ручьем парчевым блестело?То Владычицы поясок.О, цветы! о, ручьи! о, люди!О, небес голубая сень!О златом, о нетленном чудеГоворится в Успеньев день.Ты и Дева, и Мать Святая,Ты и родина в пору гроз:Встанет, скорбная, расцветаяБуйным проливнем новых роз!
1916
Страстной пяток*
Плачует Дева, Распента зря…Крвава заряЧует:Земнотряси гробы зияют зимны.Лепечут лепетно гимныВ сияньи могильных лысин.ВозвысилГлас, рая отвыкший, адов Адам:— Адонаи! Адонаи! —Гуляют,Трясясь могильно, старцы,Отцы и деды;ВселяютУжас и радость ходильцы прохожим.Зрите, пророки:ОкиДевы без бури —Синее кобольта и берлинской лазури!Сине сползло на щеки,Синеет пречистый рот!..НародЛюбимый,Разве в разбега зигзагНе чтется могиле могила?ХлесткоРванулась завесь святая…Молила,Распента зря, жесткоЖестоковыйных железных…Адонаи!В безднахОстановился вир синий.ПавлинийЛуч рассекают кометы,С петель сорвные!Деве сердце вонзло пронзилоКопье, и меч, и трость.Моли, да подаст Тебе силыТлени тенной Гость.О, как бьетсяГолубь сердный,Страж усердныйБожьей Мати!Вот склонилась,Вот скорбнилась,К бледну палуВот упала.А над Девьей млстивной главой,Как плаканный у мытаря золотой,Звезда восстала!
1917
Лейный лемур*
В покойце лейном летавит Лемур. Алеет Лейла, а Лей понур. «О, лейный сад! О, лейный сад!» Девий за́клик далече рад.
Зовешь ты, Лейла, все алей:«Обручь меня, о милый Лей. Возьми, летун! Пронзи, летунМогильник тлинный, живой ползун!»
Все близит, близит груди грудь,Зубий чешуи на грустную чудь, Змеей зверит, Горей горитВ зрачке перлиный Маргарит…
Кровей пятнит кабаний клык…О, отрочий, буявый зык! — О, бледний птич! О, падь опличь! —Плачует доле девий клич!
1917
III. Чужая поэма*
Чужая поэма
Посвящается
В. А. Ш<иллшг>
и
С. Ю. С<удейкину>
1
В осеннем сне то слово прозвучало:«Луна взошла, а донны Анны нет!»Сулишь ты мне конец или начало,Далекий и таинственный привет?Я долго ждал, я ждал так много лет,Чтоб предо мной мелькнула беглой тенью,Как на воде, меж веток бледный свет,Как отзвук заблудившемуся пенью, —И предан вновь любви и странному волненью.
2
Заплаканна, прекрасна и желанна,Я думал, сквозь трепещущий туман,Что встретится со мною донна Анна,Которой уж не снится дон Жуан.Разрушен небом дерзостный обман,Рассеян дым, пронзительный и серный,И командору мир навеки дан…Лишь вы поводите глазами серны,А я у ваших ног, изменчивый и верный.
3
Как призрачно те сны осуществились!И осень русская, почти зима,И небо белое… Вы появилисьВерхом (стоят по-прежнему дома).О, донна Анна, ты бледна сама,Не только я от этой встречи бледен.На длинном платье странно бахромаЗапомнилась… Как наш рассудок беден!А в сердце голос пел, так ярок и победен.
4
О, сердце, может, лучше не мечтать бы!Испания и Моцарт — «Фигаро»!Безумный день великолепной свадьбы,Огни горят, зажженные пестро.Мне арлекина острое пероСудьба, смеясь, сама в тот день вручилаИ наново раскинула Таро.Какая-то таинственная силаМеня тогда вела, любила и учила.
5
Ведь сам я создал негров и испанцев,Для вас разлил волшебство звездных сфер,Для ваших огненных и быстрых танцевСияет роскошь гроздьевых шпалер.Моих… моих! напрасно кавалерВам руку жмет, но вы глядите странно.Я узнаю по томности манер:Я — Фигаро, а вы… вы — донна Анна.Нет, дон Жуана нет, и не придет Сузанна!
6
Скорей, скорей! какой румяный холод!Как звонко купола в Кремле горят!Кто так любил, как я, и кто был молод,Тот может вспомнить и Охотный ряд.Какой-то русский, тепло-сонный ядРоднит меня с душою старовера.Вот коридор, лампадка… где-то спят…Целуют… вздох… угар клубится серо…За занавеской там… она — моя Венера.
7
Вы беглая… наутро вы бежали(Господь, Господь, Тебе ее не жаль?),Так жалостно лицо свое прижалиК решетке итальянской, глядя вдаль.Одна слеза, как тяжкая печаль,Тяжелая, свинцово с век скатилась.Была ль заря на небе, не была ль,Не знала ты и не оборотилась…Душой и взором ты в Успенский храм стремилась.
8
И черный плат так плотно сжал те плечи,Так неподвижно взор свой возвелаНа Благовещенья святые свечи,Как будто двинуться ты не могла.И золотая, кованая мглаТебя взяла, благая, в обрамленье.Твоих ресниц тяжелая иглаЛегла туда в умильном удивленьи.И трое скованы в мерцающем томленьи.
9
Еще обрызгана златистой пылью(О солнце зимнее, играй, играй!),Пришла ко мне, и сказка стала былью,И растворил врата мне русский рай.Благословен родимый, снежный крайИ розаны на чайнике пузатом!Дыши во сне и сладко умирай!Пусть млеет в теле милом каждый атом!И ты в тот русский рай была моим вожатым.
10
А помнишь час? мы оба замолчали.Твой взор смеялся, темен и широк:«Не надо, друг, не вспоминай печали!»Рукой меня толкнула нежно в бок.Над нами реял нежный голубок,Два сердца нес, сердца те — две лампадки.И свет из них так тепел и глубок,И дни под ними — медленны и сладки, —И понял я намек пленительной загадки.
11
В моем краю вы все-таки чужая,И все ж нельзя России быть родней,Я думаю, что, даже уезжаяНа родину, вы вспомните о ней.В страну грядущих непочатых днейНесете вы культуру, что от векаБожественна, и слаще, и вольнейЯ вижу будущего человека.
12