Читать интересную книгу Изменник - Хелен Данмор

— Мне нужно с тобой поговорить. Это важно. Всего минуту.

— Что-то случилось?

Она смотрит в один, потом в другой конец коридора, и, подталкивая его рукой, заставляет отойти на пару метров подальше от приоткрытой слева двери.

— Ты был во дворе с Русовым.

— Да.

— Это касается мальчика, поступившего ночью? Он в отдельной палате, но Люба видела фамилию. Что происходит? Ради бога, не позволяй Русову втянуть тебя в эту историю.

— Лена, он правда сын Волкова?

Она снова кидает быстрый взгляд в оба конца коридора.

— Правда. И, говорят, единственный.

У Андрея все внутри обрывается, будто, стоя на краю пропасти, он случайно посмотрел вниз.

— Так значит, он пытался? — спрашивает Лена.

— Кто?

— Русов. Спихнуть тебе этот случай. Это так на него похоже…

— Думаю, не стоит его винить, Лена. Будь мы на его месте…

— На его месте ты и окажешься, если все пойдет, как он задумал. А он выйдет сухим из воды. — У Лены умные, раскосые зеленые глаза. Она с тревогой всматривается в его лицо. — Надеюсь, ты ни на что не согласился?

— Я сказал, что поговорю с ним завтра.

— Послушай меня! Я знаю, что делать в таких случаях. Завтра ты скажешься больным. Пообещай мне.

— Я так не могу.

— Думаешь, будь ты на месте Русова, он бы для тебя что-то сделал?

— Навряд ли.

— Ну вот!

— Но, Лена, мы же врачи. Нам приходится сотрудничать. Русов имеет полное право попросить коллегу поставить второй диагноз.

— Ах, он это так называет? То есть его диагноз будет первым?

— Ну…

— Так я и думала. На линии огня окажешься только ты, и никто другой. — Она снова понижает голос. — Мой тебе совет: держись подальше от этого. Вспомни «Суд чести».

Конечно, он видел этот фильм. Вместе с женой они посмотрели его в молчании и не стали обсуждать, даже когда вышли из кино. Но всю дорогу домой Анна крепко держала его под руку. Фильм был художественный, но метил он в реальных людей: Клюеву, Роскина и Василия Ларина — блестящих ученых-новаторов. Клюева и Роскин впервые разработали биопрепарат для уменьшения раковых опухолей. Казалось, они неуязвимы. Государство вливало огромные средства в их исследовательский институт. Клюевой дали Сталинскую премию.

Им были предъявлены обвинения в рассекречивании советских научных исследований и разглашении государственной тайны. То ли американцы обманом выманили у них сведения, то ли происшедшему было еще более зловещее объяснение, но каждый понимал, что выйти на контакт с американцами без разрешения сверху было немыслимо. Ни один ученый не мог поехать в США без того, чтобы не пройти полный и подробный инструктаж. Ходили слухи, что все произошло с ведома и по приказу властей. Государственная политика в одночасье сменила курс, как это уже не раз бывало, а поплатились ученые. Парин, собственноручно передавший материалы исследований, был приговорен к двадцати пяти годам за шпионаж в пользу Америки. Роскин и Клюева с трудом, но выстояли суд чести, несмотря на суровые выговоры и шквал обвинений в том, что они также были завербованы американцами.

Им, в отличие от Парина, невероятно повезло. Но для всех это стало предупреждением. Даже если ты выдающийся ученый и лауреат премий, не думай, что тебя нельзя уничтожить. Не думай, что член научного или медицинского сообщества может рассчитывать на особое отношение благодаря своему роду занятий. Всех мерят одной меркой. Ученый может оказаться шпионом, а врач — врагом Родины и вредителем. Любой может впасть в немилость в мгновение ока. Государство неустанно бдительно следит за врачами и научными работниками, пусть даже те и считают себя альтруистами, думающими только о благе человечества и своих пациентах.

Лена наблюдает за ним. Ей ли не знать, о чем он думает. Все смотрели «Суд чести». Она снова оглядывается и говорит вполголоса:

— Я знаю, тут другой случай, но кончится все тем же, поверь мне. Они тоже думали, что поступают по совести и поэтому с ними ничего плохого не произойдет. Ни о чем не думали, только о своем препарате. В этом и была их ошибка.

Он кивает. Его всегда удивляло, насколько Лена ему доверяет.

— Я тебя понимаю, Лена, — произносит он.

— Правда? Надеюсь, что так. Ты слишком доверяешь людям, а я чую: дело дурно пахнет. Он сказал тебе, что с мальчиком?

— Пока нет. А ты что-то знаешь, Лена?

— Не очень много. Никого, кроме Русова, к нему и близко не подпускали. Но он делал рентген, об этом он тебе сказал?

Андрея захлестывает волной гнева. Да как такое возможно?! Сделать рентген — и не сказать! А Андрей должен был снова его назначить и подвергнуть пациента двойной дозе облучения?

— Ретинская сделала рентген в нерабочее время. — Лена называет фамилию нового рентгенолога, с которой Андрей едва знаком. — Они с Русовым накоротке.

— Лена, откуда ты все знаешь?

— Потому что у меня дети. И позаботиться о них кроме меня некому, вот и приходится все знать. Слушай, мы слишком долго разговариваем. Пообещай, что не станешь геройствовать. С людьми такого ранга, как Волков, самое лучшее — чтобы они даже не знали, как тебя звать. А для этого просто не выходи завтра на работу. Скажи, что заболел.

Дети… Да, у Лены двое детей. А мужа нет, как и у многих сейчас. Андрей его не знал, потому что Лена москвичка, в Ленинград она переехала после войны. Ее муж попал в плен и умер в Германии, в лагере для военнопленных. Остались девочка — сейчас ей, должно быть, четырнадцать, — высокая, с длинными косами, и мальчик, примерно на год младше. Волосы у обоих намного светлее, чем у Лены, и девочка тоненькая, как ивушка, совсем не похожа на свою темноволосую коренастую мать. Черты покойного отца неуловимо проступают в их внешности, жестах, случайном повороте головы.

Ане всегда нравилась Лена. А Коле нравится девочка, Вава.

Сказать, что заболел! Если б он мог… Аня тоже могла бы сказаться больной, — двойное чудо — и тогда они взяли бы велосипеды, нарезали бутербродов с колбасой и