Читать интересную книгу Откровение времени - Евгений Заровнятных

– Добро пожаловать! Гаспар де Люка к вашим услугам! Чем могу помочь? – Эмиль поднялся на крыльцо, представился, подал профессору записку от Рудольфа Фацекаса, добавил, что тысячу раз извиняется и будет бесконечно благодарен, если тот предоставит ему ночлег.

– О чём речь, конечно, проходите! – весело ответил профессор, протянув гостю жилистую, сухую и крепкую руку. – Рад познакомиться, Эмиль! С Францем и Рудольфом Фацекас с давних пор мы одна семья.

Из небольшой прихожей дверь вела в просторную светлую гостиную, обставленную со вкусом, без излишней помпезности. На стенах висели несколько портретов выдающихся личностей, среди которых были Сократ, Достоевский, король Генрих IV Наваррский, Герман Гессе, Исаак Ньютон и другие. Во всех работах прослеживался один и тот же уникальный авторский стиль. Подойдя поближе, Бланжек принялся рассматривать портрет Генриха IV: сквозь тонкий слой масляных красок проглядывала текстура холста, детально прописанное лицо казалось объёмным, одежда, украшенная своеобразными орнаментами, выглядела плоской. На фоне в шахматном порядке автор изобразил fleur de lys – геральдическую лилию, символ королевской власти во Франции. Симметрия, ритмичность линий рисунка в одежде перекликались с удивительной проникновенностью взгляда.

– Это работы Франца, – прокомментировал профессор, заметив заглядевшегося на портрет Эмиля.

– Очень впечатляет, прямо-таки некий синтез модерна и древнерусского искусства! Значит, отец Рудольфа художник?

– О да! Не просто художник, а большой мастер с мировым именем, теоретик искусства, писатель, публицист. Здесь вы видите одни из первых его работ: будучи молодым самоучкой, он раздаривал холсты своим друзьям, теперь же картины Франца уходят с молотка на аукционах по всему миру. С одной стороны, мне они дороги как память, с другой – как бестелесные обитатели моей гостиной. Поэтому продавать их я и не помышляю.

Бланжек остался разглядывать портреты, в то время как профессор отправился на кухню, чтобы позаботиться об ужине для своего гостя.

– Пройдёмте на террасу, Эмиль, посидим, побеседуем, – пригласил де Люка, вернувшись через несколько минут с подносом в руках. – Уже смеркается, должно быть, вы изрядно устали.

С террасы открывался прекрасный вид в сад; солнце уже зашло, оставив на западе, над горизонтом, побагровевший кусочек неба. Джентльмены уселись в кресла-качалки, Эмиль укрылся пледом – было уже довольно прохладно, – а закалённый учёный остался в одном лёгком халате.

– Я живу один, Эмиль, в прислуге я не нуждаюсь, питаюсь скромно, веду размеренный образ жизни исследователя: преподаю один раз в неделю и пишу философский труд под названием «Эсхатологическая тематика в немецкой графике эпохи Возрождения». В остальное время живу простой, умиротворённой человеческой жизнью: молюсь, созерцаю, читаю, слушаю музыку, совершаю длинные пешие прогулки с собакой, плаваю в озёрах.

– В целом довольно динамично, господин профессор. Всё же вы тратите достаточное количество энергии и при этом склонны к аскетизму?

– Зовите меня Гаспар, в стенах моего дома всяческие почести ни к чему. Видите ли, в чём дело, Эмиль, плотно питаться не свойственно человеческой природе. Вспомним доисторические времена: земледелие было развито слабо, скудный урожай строго делился между всеми членами общины, охота удавалась далеко не каждый раз. Похожая ситуация и среди крестьянства: разве была у крестьянской семьи возможность каждый день есть мясо? Свинью забивали раз в год – мяса и сала хватало на два-три месяца, остальные девять-десять месяцев жили и вовсе без мяса. Каждый кусок хлеба ценили, крошки со стола сметали не в мусорку, а в рот. Рыболовство возможно не в каждом уголке планеты, многие селения значительно удалены от любых водоёмов. Это сегодня с развитием промышленности у населения появилась возможность поедать сомнительную пищу в любых количествах. А породил такую возможность нынешний капиталистический строй – система, где царствуют жаждущие наживы люди; им нужно любой ценой загребать деньги в неограниченном количестве, как радже из известной индийской сказки про золотую антилопу. Человечество долго боролось с рабовладельческим строем, но сегодня поработители вернулись в новом обличье. Эксплуататорам нужно, чтобы мы на них работали, а если раба плохо кормить – он станет плохо работать. Производители, в свою очередь, заинтересованы увеличивать выпуск и снижать себестоимость продукции за счёт ухудшения её качества. Человек вынужден покупать и поглощать большое количество пищи, чтобы восполнить потраченную энергию. Ранний подъём под звон будильника, поспешные сборы, длинная дорога, угнетающий труд и в завершение дня – обратная дорога. Заходя в магазин, люди оставляют там свои деньги продуктовым монополистам, а придя домой, съедают купленное, чтобы завтра с новым зарядом энергии вновь предаться невольному труду. Люди сами виноваты, что дали поймать себя на удочку страстей, ведь носить дорогой костюм или купить новый автомобиль – это и есть те мирские ценности, за которыми все гонятся, позабыв о главном. Разрушая себя, человек трудится на благо поработителей-капиталистов. В то время как монах или йог, живущий в гармонии с миром, съедает пятьдесят граммов кореньев в день. Его дух настолько силён, что учит тело не растрачивать, а накапливать энергию. Но я не аскет и не вегетарианец, Эмиль, и из системы рабства и угнетения мне удалось выбраться, поэтому я потребляю ровно столько, сколько требуется для поддержания моей мозговой деятельности.

