подняв облако пыли. Он взревел как бык, хотел вскочить. Не тут-то было! Василий уже закрутил ему руку за спину.
– Мирон, Мирон! Успокойся! Перестань бузить, и жену хватит обижать! – восклицал Максим Иванович.
– Дядя Максим, скажи своему сыну, чтобы отпустил меня! – вопил Мирон, изрыгая матюги и пытаясь вырваться.
– Вот ты опять напился, опять жену бьёшь. Не по-людски так поступать, не по- христиански! – увещевал соседа Максим Иванович. – Грех это! Сегодня воскресенье, мы вот на церковной службе были, благодати сподобились. А ты и храм не посетил, и пьянствуешь, и жену обижаешь. Ох, как нехорошо.
Буйный сосед не мог вскочить и сбросить Василия, хватка у того оказалась железной. Он продолжал препираться, пока в переулок не зашли двое мужиков – пожилой и молодой. Судя по рыжеватым волосам на голове и крупным чертам лиц – родственники дебошира. Действительно, это оказались его отец и младший брат. Отец резко поговорил со старшим сыном. После чего Вася отпустил того. Родственники подхватили под руки дебошира и повели его домой. Тот только мотал головой, слушая суровую речь отца.
– Миша, тебя в армии таким приёмам научили? – Артём восхищённо глядел на брата.
– Да, там учили нас рукопашному бою хорошо, – ответил мнимый брат.
Не расскажешь ведь, что он в своём мире занимался в секции вольной борьбы, кандидат в мастера спорта.
– Научи меня так бороться! – попросил брат.
– Ладно, поучу.
– Только взаправду, а то обещал, когда сразу вернулся с фронта, да не собрался.
Глава 10. Патриций Герасим Иванович
Придя домой, семья пообедала. На сладкое на радость младшеньким на стол мать подала кулагу. Василий с любопытством воспринял это блюдо. В раннем детстве бабуля готовила его. Как будто розовая каша. Вася вспомнил, что знал о кулаге. Лакомство делали из ячменной или ржаной муки и солода. Для изготовления солода зёрна намачивали и проращивали. Шёл процесс ферментации – брожения, потом пророщенные семена ставили на ночь в протопленную русскую печь в закрытой посуде. Солод – древнее русское слово. «Солодкий» – значит, сладкий. Не зря растение со сладковатым корнем называется солодкой.
Все сведения об этом блюде промелькнули в голове. Но надо же и отведать. Василий зачерпнул ложкой, от удовольствия даже зажмурился. Вкус детства! Кулага умеренно сладкая, но с кислинкой. Неподражаемо! Вкуснотища! И витаминов полно содержит. Как же мы забыли про такое блюдо, удивлялся про себя Вася.
Взрослым налили по кружке домашнего пива. Василий вспомнил, что в его приготовлении тоже используют солод.
Когда уже заканчивали трапезу, хозяин крякнул и сказал:
– Эх, брат, опять чудит! И охота ему дурачиться…
– Дядя Герасим! – воскликнули младшие дети.
Василий взглянул в окно. Увидел то, что ему рассказывал Алексей Куропатов о своём прапрадеде Герасиме Ивановиче.
А история, помнится, весьма занятная.
– А ну, залётные, поддай жару! Расходись православные! Дай дорогу патрицию! – кричал в упоении Герасим Иванович Куропатов. Кричал он, восседая на носилках, которые бегом пёрли четыре мужика. У Куропатова развевался на ветру русый чуб, глаза небесного цвета сияли, улыбка топорщила кверху усы, борода торжественно торчала вперёд. Миновали одну улицу, пробежали мимо лавки купца Воскобойникова, понеслись вниз по другой улице, сходу одолели бугор, дальше скорость уменьшилась: пришлось бежать в гору. Село располагалось на холмистой местности. Встречавшиеся односельчане хохотали и говорили: "Опять чудит Иваныч!"
Сорокалетний Герасим Иванович начал чудить после того, как познакомился с книгой о древней истории, которую он взял почитать у учителя местной школы.
Особенно почему-то запали ему в душу сведения о том, как в глубокой древности египетских фараонов носили на специальных носилках. Но ещё интереснее ему показалось, что и в древнем Риме царей рабы носили, чтобы не осквернил верховный повелитель себя прикосновением с землёй. Да что там цари, оказывается, вообще вся римская знать передвигалась таким образом. «Вот паразиты!» – такой оказалась первая реакция Герасима. И дальше мысль развивалась в таком духе, что, мол, угнетали эти патриции плебеев, народ, крестьян то есть. И вдруг он читает дальше, что патриции – люди, которые изначально жили на земле предков. А плебеи – те, кто потом там поселились. Потому и земли у них оказывалось мало или совсем не было. И прав поменьше, чем у старожилов.
– Прах тебя побери! А ведь я живу на земле, на которой жили и деды мои, и прадеды, и прапрадеды! А сколько в наше село наехало мужиков из маленьких деревень, вот у них и наделы маленькие или совсем нет. Но кто же в этом виноват?! Стало быть, все старожилы – патриции, а приехавшие – плебеи!
Мысль сия поразила Герасима Ивановича. И он к ней многократно возвращался. Необходимо заметить, что в селе основное население занималось кузнечным ремеслом. В поле их жёнам часто приходилось трудиться одним. Куропатов отдавал свою долю в аренду «плебеям». Кузнецов там уважительно величали по имени-отчеству. Село в старину никогда не принадлежало помещику, жители имели статус государственных крестьян. Его жители всегда гордились своим положением.
С того времени, как Герасим познакомился с интересными сведениями по истории, у него в голове постоянно крутилось открытие, сделанное им для себя. «Я патриций!» – вдруг приходило ему на ум совсем некстати во время работы в кузнице или при уборке навоза в хлеву. И вот фантазия ему как-то подсказала попробовать прокатиться на носилках. Те, что стояли обычно возле сарая, не годились, так как использовались для уборки опять же скотского навоза. Тогда он сделал новые из струганых досок. Как-то на праздник опрокинул две рюмашки и пошёл по деревне. Нашёл четырёх плебеев, которым зверски хотелось выпить, да вместо денег у каждого была «вошь в кармане, да блоха на аркане».
Мужики, конечно, удивились странной просьбе односельчанина. Впрочем, только в первый момент. Затем с энтузиазмом приняли предложение. Герасим Иванович постелил на новенькие носилки красно-чёрно-белый коврик, узоры на котором напоминали ему изображения древних воинов, царей и прочих фараонов. И помчали плебеи сельского патриция вдоль по улицам. Какой русский не любит быстрой езды! Такие «выезды» стали повторяться.
Мальчишки всегда приходили в восторг при выносе «царственного тела» и бежали следом, образуя как бы почётный гвардейский эскорт. Почему же носильщики соглашались на унизительное, казалось бы, ношение односельчанина? Причина тому была веская: Герасим обещал им бутыль самогона, которая находилась у него дома. Вот и сейчас они, начав почётный выезд с одной горки, миновав ложбину, поднимались на другую гору, приближаясь к вожделенной цели.
Артём однажды стал свидетелем того, как дядю носильщики доставили домой, он вспомнил подробности и поведал семье о них, а Василий живо представил эту картину.
Вот, наконец, и дом фараона, то бишь патриция. Избу он выстроил с двумя входами-выходами: один в ограду, а другой – чистый, так сказать, парадный вход. Пробежав мимо высоких ворот, украшенных наверху