Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Поделили? – Бабка недоумённо вздёрнула брови. – В каком смысле… ах, впрочем, да, понятно. Я и не сообразила сразу, что тебе в твои шесть лет понятие «единокровная» может быть просто незнакомо.
Поскольку внучка продолжала молчать, выжидательно глядя на неё, старухе пришлось продолжить.
– Нет, папа с мамой не делили вас… У Дины есть другая мама. Собственно, жена твоего отца. Он был женат на ней тогда… женат и сейчас. Динина мама живёт с нами. И тебе придётся принять это как данность.
– Если она – жена папы, – выговорила дрожащими губами Вера, – то моя мама ему была кто?
Бабушка нахмурилась. Это был очень деликатный вопрос, ответ на который невозможно было так, в момент, сформулировать.
– Ну… – Она пожевала губами, но так и не нашлась что ответить. – Со временем ты всё узнаешь, всё поймёшь. Пока что я не готова обсуждать с тобой эту тему. И отцу, кстати, советую таких вопросов тоже не задавать.
Верочка притихла, потрясённая известием о том, что у неё, оказывается, теперь будет мачеха. Ну, а кто же ещё? Жена её папы – значит, мачеха и есть… В голове почему-то сразу возник сюжет из фильма «Морозко»: жили-были старик со старухой, и было у них две дочки – Настенька старикова, Марфушка старухина. Неужели же мачеха будет относиться к ней, как сказочная сварливая старуха относилась к Настеньке, а папа будет только опасливо прикрывать рот ладошкой: «Молчу, молчу»?
Впору было снова зареветь, но бабка продолжила ободряющим тоном:
– Тебе у нас понравится! Вы подружитесь с Диной, а осенью пойдёшь в школу, появятся новые друзья, увлечения…
Может, и правда – не так страшно всё обернётся, вздохнув, подумала Верочка. Папа – она почему-то уверилась в этом – будет ей помогать и поддерживать. Мачеха, вполне вероятно, окажется приличной тётенькой. Да и сестра… Она никогда даже не мечтала о сестре. Вдруг они и впрямь станут хорошими подругами?..
Сестра оказалась препротивной, белобрысой и долговязой девицей. С нескрываемой враждебностью и даже некоторой брезгливостью она рассматривала Веру, стоя в прихожей, пока та высвобождалась из душного плена старенького пальто, шапки и валенок.
– Какая ты чёрная! – воскликнула сестра насмешливо, имея в виду Верины глаза и волосы, а также смуглую кожу. – Ты что, с цыганами в таборе жила?
– Прикуси-ка язычок, – посоветовала ей бабушка миролюбиво, принимая из рук Верочки верхнюю одежду.
Но Вера, получившая превосходное дворовое образование, и сама никогда не лезла за словом в карман.
– Не с цыганами, – отозвалась она гордо. – Я похожа на маму. Она у меня – самая красивая во всём нашем городе и даже во всей вашей дурацкой Москве!
При этих словах у Дининой мамы – она была тут же, в прихожей, – ощутимо испортилось настроение, и она выразительно посмотрела на мужчину, который стоял рядом с ней. Вера догадывалась, что этот мужчина и есть её отец, но робела взглянуть ему в лицо. А вот смотреть на противную Динку и даже на высокомерную мачеху, которую про себя она тут же окрестила Снежной королевой, было совсем не страшно.
– Проходи в комнату, деточка. – Бабка легонько подтолкнула её в спину, по направлению к гостиной.
– А может быть, ребёнка сначала стоит… помыть? – с холодным презрением предложила мачеха. – Мало ли, какие условия были там, в этом бараке. Вдруг у неё вши?
Это было ужасно несправедливо и так обидно слышать, что у Верочки навернулись слёзы на глаза, однако она быстро справилась с собой и выкрикнула:
– Ни в каком бараке я не жила! Ты сама, наверное, вшивая! И блохастая вдобавок!
Женщина ядовито рассмеялась.
– Прелестную внучку вы заимели себе, Римма Витальевна, – обращаясь к бабке, произнесла она, изо всех сил скрывая охватившее её бешенство и подчёркнуто игнорируя Веру. – Удачи вам в её воспитании. Лично я участвовать в этом спектакле не намерена… И вообще, мне пора одеваться. Милый, ты бы тоже поторопился…
С этими словами Снежная королева гордо удалилась в спальню.
– Ты довольна? – в ярости выдохнул в лицо старухе Верин отец. – Упиваешься своей святостью, мама? А как остальным с этим жить – плевать, да? «Ах, какая я благородная и милосердная, приютила сиротку…»
– Она не сиротка, – резко и зло осадила его старуха. – У неё есть живой отец, которому пора бы, наконец, научиться брать на себя ответственность за собственные ошибки. И прекрати истерику сейчас же. Или ты в самом деле настолько опустился, что готов отправить собственного ребёнка в детский дом?
