Читать интересную книгу Изменник - Хелен Данмор

Николаевны Морозовой. Она маленькая женщина, едва достает Ане до плеча, но энергия из нее так и брызжет. У нее есть масса способов заставить своих сотрудников выполнять намного больше работы, чем изначально входило в их планы, и один из них — угадать, к чему каждый проявляет «особый интерес». Ирина интересуется гигиеной, Анна — питанием, и Лариса Николаевна намерена отправить ее учиться дальше. «Вы умная женщина», — говорит она Анне с таким видом, будто сама Анна могла и не догадываться об этом. Лариса Николаевна хочет, чтобы в своей статистике она выделила в отдельную группу детей, рожденных у матерей-блокадниц. Влияет ли на их рост, и как именно, то, что их матери голодали? Подобная статистика может послужить бесценной основой для дальнейших исследований. Вдобавок есть и готовая контрольная группа: матери многих детей в их садике переехали в Ленинград уже после войны.

— А как, Ирочка, дела с твоей кампанией, пропагандирующей мытье рук? — интересуется Анна.

Ирина вздыхает и начинает декламировать:

Микробы на пальчиках и на ладошках, Под ноготками живут и на коже, Микробы повсюду, микробы везде! Скорей утопи всех микробов в воде! Чаще ручки с мылом мой, Всех микробов смо-ой до-оло-ой!

— Господи, ты что, сама это сочинила?

— Боюсь, что да. Дети, между прочим, с удовольствием распевают эту песенку. Оказывается, заболеваемость гриппом и простудой можно снизить почти на тридцать процентов, если мыть руки каждый раз, когда заходишь в помещение с улицы, и после поездки в общественном транспорте. Микробы есть на всем, что мы трогаем постоянно, — все на свете заражено ими, Аня. То же, кстати, и взрослых касается. Только представь, сколько рабочих дней теряется впустую. Дети могли бы просвещать родителей!

— Мыть каждый раз? Но мыло разъедает кожу. У них руки потрескаются.

— Не надо. Даже не начинай. Мне еще стенгазету для родителей делать о пользе мытья рук, читать которую они не станут. Неважно, все равно придется ее нарисовать, чтобы повисела какое-то время для приличия. А когда придет время снимать, начнем очередную кампанию.

— Ира… — Анна хочет сказать: «Будь осторожна!», но, конечно, вслух такое не произносят.

Ирина подмигивает.

— Все аспекты моей кампании — начиная от информации и пропаганды и заканчивая налаживанием связей между поколениями и посещением семей — одобрены на самом высшем уровне.

— Да тут работы непочатый край. Ты выбрала неправильный «особый интерес».

— Я выбрала? Но не волнуйся, я уже придумала себе другой.

— И какой же?

Ирина бросает на Аню быстрый взгляд из-под опущенных ресниц.

— Я собираюсь сто процентов своего времени посвятить поиску и изучению свободных мужчин в возрастной группе от двадцати пяти до сорока пяти лет.

— А отчеты, надеюсь, будут?

— Если я найду это «целесообразным», — Ирина вворачивает еще одно излюбленное словечко Ларисы Николаевны, приторно улыбаясь и очень похоже ее передразнивая.

— Ты к ней несправедлива. Она преобразила это место, — говорит Анна. — Признайся, она лучшая заведующая из всех, что у нас были.

— Да знаю я, знаю. — В голосе Ирины внезапно сквозит такая усталость, что Анна с удивлением вскидывает брови. — Морозовой хорошо. У нее муж, трое детей… Ты много знаешь тех, у кого в наше время трое детей? К тому же хорошая работа, а будет еще лучше, потому что здесь она не задержится. И ей всего тридцать семь. Хоть бы уродина была, что ли. Ты мужа ее видела?

— М-мм… Видела как-то раз.

— М-мм — вот именно. Хотела бы я знать, как она его окрутила? Сейчас таких мужчин и не встретишь. А еще знаешь что, Аня? Каждую субботу по вечерам он водит ее на танцы.

— У нее красивая походка, хотя рост и маловат… — задумчиво говорит Анна. — Наверное, она прекрасно танцует.

— Мне тошно от одной мысли об этом, — говорит Ирина. — Знаешь, что я обычно делаю по субботам?

— Нет. Что?

— Хожу в кино с сестрой. Весь сеанс она лузгает семечки, а в особо «чувствительных» местах пускает слезу.

— Ирочка, не надо. У тебя полно времени, тебе всего двадцать восемь. А какие у тебя волосы! Хотела бы я, чтобы у меня были такие чудесные густые волосы. И глаза у тебя красивые.

— Да, только этого недостаточно, когда на десять женщин — один приличный мужчина. Ты счастливица, Аня, у тебя есть Андрей. Тебе повезло. Ну давай, расскажи мне, что ты будешь делать в субботу вечером? Сыпь соль на рану.

Анна хохочет.

— Андрюшка возьмет Колю, и они поедут на рыбалку с ночевкой! А я собираюсь шить платье.

— Ой, неужели то самое? А он его так и не видел?

— Нет, и не увидит до вечера, когда состоится бал.

— Вот, пожалуйста! Самое подходящее место для проведения моего специального исследования, а пойдешь туда ты. Такой случай — и всё впустую!

— Мне кажется, у тебя превратное представление о том, что такое бал в больнице, — говорит Анна, припоминая битком набитый зал и одиноких женщин-врачей, с туго накрученными волосами, в плохо подогнанных по фигуре, но исполненных девичьих надежд платьях, среди мужчин, по большей части изрядно выпивших.

— Все дело в том, — произносит Ирина с внезапным пылом, застающим Анну врасплох, — что я хотела бы перевести все в шутку, но не могу. Я так от всего устала. От того, как устроена моя жизнь. Ничего не происходит, кроме того, о чем ты и так заранее знаешь, что это произойдет. Неужели другого нам не суждено?

Анна бросает взгляд на дверь. Да нет, все в порядке, Ирина говорит негромко. Как все, она настолько привыкла соблюдать осторожность, что просто не способна утратить контроль над собой.

— Я не знаю, как уж там суждено… — тихо говорит она, и между ними на минуту повисает молчание. — Но если хочешь, после бала я могу одолжить тебе платье. Размер у нас один, и цвет тебе будет к лицу. Сможешь пойти на танцы.