Читать интересную книгу На краю пропасти - Юрий Владимирович Харитонов

в его жизни зрелище. Что и говорить, ради такого случая Яр высунул бы голову как можно дальше за крепостную стену, но та была чересчур толстой, а бойница не в меру узка, не высунуться. Благо, что откос окна давал вполне приличный обзор местности, а каждая бойница дополняла часть угла обстрела другой, поэтому из северной башни, где сейчас им предстояло провести ночное дежурство, открывался неплохой панорамный вид. Это было удобно и для контроля за прилегающими территориями, и для обороны. Четыре башни вполне справлялись с защитой жилого периметра в сотни метров, обнесённого мощной крепостной стеной.

Сердце юноши сжалось в груди, а после быстро-быстро заколотилось от волнения, когда чуть дальше к северу он увидел луч света, скользнувший из-за тяжёлых туч, мрачно плывущих над землёй. Так вот ты какой… Парень никогда не видел светила. Он родился на два года позже Катастрофы и вырос под серым, озаряемым молниями небом, ничего, кроме тоски, в души людей не вселяющим. И он никогда не представлял, какое оно — солнце, хотя неоднократно слышал от старших о его невероятных возможностях. Оно и греет, и светит, и ласкает, и сжигает, и даёт жизнь всему сущему… Хотя если подумать, то и без его присутствия жизнь вокруг всё ещё не исчезла. Но дело не в этом. А в том, что луч, на мгновение скользнувший из-за туч и нарядивший в яркие цвета небольшой кусок земли, произвёл на юношу настолько неизгладимое впечатление, что даже голос старшего соратника не мог отвлечь Яра от раскрасившегося пейзажа.

— Слышь, парень, ты чего?

Когда тяжёлая ладонь друга мягко легла на плечо, Ярос вдруг осознал, что схватился за почти тысячелетний камень кромки окна с такой силой, что подушечки пальцев побелели. Он не мог понять, что его так взволновало в увиденном. Просто одиночество внезапно тяжёлым одеялом накрыло юношу. Матери он никогда не знал, отец ушёл два года назад на охоту, но так и не вернулся, оставив непохожего на всех Яроса совершенно одного. И, возможно, одиночество не ощущалось бы так тяжело, если бы не люди, невзлюбившие парня из-за его внешних особенностей. А исчезновение отца словно развязало им руки, дав возможность не скрывать своей брезгливости, отвращения, а иногда и ненависти. И этот единичный лучик был чем-то сродни ему, изгою, нелюбимому окружающими, и не было возможности избавиться от этих людей, вырваться из их негатива, опутавшего Яра словно паучьи сети, и уйти. «Словно луч, скованный тучами».

— Успокойся. Вон, Ивану тоже глянуть хочется.

Ярос отошёл, а Выдрёнков подсадил десятилетнего сына к окну, но, похоже, чудесное явление сошло на нет, так как Ванька разочарованно протянул:

— Ну, и где этот ваш знак свыше искать? На грядках нету… — похоже, он имел в виду картофельные грядки, что начинались сразу же за крепостной стеной и уже были убраны под зиму.

Палыч тоже выглянул в бойницу и быстро забормотал, успокаивая мальчишку:

— Прошло… Ну, ничего, какие твои годы? Увидишь ещё. И лучик, и солнце, и ясную погоду, когда не надо прятаться от дождя или снега. Ну а теперь шуруй домой, а то мамка твоя отругает меня потом.

— Ну, дядя Коля! — затянул пацан свою излюбленную песню. — Ну, можно ещё чуть-чуть с вами побыть? Тут так интересно. Да и сказку обещали. Я потом быстро-быстро до дома добегу. Правда-правда. Ну, дядь Коль!

— Хорошо! — неохотно сдался сорокалетний мужчина, поправляя свою тёплую шапку и сдвигая на лоб пацанёнка такую же. — Только чтобы, как стемнеет, прямо бегом-бегом!

— Да, дядь Коль! — запрыгал Ванька на месте.

— Тогда двигайся ближе к костру, начну рассказ, а то до темноты времени в обрез.

Ванька схватил у стены мешок, набитый соломой, и подтянул его ближе к чугунному широкому тазу, в котором, потрескивая, горел небольшой костерок, затем радостно уставился на Николая Павловича, который потянулся за вещьмешком.

Ярос, в свою очередь, вновь подошёл к бойнице и принялся разглядывать окружающий Юрьев серый мир. Картофельные грядки под самыми стенами, чуть дальше — пустая вырубка на краю леса и холмы, тут и там поросшие редкими лесками и тянущиеся к горизонту, где они сливались с таким же серым небом. Кое-где из-за вершин холмов выглядывали крыши разрушающихся от времени и непогоды деревенек. Покинутого города с этой стороны не заметно. Смотрящие пугающими зевами окон кирпичные и бетонные дома можно было заприметить с других башен Юрьева, но зато в этой — северной — было спокойней. В поле любую тварь видно издалека, не то что в подступивших очень близко брошенных домах. Благо старый город отделялся от крепости высокой насыпью, под которой ещё столетия назад люди прорыли себе разветвлённую сеть коридоров и кладовых, где сейчас и обитала бо́льшая часть населения. Стены же высотой около четырёх метров и возрастом почти восемь веков оберегали выживших от опасных тварей, иногда совершавших набеги на Юрьев. Внутри города, кроме нескольких хорошо сохранившихся храмов, обитатели ещё во времена Великой Смуты, когда также боролись за жизнь и ресурсы с себе подобными, возвели много различных построек. И теперь около тысячи человек могли спокойно сосуществовать бок о бок, подсоблять друг другу, растить детей и обороняться совместными усилиями от тварей и людей, дерзнувших покуситься на столь лакомый кусочек, как бывший Михайло-Архангельский мужской монастырь, обнесённый толстыми стенами и заложенный ещё в Средние века при Юрии Долгоруком.

Ярос поставил рядом длинный тугой лук. Такую редкость, как огнестрельное оружие, доверяли в дозоре только самому старшему и опытному человеку, но это юношу совершенно не беспокоило. За долгие годы тренировок лук, сделанный по музейным образцам, стал продолжением руки, а стрелы в девяти случаях из десяти — смертью для любого существа, четвероногого или двуногого, без разницы.

Также арсенал стрельца дополнялся коротким копьём со стальным наконечником и массивным ножом, которые производили ещё до Катастрофы. И нож, и АКСУ Палыча были на строгом учёте у начальника стрельцов — так себе название, но оно вполне отражало суть их работы, глубоко уходя корнями в историю, когда мужчины вроде них отбивали нападения кочевников. И краеведческий музей, который до Трындеца находился на территории монастыря, дал название стрельцам, предоставил образцы копий и луков со стрелами.

* * *

— Дядь Коль, — попросил Ванька, когда Палыч поудобнее устроился у старой бочки, в которой горел костёр, — а давайте сегодня про оборотня!

Яр непроизвольно вздрогнул, а Николай Павлович, украдкой взглянув на юношу и его реакцию, тихо сказал:

—