Он ничего не ответил, лишь бессильно махнул рукой и последовал за женой в спальню, обернувшись мельком на Дину и бросив ей:
– Ты тоже собирайся, через час выезжаем.
На протяжении всей этой сцены Вера стояла, вжав голову в плечи, и боялась поднять глаза. Папа не любит её, стучало в висках, она ему не нужна, он недоволен тем, что её привезли…
На её плечо легла тонкая, но властная рука бабушки.
– Не расстраивайся, – ободряюще проговорила старуха. – Все немного взволнованы твоим – таким внезапным – появлением. Они привыкнут. Здесь никто тебе не враг. Отныне это твой дом. Запомни это!
О нет, этот дом на Сретенке, в Рыбниковом переулке, далеко не сразу стал для неё своим. Проходили долгие дни, недели и месяцы, а ледяная стылость в Вериной груди всё никак не начинала оттаивать. Нет, сами правила новой игры она приняла довольно быстро – с этим проблем практически не возникало, и девочка легко вписалась в образ жизни почтенного московского семейства. Но это были всего лишь внешние факторы. Внутренне Верочка оставалась всё той же малышкой, которая больше всего на свете любит только двоих людей: маму и Ромку. Тех двоих, которые её так безжалостно оставили…
В тот самый злополучный день, когда Верочка впервые возникла на пороге дома Громовых, её отец с мачехой и сестрой собирались в гости к друзьям. И немудрено – был канун Нового года, и если у самой Веры мысль о празднике совершенно вылетела из головы, то её новоприобретённая родня не собиралась отказываться от традиционного новогоднего застолья с друзьями.
Бабушка осталась дома, собираясь посвятить весь вечер так внезапно возникшей в её жизни младшей внучке. Верочке вообще показалось, что старуха робеет перед ней, малышкой, несмотря на напускную строгость, словно постоянно терзается каким-то тайным чувством вины…
Признаться, когда домочадцы удалились, и Вера, и бабка вздохнули с явным облегчением, заметно расслабившись.
– Ну-ка, марш в ванную комнату! – скомандовала старуха добродушно. – Новый год полагается встречать чистыми.
В этой её фразе не было и намёка на ту обидную брезгливость, которая явственно звучала в голосе мачехи, тоже предлагавшей Вере сначала помыться, – поэтому девочка с радостью побежала купаться, тем более что воду она обожала во всех проявлениях. В их коммуналке тоже имелась ванна – колченогая, страшенная, проржавевшая, но даже там было невыразимым счастьем плескаться, напустив в воду шампуня, чтобы образовалась пена. Мама, правда, страшно ругалась на неё за подобное транжирство – достать хорошее средство для мытья волос было сложно, вечный дефицит, но Вера не могла удержаться.
Эта ванна, конечно, была не чета их коммунальной. На полочках горделиво высились всевозможные косметические средства: шампуни, крема, одеколоны, зубная паста, мыло… Пахло в ванной комнате острой свежестью стирального порошка, а также ароматами зелёного яблока и хвои. От обилия шампуней самых разных мастей у Веры закружилась голова. Здесь были и «Селена» изумрудного цвета в белых ёмкостях, и золотистый «Липовый цвет», и куча безымянных пластмассовых бутылок, которые считались в Верочкином дворе лучшими в мире «брызгалками»! А также детские шампуни – синий флакон «Игрушка» с глазами и красным клювом, жёлто-красный «Кря-кря» для малышей, «Дюймовочка» с изображением сказочной андерсеновской девочки на бутылке… Однако, несмотря на такое изобилие, напускать пены в воду она не стала – постеснялась.
Обычно мыть голову ей помогала мама – не так-то легко было тщательно промыть длинные густые волосы. Но признаться в этом полузнакомой старухе казалось немыслимо стыдным делом, поэтому девочка кое-как выкупалась сама. Бабушка заблаговременно принесла ей свежее полотенце и какую-то одежду, Вера особо не всматривалась. Правда, уже натянув на себя шерстяной домашний костюмчик, она сообразила, что вещи не новые. Чистые, отстиранные и отутюженные, но… уже ношеные. Нет, у Веры вовсе не было предубеждений против одежды, которую до неё уже кто-то носил. Мама перешивала ей свои старые платья и юбки, и получались прекрасные наряды. К тому же зимнюю одежду они обычно покупали себе в комиссионке. Но всё же мысль о том, что она сейчас должна надеть костюм, который прежде носила её новоиспечённая противная белобрысая сестрица, была неприятна Вере.
- Вера Штольц. Звезда экрана - Владислав Картавцев - Русская современная проза
- Наедине с собой (сборник) - Юрий Горюнов - Русская современная проза
- Парус (сборник) - Владимир Шапко - Русская современная проза