Бланжека заинтриговали высказывания профессора, ведь на практике он никогда не сталкивался ни с угнетением, ни с порабощением. В его родном Эйматштадте – этом милом средневековом городке – сохранились самые тёплые и дружественные отношения между людьми. А первое проявление бесчеловечной бюрократии встретилось ему сегодня в дирекции училища.

– Вы так говорите, Гаспар, словно любая организация – это бордель, а её сотрудники – проститутки.

– Конечно не любая, Эмиль, далеко не любая. Есть очень достойные предприятия с высочайшей культурой отношений, и в одном из таких мест мне довелось работать. Но есть и именно такие заведения, о которых вы говорите, где людей воспринимают как невольников и невольниц, а акционеры этих предприятий, соответственно, превращаются в сутенёров-насильников! И им неважно, кто ты: фрезеровщик или начальник цеха, то есть дешёвая или элитная проститутка, – имеют всех одинаково. Нет, это даже не бордель! Это невольничье кладбище! Несчастные люди лежат в гробах, заживо похороненные, и если они не разломают руками и ногами стенки гроба и не выберутся на свет – так и проведут остаток жизни, замурованные во тьме! Гладиаторы в Древнем Риме бились насмерть, чтобы завоевать свободу.

– Гаспар, но ведь получается, что человечество само себя довело до такого состояния. Если бы все жили, как индейцы, не стремясь к цивилизации, равномерно распределяясь по всей площади континента, не образуя мегаполисов, каждая семья, возделывая свой участок земли, – в мире царили бы равенство и свобода.

– Безусловно, многих бед тогда можно было бы избежать: и мировых войн, и загрязнения экологии, и капиталистического деспотизма, и рабовладельческого строя, и диктатуры, и национализма, и многого другого. Да и процессы глобализации, уничтожающие многообразие культур, не имели бы места. А что касается создания мегаполисов, то тут мы прекрасно знаем на примере Византии, что именно централизация и бюрократизация правительственного аппарата привели к падению великой империи. Но люди ведь легко поддаются искушению: одних влечёт власть, других – деньги, третьи жаждут хлеба и зрелищ; вот мы теперь и пожинаем плоды этих соблазнов, приведших к формированию современных политических, социальных и экономических систем. Вспомните одиннадцатый псалом: «Повсюду ходят нечестивые, когда ничтожные из сынов человеческих возвысились» [Пс.11:9]. Этим «нечестивым» мы и обязаны современным укладом жизни.

Профессор умолк, налил себе ещё одну чашечку травяного чая и, углубившись в кресло, стал покачиваться, глядя в небо. Серповидный месяц отражался в его сияющих глубоких глазах. Белые как снег, седые, коротко подстриженные волосы будто бы фосфоресцировали в вечерней атмосфере. На небе уже загорались звёзды, кругом стрекотали сверчки, в окнах соседних домов зажигался свет. Где-то топились печки: столбики дыма ровно поднимались вверх в неподвижном воздухе.

– Скажите, Гаспар, как завязалась ваша дружба с Францем? – спросил Эмиль, вспомнив понравившиеся ему портреты в гостиной.

– О, Франца я знаю столько же, сколько себя. Ещё до школы мы играли вместе в песочнице, а с первого класса и до выпускного проучились вместе, будучи лучшими друзьями. После окончания школы поступили в Буденштальский национальный технический университет, правда, на разные факультеты. На первом курсе судьба преподнесла мне чудесный подарок: я познакомился с прекрасной девушкой, которая позднее стала моей женой. Но вскоре моё счастье сменилось страшным горем: моя жена погибла, не успев оставить мне ни сына, ни дочери. Родителей к этому моменту уже не было в живых, братьев и сестёр у меня нет. И в этот трагический для меня момент рядом оказался только Франц. Его родители – прекрасные люди – предложили мне пожить у них. Я переехал. Больше года прожил я в семье Фацекасов. Они оказали мне колоссальную поддержку, вытащили из страшной депрессии. С тех пор Франц стал мне как брат, а его сын Рудольф – моим крёстным сыном.