Читать интересную книгу Пелопоннесская война - Дональд Каган

Афин как на западе, так и на востоке. Однако, кроме Фурий, афиняне не искали ни земель, ни союзников в годы между Тридцатилетним миром и кризисом, приведшим к Пелопоннесской войне, так что подтверждением этой теории должны быть сами Фурии. Но и в этом случае афиняне были лишь одним из десяти народов, населявших город, а с учетом того, что самую многочисленную группу составляли пелопоннесцы, Афины не могли надеяться получить над ним власть. Более того, ранняя история Фурий показывает, что Афины никогда не собирались их контролировать. Как только Фурии были основаны, они вступили в войну с одной из немногих колоний Спарты, Тарентом. Фурии проиграли, и триумфаторы установили в Олимпии победный трофей и надпись, которую могли видеть все собравшиеся греки: «Тарентинцы поднесли Зевсу Олимпийскому десятую часть добычи, которую они отняли у фурийцев». Если бы афиняне хотели, чтобы Фурии стали центром афинской державы на западе, они должны были бы принять какие-то меры для их защиты, но они ничего не сделали, позволив спартанской колонии щеголять своим триумфом в самом людном месте Греции.

Спустя десятилетие, в разгар кризиса, повлекшего за собой войну, в Фуриях возник спор о том, чьей колонией они являются. Жрецы в Дельфах решили этот вопрос, объявив, что ее основателем был Аполлон, и тем самым подтвердили ее панэллинский статус. Несмотря на опровержение связи с Афинами, те снова ничего не предприняли, даже учитывая, что дельфийский Аполлон был дружелюбен к Спарте и колония могла принести пользу спартанцам в случае войны. Афиняне явно рассматривали Фурии как панэллинскую колонию и последовательно обращались с ней как с таковой.

Афиняне могли просто отказаться принимать участие в создании Фурий. Такое бездействие не привлекло бы особого внимания, но, наметив проект панэллинской колонии и расположив ее за пределами сферы влияния Афин, Перикл и афиняне могли послать дипломатический сигнал. Фурии стали бы вещественным доказательством того, что Афины, отказавшиеся от возможности основать собственную колонию, не имели имперских амбиций на западе и проводили политику мирного панэллинизма.

САМОССКОЕ ВОССТАНИЕ

Летом 440 г. до н. э. между Самосом и Милетом вспыхнула война за контроль над расположенным между ними городом Приеной (карта 6). Остров Самос был автономным, являлся одним из основателей Делосского союза и был самым могущественным из трех союзников, которые не вносили плату в казну и имели собственный флот. Милет также был одним из первых членов союза, но он дважды восставал, за что его подчинили, лишили флота, вынудили платить дань и принять демократический строй. Когда милетцы обратились за помощью, афиняне не могли остаться в стороне и позволить могущественному члену союза навязать свою волю беззащитному. Самосцы, однако, отказались от третейского суда со стороны афинян, которые, в свою очередь, не могли проигнорировать этот вызов их лидерству и авторитету. Перикл сам повел флот против Самоса, заменил правившую там олигархию демократическим правительством, стребовал внушительную компенсацию убытков, взял заложников как гарант хорошего поведения и оставил афинский гарнизон для охраны острова.

В ответ самосские лидеры перешли от неповиновения к перевороту, уговорив Писсуфна, персидского сатрапа в Малой Азии, помочь им в борьбе с Афинами. Он позволил им собрать армию наемников на своей территории и вызволил заложников с острова, где их держали афиняне, тем самым развязав мятежникам руки. Они разгромили демократическое правительство и отправили захваченный гарнизон и других афинских служащих к персидскому сатрапу.

После вестей о мятеже вспыхнуло восстание в Византии, важном городе, расположенном в ключевой точке афинского маршрута для подвоза зерна к Черному морю. Митилена, главный город острова Лесбос и еще один автономный союзник с флотом, ждала только спартанской поддержки, чтобы присоединиться к мятежникам. Два фактора, которые позже принесут поражение Афинам в великой Пелопоннесской войне, теперь были налицо: раздор в державе и вмешательство Персии. Однако без участия спартанцев восстание было бы подавлено, а персы бы отступили. В свою очередь, на решение Спарты о том, участвовать ли в войне, наверняка повлиял Коринф, поскольку в случае войны с Афинами коринфяне были бы самым принципиальным союзником, который располагал флотом.

