Читать интересную книгу Изменник - Хелен Данмор

на весь день уехали на дачу. Коле надо в школу, поэтому получился бы настоящий выходной для них одних. Он бы починил ставни, Аня вскопала грядки, а потом накрыла бы стол к чаю.

Русов, наверное, с ума сошел, если пошел на такой риск с рентгеновскими снимками. В голове не укладывается, что он их просто уничтожил. Должны же остаться записи.

Или сошел с ума, или до смерти напуган. Что он такого на них увидел?

Если это какая-то форма ювенильного артрита, тогда он, конечно, вправе, ну или почти вправе, передать этот случай Андрею. Все в больнице знают, что он дважды в неделю ведет амбулаторный прием пациентов с этим заболеванием. Но снимки могут показать многое…

Он подавляет в себе желание немедленно отыскать Русова и вытряхнуть из него всю информацию до последнего слова. «Посмотрим, осмелится ли он солгать про эти снимки, когда я возьму его за горло?!»

Но Русов все равно солжет. А что он при этом теряет? И рентгенолог, как там ее звать, тоже солжет. Они наверняка заранее просчитали наихудший возможный вариант: ребенок запомнит, что ему делали рентген; но ведь никто не обращает внимания на то, что говорят дети.

Его снова накрыло волной, на этот раз отвращения, а не гнева. Бедный ребенок, среди всех этих интриг, он ведь ничего не подозревает. Ему объяснили, для чего нужны врачи: «Они помогут тебе поправиться».

«До чего мы дошли, — думает Андрей, — если пациенты заставляют нас стыдиться самих себя».

Сказать, что заболел… Простыл, несмотря на то что сейчас лето? Он слышит, как пахнет землей: Аня пропалывает грядки с морковью. После таких дождей земля будет сырой. Сорняки выдергиваются легко, и Аня бросает их в кучу, где они увянут.

Он моргает. Солнечный зайчик дрожит на стене коридора. День сияет перед ним, такой обычный и невыносимо прекрасный. Так, наверное, мертвые вспоминают жизнь. Все, что они принимали как должное, и что теперь для них навсегда стало недоступным.

Он не блистательный Роскин. Вряд ли ему когда-нибудь дадут шанс поехать в Америку, где его смогут обвести вокруг пальца американские шпионы, которые притворяются незаинтересованными коллегами-исследователями, думающими о благе человечества. Он обычный врач, хороший — не признать этого было бы проявлением ложной скромности, — но тем не менее просто врач.

И это все, чего он хочет, не больше, но и не меньше: он хочет прожить обычную, но наполненную смыслом жизнь. Хочет быть вместе с Анной и с Колей, пусть даже Коля частенько выводит его из себя. Приходить на работу до начала рабочего дня и, встречая в коридоре коллегу с охапкой историй болезней в руках, на ходу с улыбкой спрашивать:

— Трудный денек?

И слышать в ответ:

— А когда был легкий?

Он хочет в первый теплый весенний день сидеть в жилете у распахнутого окна и пить пиво, пока Аня позади него в комнате разбирает маленькие коричневые конвертики с семенами, которые запасла с прошлого лета. Каждый конверт надписан ее красивым наклонным почерком. Он всегда считал, что у нее почерк художника. Его же почерк уборист и неразборчив. Но у них не было нужды писать друг другу письма, потому что они всегда были вместе.

Ребенок в отдельной палате ни в чем не виноват; он и понятия не имеет, что болен тяжелой болезнью, способной разрушить обычную жизнь так же быстро, как чума пожирает живое тело. Его отец занимает высокий пост в Министерстве государственной безопасности, и он из тех, чье имя произносят только шепотом: «Волков…»

2

— Молодец, пяточки к стене, теперь хорошенько выпрямись.

Анна стоит на коленях, лицом к лицу с маленьким Васей. Он вытянулся, гордо задрав подбородок.

— Не поднимайся на носочки, Вася. Пойми, если сейчас ты встанешь на носочки, а в следующий раз забудешь, я подумаю, что ты уменьшился ростом, и расстроюсь.

Вася смотрит на нее строго, будто хочет сказать: «Шутить не время!»

— Готово! Хочешь взглянуть на свой график?

Анна — ответственная за составление графиков данных роста и веса детей. Три года назад, отучившись на курсах, она получила квалификацию специалиста по детскому питанию. Теперь она следит за детским меню и готовит информационные таблицы, которые вывешивают в садике для родителей.

— Видишь эту кривую, Вася? Таким ты был вначале, вот тут, когда тебя измерили сразу, как ты родился.

— Когда я был маленьким.

— Да, когда ты был маленьким. И голову твою тоже померили, смотри, это отдельная табличка. Все эти цифры нам передали из роддома. Здесь ты сейчас… А вот, посмотри: мы считаем, таким высоким ты вырастешь, когда станешь взрослым, — если не выбьешься из этого графика.

Она показывает ему отметку на ростомере у стены. Вася смотрит вверх широко раскрытыми глазами.

— Сто семьдесят шесть сантиметров. Хороший рост для мужчины. А теперь надевай ботиночки и иди к остальным. Пора домой.

Когда Вася уходит, Анна садится на пятки и вздыхает. День был долгим, и у нее болит спина. Она поднимает руки высоко над головой и потягивается, удерживая равновесие. Коротенький перерыв, потом она вернется к цифрам.

Слышен приглушенный гомон, дети собираются домой. Сегодня ее освободили от обязанности провожающей. Вместо нее Алла помогает просунуть ручки в рукава и вдеть ладошки в рукавички, а потом она накрест повязывает шарфы. К вечеру дети устают и капризничают, их забирают такие же уставшие после долгого рабочего дня матери. Поэтому важно, чтобы все сохраняли спокойствие. Сегодня, кажется, шумят больше обычного — кто-то даже плачет…

Наконец шум смолкает. Перо громко скребет по бумаге. Не могут эти замеры быть верными — только если у ребенка гидроцефалия…

Тут в дверь просовывает голову Ирина.

— Ты закончила, Аня? Я уже ухожу.

Анна встает.

— Осталось вписать в таблицу несколько замеров, но думаю, я еще задержусь, посчитаю среднестатистические показатели.

— Среднестатистические показатели? Не смеши меня! Тебе мало записывать данные каждого ребенка?

— Видимо, да.

— Смотри, продолжишь «проявлять особый интерес»…

Обе смеются. Это любимое выражение заведующей детским садом Ларисы