То был всего лишь намек, всего лишь слабый отголосок его истинного потенциала, но и этого оказалось достаточно, чтобы наиболее сообразительные юнцы изменили свое отношение к одинокому звездному скитальцу.
– Сидящий в лодке рыбак снова почувствовал, что к нему приглядываются, хотя и крайне осторожно. Он знал, что на уме у молодежи. Им наскучила жизнь в изгнании на Окале, надоели бесконечные интригу и строгие запреты взрослых, а больше всего их тяготила собственная неспособность влиться в Единство разумов (ибо никто из беглых мятежников не прошел специальной подготовки, необходимой для операторов-наставников). Теперь, когда стало известно, что в Европе, в таинственной и притягательной Многоцветной Земле, воцарился хаос, наиболее честолюбивые представители второго поколения стали вынашивать планы завоевательных кампаний. Методичное, терпеливое зондирование планет в поисках родственного разума – все это было не по ним. Дети питали надежды на обретение могущества и Единства прямо здесь, на плиоценовой Земле. А самые самоуверенные вынашивали еще более грандиозные, поистине невообразимые планы.
На стрежне в лучах солнца сверкнула громадная рыба.
Рыбак достал из футляра удилище, открыл коробку с рыболовной снастью, проверил катушку, просветив механизм трансментальным взглядом, установил ее на удилище и принялся стравливать леску. Свое клееное бамбуковое удилище он сам любовно сработал более двадцати лет назад. Катушка тоже была самодельная. Лишь леска была изготовлена в том мире, который отстоял во времени от эстуария Сувонны эпохи плиоцена на шесть миллионов лет. Эта сбалансированная и неизнашиваемая, аккуратно армированная по всей длине леска, способная противостоять стальным челюстям тарпона, заканчивалась тонким поводком из плетеного волоса, рассчитанным на нагрузку всего лишь в 6,75 килограмма: такая оснастка придавала ловле дополнительный спортивный интерес, уравнивая шансы рыбака и рыбы. Поймать на спиннинг с таким волоском-паутинкой даже самое мелкое из этих величественных созданий (само собой, не прибегая ни к каким метапсихическим ухищрениям!) уже было величайшим достижением. Но в этом сезоне рыбак решил превзойти самого себя и достичь пределов совершенства. Он намеревался поймать какого-нибудь патриарха тарпоньего племени, сверкающего левиафана под четыре метра длиной и под триста килограммов весом. И вытащить такую рыбину он собирался при помощи самодельного бамбукового удилища и непрочной снасти.
«У меня получится», – сказал он сам себе, улыбаясь очаровательной кривой ухмылкой: один древний монстр собирался помериться силами с другим.
Рыболов снова почувствовал скользящий трансментальный взгляд детей.
Отгородив сознание от всех посторонних сигналов, Марк Ремилард поудобнее устроился на солнцепеке в своей лодке и стал поджидать добычу.
3
После полуночи, когда зашла луна, покров облаков над побережьем Бретани рассеялся, и в великолепным мартовском небе над Горией стали видны многочисленные падающие метеориты. Поддавшись легкомысленно-веселому настроению, Эйкен Драм распорядился погасить в городе огни, поднять с постели Мерси и привести ее к узкому парапету, окаймляющему самый высокий шпиль Стеклянного замка.
– Ах! – воскликнула Мерси, ступив под своды изумительно красивой ночи.
Западную часть небосклона прочерчивали дугообразные белые проблески, метеориты покрупнее оставляли за собой светящиеся серебристые шлейфы, время от времени небо пронизывали фосфоресцирующие оранжевые росчерки болидов. Все эти небесные частицы разлетались в стороны от некоего плотного центрального ядра и походили на спицы звездного колеса или на непрестанно раскрывающиеся лепестки звездной хризантемы. Пролетая над головами Эйкена и Мерси, метеориты исчезали за островом Бретон по ту сторону пролива. Некоторые из них угасали, падая в черные воды моря. Ночь полнилась тихими шелестящими звуками, словно кто-то перешептывался в межзвездном эфире.
– Все это – для тебя! – царственно провозгласил Эйкен Драм, обводя зрелище хозяйским жестом. – Это одно из моих самых скромных творений, но и оно достойно королевы тану!
Мерси, рассмеявшись, приблизилась к нему.
– Пока я еще не королева, мой светозарный хвастунишка, несмотря на все твои пылкие заверения. Но этот звездный дождь прелестен, хотя я ни на миг не поверила, что он твоих рук дело.
– Опять сомневаешься в моих способностях, женщина?
Невысокий мужчина в золотистом костюме, сплошь покрытом карманами, воздел руки. С небосклона с пугающим свистом прямо к его ладоням упала дюжина метеоритов и, объединившись, образовала корону из белых, мерцающих ослепительным светом огоньков. С торжествующей ухмылкой Эйкен Драм преподнес корону Мерси.
– Венчаю тебя королевой Многоцветной Земли!
– Обманщик! – воскликнула она. – Вот тебе за этот иллюзорный дар любви, лорд Луганн Эйкен Драм!
Мерси щелкнула пальцами, и звездная диадема развалилась, огни посыпались меж пальцев Эйкена, словно догоревшие угли сквозь каминную решетку. Но, увидев его вытянувшееся лицо. Мерси неожиданно улыбнулась ему в мерцающей тьме, и сердце Эйкена зашлось от хмельной радости.
– Но я и вправду люблю настоящие метеориты, так что очень рада, что мой милый мошенник пригласил меня полюбоваться ими.
Широко распахнув безумные глаза, Мерси поцеловала Эйкена долгим, страстным поцелуем и в тот момент, когда его ментальные щиты сдвинулись со своих мест и он остался беззащитным, провела психозондаж.
– Ты на самом деле любишь меня! – воскликнула она.
– Черта с два.
Эйкен принялся приводить в порядок защиту и восстанавливать самоконтроль, стараясь уйти от изучающего ментального взгляда Мерси, не причиняя ей боли. Его могучая метапсихическая сила, окрепшая за зимние месяцы, та сила, что вызывала у одной части уцелевших лордов тану восторженное подобострастие, а у другой – благоговейный страх, слабела перед Мерси-Розмар.
– Я не люблю тебя! – возмутился он. – Этого не требуется.
Мерси развеселилась.
– Ах, не требуется? Но ведь ты не отказался бы принять от меня сладостные дары, а, архиплут? И неважно как – по любви или нет… Тебя и сейчас снедает желание, признайся! Ну что же, раз так…
Трансментальный луч, терзавший плоть Эйкена, словно бы притупился, утратив свою остроту, и породил сладостное жжение, волной прокатившееся по его нервам, обдавшее пламенем сексуального восторга и повалившее его навзничь.
– Чародейка, – простонал распростертый на стеклянном полу башни Эйкен, запутавшийся в длинном, доходящем до самых пят пеньюаре Мерси. Опомнившись, он принялся хохотать, маскируя смехом свои чувства.