Реакция Спарты должна была стать оселком и для мирного договора, и для афинской политики после его заключения. Если бы эта политика, особенно на западе, показалась Спарте и Коринфу агрессивной и притязательной, то теперь было самое время напасть на Афины, пока их морские силы были заняты в других местах. Спартанцы созвали собрание Пелопоннесского союза, тем самым доказав, по крайней мере, что серьезно смотрят на дело. Позже коринфяне заявили Афинам, что вмешались в решение вопроса, сказав: «…мы не голосовали против вас после отпадения Самоса, когда мнения прочих пелопоннесцев разделились» (I.40.5). Было решено не нападать на Афины, которые могли подавить восстание самосцев и предотвратить всеобщий мятеж, поддержанный Персией, за которым последовала бы война, способная уничтожить Афинскую державу.

Почему коринфяне, чья ненависть к Афинам длилась два десятилетия, коринфяне, которые больше других будут призывать к войне в период финального кризиса, вмешались, чтобы сохранить мир в 440 г. до н. э.? Наиболее правдоподобное объяснение заключается в том, что они поняли сигнал, поданный афинскими действиями в Фуриях, и, вероятно, были достаточно успокоены созданием панэллинской колонии и последующей сдержанностью Афин. Завершение самосского кризиса послужило укреплению перспектив мира. После заключения соглашения 446–445 гг. до н. э. обе стороны проявили самообладание и отказались от поиска выгод, которые могли бы поставить договор под угрозу. Взгляд на будущее был позитивным, когда стычка, возникшая в Эпидамне, создала новые и неожиданные проблемы.

ГЛАВА 2

ССОРА В ДАЛЕКОЙ СТРАНЕ

(436–433 ГГ. ДО Н.Э.)

ЭПИДАМН

«Есть по правую руку при входе в Ионический залив город Эпидамн. В соседней области живут тавлантии – варвары иллирийского племени» (I.24.1; карта 7). Фукидид начинает свое повествование о событиях, которые привели к войне, с этого разъяснения, поскольку мало кто из его соотечественников-греков мог знать, где находится Эпидамн или хоть что-нибудь еще о нем. В 436 г. до н. э. гражданская война привела к изгнанию из Эпидамна партии аристократов, после чего те объединились с соседними племенами иллирийцев, которые не были греками, и напали на родной город. Находясь в осаде, демократы Эпидамна послали за помощью в Керкиру, так как именно керкиряне основали Эпидамн, а Керкира была первоначально основана коринфянами. Керкиряне, проводившие политику изоляции от братства коринфских колонистов, а также от других союзов, отказались. Тогда эпидамнские демократы обратились к Коринфу с предложением стать коринфской колонией в обмен на помощь. По обычаю, Коринф предоставил Эпидамну основателя, когда этот город был основан дочерним городом Коринфа, Керкирой. Но отношения между Коринфом и Керкирой были чрезвычайно плохими. Эти два города веками конфликтовали и вели ряд войн, часто за контроль над какой-нибудь колонией, на которую оба претендовали.

Коринфяне тем не менее с энтузиазмом приняли приглашение Эпидамна, прекрасно понимая, что их участие будет раздражать керкирян и, возможно, даже приведет к войне. Они отправили большой гарнизон для усиления позиций демократов в городе, сопровождаемый множеством поселенцев для восстановленной колонии, и эти силы шли более трудным путем по суше «из опасения, как бы керкиряне не помешали им переправиться морем» (I.26.2). Исследователям не удалось найти осязаемую, практическую, материальную причину того, почему Коринф решил вступить в схватку, но Фукидид в своем объяснении исходит из другого: коринфяне действовали главным образом из ненависти к своей дерзновенной колонии. «Керкиряне на всенародных празднествах не предоставляли коринфянам установленных обычаем почестей и не давали ни одному коринфянину (как это было принято в прочих колониях) права первенства при жертвоприношениях» (I.25.4).

Несомненно, решение коринфян также было частью продолжающегося соперничества за спорные колонии – формы имперской конкуренции, знакомой европейским государствам конца XIX в. Уже давно было ясно, что многие европейские империи являлись невыгодными с материальной точки зрения, а практические причины, приводившиеся как основания для колонизации, были скорее отговорками, чем убедительными доводами. Настоящие мотивы часто были психологическими и иррациональными, а не экономическими и практическими, т. е. происходили из вопросов чести и престижа.

Так вышло и с коринфянами, которые были полны решимости выстроить сферу влияния на северо-западе греческих земель. Это привело их к конфликту с Керкирой, могущество которой росло, в то