писал в «Этюде о Куприне» Ф. Батюшков, — организует в Киеве атлетическое общество, в котором получил первые уроки известный впоследствии атлет Поддубный, «чемпион мира», близко сживается с деятелями цирковой арены и черпает отсюда материал для целого ряда очерков…»
Поддубному должен был нравиться коренастый и простецкий Куприн, узкие татарские глаза которого всегда смотрели так насмешливо и зорко. Близко они сойтись не могли, потому что Александр Иванович не любил разговоров без обильных возлияний, а Иван Максимович берег себя для борьбы, строго соблюдал спортивный режим и не пил вовсе. Да и не очень разговорчив был Иван Поддубный, не всегда понимавший, о чем говорят между собой его интеллигентные почитатели. Но во всем, что касалось атлетики, Поддубный понимал неизмеримо больше писателя, которому приписывают едва ли не роль крестного отца и советчика в новом виде борьбы, уже давно перенесенном на арену русского цирка Пытлясинским и другими.
Иван Поддубный никогда не упускал случая поучиться новинкам борцовского ковра. Даже когда ему было под семьдесят, он приглядывался к ловким трюкам легковесов «классиков» и, запершись в тренировочном зале с кем-нибудь из друзей, пытался воспроизвести приемы, совсем не вязавшиеся с его размерами и грузностью.
Пожалуй, только месяц он позанимался в Киевском клубе атлетов. Кочевая жизнь — удел всех, кто связан с цирком. Маршрут труппы Никитиных прослежен историками цирка: с 1 декабря до начала великого поста — в Тифлисе, во время великого поста — в Баку, с начала навигации — в Астрахани, потом — Царицын, Саратов, Казань, на Нижегородской ярмарке до самого ее закрытия 7 сентября, Иваново-Вознесенск, Харьков… С другим цирком Поддубный объехал часть Сибири.
Бесконечные переезды, жизнь в грязных номерах, цирковые дрязги, нечистые нравы хозяев — все это надоело Ивану, и он подумывал о возвращении домой или в Феодосию, к прежней своей работе. Но в начале 1903 года судьба его круто повернулась — в нее вмешались люди из таких высоких сфер, о которых Поддубный даже наслышан толком не был.
Начиналась новая эпоха и в профессиональном, и в любительском спорте. Начиналось повальное увлечение французской борьбой, на гребне которого предстояло вознестись Ивану Поддубному. Среди прочих причин этого увлечения была одна, о которой Антон Павлович Чехов, с восторгом следивший за схваткой борцов в саду «Олимпия» июльским вечером 1903 года, сказал Владимиру Ивановичу Немировичу-Данченко:
— В наш инвалидный век этих здоровяков не мешает посмотреть…
«…Не откладывайте вашего приезда, так как он связан с вашей будущей карьерой…»
Выходя из Николаевского вокзала на Знаменскую площадь и отыскивая взглядом свободного извозчика, Иван Максимович повторял про себя выученные наизусть строки письма, полученного им в Воронеже.
— На Офицерскую, в Атлетическое общество, — сказал он, ступая на подножку и угрожающе перекосив тонкоколесный петербургский экипаж.
Ему не терпелось знать, почему его вызвали в Санкт-Петербургское атлетическое общество. Письмо было подписано президентом общества графом Рибопьером.
Принял Поддубного вице-президент, известный спортсмен Николай Петрович Бабин, представивший его самому Георгию Ивановичу Рибопьеру, в прошлом неплохому конькобежцу и наезднику. Теперь он всей душой отдавался атлетике и тратил на содержание спортивного клуба значительные личные средства.
Оказалось, что уже в течение двух лет общество пристально следило за успехами нескольких профессиональных борцов, среди которых был и Поддубный. И когда Парижское спортивное общество совместно с французским журналом «Спорт» предложило петербуржцам прислать своих представителе!! для участия в состязаниях на звание чемпиона мира 1903 года, выбор пал на Ивана Максимовича.
Парижские соревнования собирали лучших борцов мира.
1898 год. Первым чемпионом стал Поль Понс, двухметровый богатырь, бывший слесарь. Он положил на лопатки чемпиона Америки англичанина Тома Кеннона, который изобрел новый прием, названный им «Нельсоном» — в честь великого адмирала.
1899 год. На соревнованиях появляются турки. Могучий Кара-Ахмет побеждает Понса и становится чемпионом мира.
1900 год. Чемпион — француз Лоран Бокеруа.
1901 год. Год триумфа представителя России эстонца Георга Гаккеншмидта, прозванного за феноменально развитую мускулатуру и ярость в схватках «русским львом».
1902 год. Снова Поль Понс.
Теперь Гаккеншмидт был болен и ехать в Париж не мог.
Иван Поддубный пока был непобедим только в борьбе на поясах. Но время для учения и тренировки еще не упущено.
— Согласны, Иван Максимович? — спросил Рибопьер.
— Да, — ответил Поддубный, не осмеливаясь полезть «в потылицу», как это делают в затруднительных случаях его земляки.
Атлетическое общество прекрасно знало Ивана, знало, что он пе пьет и не курит, что он скромен и трудолюбив…
Граф Георгий Иванович сам был человек отменного здоровья и прекрасного сложения. И видывал здоровяков. Но и он с восхищением глядел на невероятно широкого Поддубного.
— А сейчас мы с Николаем Петровичем попросим вас раздеться.
Рибопьер с Бабиным ходили вокруг Поддубного, обмениваясь взглядами и довольными улыбками… Мускулатура Ивана была не особенно рельефной — мышцы лежали дао всему телу колоссальными пластами. Особенно хороший спина и икры. Такого перевести в партер будет очень трудно…
Тотчас Поддубного представили тренеру общества Эжену де Пари, сменившему на этом посту Пытлясинского. Этот бывший борец-профессионал воспитал во Франции немало знаменитых атлетов. Под приставкой «де» не подразумевалось ничего аристократического — просто он был парижанин (де Пари, т. е. из Парижа).
Начались обмеры и взвешивание. Секретарь общества Леонов записывал:
Рост — 184 сантиметра.
Вес — 120 килограммов.
Окружность груди — 134 сантиметра. (Невероятно! И это не напрягаясь, на выдохе!)
Бицепс — 45 сантиметров, предплечье — 36, запястье — 21, шея — 50, пояс — 104, бедро — 70, икры — 47, голень — 44…
Эжен де Пари плохо знал русский язык. Иван Поддубный совсем не знал французского. И все же можно предположить, как начал бы свои занятия Эжен, если бы не существовало этих препятствий:
— Жан, позвольте мне, старому и опытному тренеру, рассказать вам, что есть борьба. О, я учил приемам Поля Понса, великого Понса! Он завоевал венок победителя, и у ног его был весь Париж, вся Франция, весь мир! Борьба — это рыцарский спорт. Сколько надо проявить находчивости, воли, хитрости, силы и выносливости, чтобы по всем правилам нашего искусства положить противника на лопатки. Наше искусство складывается из владения приемами, но если вам скажут, что их несколько десятков, не верьте… Им несть числа, как несть числа движениям человеческого тела, как нет границ изобретательности талантливого борца…
— Жан, я сказал, что борьба — это рыцарский спорт, потому что она закаляет тело, делает его бодрым и сильным, воспитывает благородство. Приемы, которые могут изуродовать, искалечить человека, запрещены.
— Жан, борьба, которой я буду вас учить, называется французской, хотя она есть не что иное,