Читать интересную книгу Вьетнамская жар-птица - Юлия Монакова

В этой квартире никогда не бывает тихо, даже если наступает ночь: громогласный храп дяди Сени, принявшего на грудь; возмущённое отрывистое помявкивание кошки Дуни, гоняющей мышей в темноте кухни; еле слышное бормотание транзисторного приёмника из каморки Якова Моисеевича (пенсионер не засыпает без сводки новостей или какого-нибудь радиоспектакля); шарканье Варвариных растоптанных шлёпанцев по коридору по направлению к туалету; визг несмазанных дверных петель – Ромка выскальзывает из Вериной комнаты, и так невозможно засиделся, а ведь завтра с утра в школу… Скрипы, шорохи и вздохи большой квартиры, бурная жизнь проржавевших канализационных труб, утробное рокотание холодильника «ЗИЛ»… Хитроватая прижимистая Танька не пользуется общим холодильником, у неё свой в комнате – маленький и компактный, но распахнуть дверцу соседского и быстрым взором окинуть полки на предмет «у кого шо сегодня на ужин» – святое дело!

В своих сновидениях Вера явственно различала звуки и запахи – а наяву, как ни старалась, не могла их удержать. Они неумолимо бледнели с годами, угрожая в конце концов бесследно исчезнуть…

1986 год

Хохлушка Танька перманентно находилась в поисках жениха, под потенциальную категорию которого подпадала всякая особь мужского пола моложе шестидесяти лет. От старика Якова Моисеевича, по Танькиным словам, было уже нема проку, поэтому среди жильцов их квартиры главным (и, признаться, единственным) кандидатом долго считался дядя Сеня, почтенный вдовец с золотыми руками. Жаль только, что шибко поддающий, вздыхала эта знойная женщина – мечта поэта. Однако дядя Сеня не спешил пасть под властью Танькиных чар, поскольку нарезал кренделя вокруг Верочкиной мамы. Танька злилась, не понимая, чем она хуже этой шльондры, ну разве что у Нинки цицьки краще. Чтобы завоевать любовь дяди Сени, в ход шла тяжёлая артиллерия: соседка угощала вдовца собственноручно приготовленным салом. О, что это было за сало! С чесночком и с душистым перцем, положенное на кусок свежайшего чёрного хлеба, – песня, симфония!.. Дядя Сеня охотно принимал гостинцы хлебосольной соседки – сало замечательно шло под «беленькую», однако путь к его сердцу, вероятно, лежал всё же через какой-то иной орган, нежели желудок. Спустя пару лет изнурительной осады противника Танька сдалась и махнула рукой, переключив своё внимание на более перспективные объекты.

Впрочем, с Верочкиной мамой Танька открыто не враждовала – в их коммунальной квартире была другая особа, которую эта бойкая на язык одесситка не переваривала категорически, а именно – старая девица, рыжая библиотекарша Варвара. Вот с кем Танька вела лютую непрерывную войну! Вот кому с упоением закатывала живописные истерики («Зашейте вашей кошке жопу, чтоб она не срала мне под дверь! Шо? Не ваша кошка нагадила?! Кто-то имеет держать меня за дуру?» или: «Вам скучно? Сэй момэнт – щас сделаю скандал, и будет весело!»).

Работала Танька в киоске «Союзпечать» на центральной площади, так что все люди города, так или иначе, шли через неё. Она всё про всех знала, со всеми водила если не дружбу, то хотя бы приятельские отношения и всегда была в курсе, кто женился, а кто развёлся.

Каждые выходные эта целеустремлённая хохлушка садилась в электричку и направлялась в столицу – «в Москву! В Москву!», влекомая всё той же идеей фикс – найти себе спутника жизни, пристойниго чоловика. Искала в самых рыбных местах – в ГУМе, ЦУМе, даже в Третьяковке. На её приманку (льняная тугая коса, ясные синие очи, прелестная сбитая фигурка с аппетитной попочкой) клевали не только командировочные, но даже пару раз и коренные москвичи. Впрочем, долгого романа у Таньки ни разу не вышло… Мотаться каждые выходные на пригородных электричках – занятие утомительное, да и недостойное приличной дамы. А приезжать к ней в городок столичные ухажёры почему-то не спешили, да и предлагать руку и сердце (вкупе с московской пропиской) тоже не торопились.

Вера так никогда и не узнала, что однажды была замечена соседкой Танькой на ВДНХ.

Прошло полгода с момента переезда девочки в Москву, и она уже не плакала каждый день, как в первые месяцы. Немного попривыкла и к строгой бабушке, и к высокомерной старшей сестрице, и к красивому отчуждённому мужчине – собственному отцу, и даже к Снежной королеве, как она прозвала её про себя, – то есть к мачехе. Вот только по Ромке продолжала тосковать так же отчаянно, взахлёб… А он всё не приезжал и не приезжал. Вера писала ему письма корявыми печатными буквами, и бабушка твёрдой рукой лично выводила имя адресата на конверте. Но откуда же глупая девчонка-дошкольница могла знать, что бабка специально указывает неверный почтовый адрес? Она не умела читать «по-письменному» и всякий раз, опуская конверт в щель синего ящика у Главпочтамта на Кирова, надеялась, что Ромка вот-вот за ней явится.

А Ромка, в свою очередь, страдал от того, что не мог дозвониться до Верочки. Дядя Сеня клялся и божился, что номер телефона из записной книжки покойной Нины – самый что ни на есть настоящий, «взаправдашний»: ведь дозвонился он самолично в декабре московской родне девочки, чтобы сообщить трагическую весть, и бабка сразу же приехала за внучкой!..

Ромка тратил всю мелочь на звонки в Москву. Пару раз – тайком – набирал заветный номер в школе, из учительской, воровато подстерегая момент, когда там будет абсолютно пусто. «Позовите, пожалуйста, Веру!» – выпаливал он умоляюще, стискивая трубку до того, что белели пальцы. Но равнодушный женский голос неизменно отвечал ему: «Вы ошиблись, молодой человек, никакая Вера здесь не проживает и никогда не проживала. И перестаньте, в конце концов, нам названивать, это уже какое-то хулиганство!»

За полгода Ромка четырежды удирал в Москву. Адреса Верочки он не знал, как не знал и фамилии членов её новой семьи. Он просто приезжал и бесцельно бродил по улицам города, даже примерно не догадываясь, где искать свою подружку, и надеясь на чудесную случайную встречу. Когда совершал свой московский рейд во второй раз, догадался прихватить из дома фотографию: они с Верой на демонстрации в честь Первомая. Оба нарядные, она с красными бантами и букетом цветов, он – с флажком, позади них воздушные шары, транспаранты, улыбки… Подбегал с фоткой к наиболее добродушным с виду прохожим и спрашивал: «Простите, вам не встречалась вот эта девочка?» – «А кто она тебе, сынок?» – «Сестрёнка…» – «И давно пропала?» – «В Новый год…» Люди ахали, охали, спрашивали, ищет ли его сестру милиция, сочувствовали… но никто из них так и не смог ему помочь.

И кто бы мог подумать, что не он сам (после всех его упорных поисков, месяцев ожидания, тоски и угасающей надежды), а какая-то дурища Танька в конце концов увидит Верочку на Всесоюзной выставке достижений народного хозяйства! И, самое ужасное, что эта клуша, занятая очередным кавалером, даже не догадается ПОДОЙТИ к девочке и передать от него привет!

– Шо ты разоряешься без копейки денег! – с досадой отмахивалась потом Танька в ответ на его жадные расспросы: как выглядела Верочка, во что была одета, что делала, с каким выражением лица. – Платьишко на ней красивое, сама чистенька така, шовковий бант в волосах… Бабка с нею была и другая дивчинка, эскимо йили… Да шо ты мене драму делаешь, вот пристал!

– Дебилка, – побелев от злости, еле слышно буркнул мальчик себе под нос и тут же бросился в комнату, боясь, что разревётся сейчас с досады, как маленький.

Надо ли говорить, что во все свои последующие вылазки в Москву Ромка целенаправленно ехал на ВДНХ?! Он исследовал там вдоль и поперёк каждый павильон, каждый закоулок, заглядывал в лицо всех встречных девчонок. Но Верочку – увы! – он там так никогда и не встретил…

Когда они уже въезжали в Москву, бабушка, наконец, решила нарушить тягостное молчание, которое повисло в салоне автомобиля. Может быть, она не хотела мешать Верочке вдоволь выплакаться, а может, специально задумала приберечь свои инструкции напоследок – чтобы они получше закрепились у глупой девчонки в памяти.

– Хочу тебя сразу предупредить, – сказала она почти торжественным тоном, – помимо папы, у тебя есть ещё и единокровная сестра. Её зовут Дина, и она на два года тебя старше.

Вера ошеломлённо уставилась на старуху. Сестра? Как же это может быть? Мама ей ничего не рассказывала… Впрочем, и про то, что её отец жив, до недавнего времени девочка тоже не подозревала. Она вообще ничегошеньки не знала о мамином прошлом…

– А что, – осторожно подбирая слова, спросила Вера нерешительно, – когда мама с папой разошлись, они нас с сестрой… поделили?

– Поделили? – Бабка недоумённо вздёрнула брови. – В каком смысле… ах, впрочем, да, понятно. Я и не сообразила сразу, что тебе в твои шесть лет понятие «единокровная» может быть просто незнакомо.