Читать интересную книгу Афганистон - Дмитрий Бабкин

И этот, тоже. Разговаривал. Как с человеком.

Почему?

Лежит. Мёртвый. Пока всё ещё траур. Леонид Ильич умер.

Дубин, поднявшись по ступенькам и минуя коридор, вошёл в кубрик.

— Один! Сигарету!!!

Дубин завалился на свою верхнюю койку. Не понимал до сих пор простого расклада, что он — дух. Один — это он. Некрас, миномётчик, как раз, увидев входящего Дубина, и замычал со своей койки.

— Ты чё, не понял, душара, — Некрас стащил его с верхнего яруса, и, затолкал ногами под нижнюю койку.

Витёк:

— Некрас, отвали. Это наш дух.

— Витя! А в морду?

— Так. — Тименбаев, — Некрас, чмо, отвали!

Некрас наклонился: «Ты, чадо, вешайся», — и ушёл спать.

Дубин выполз из-под койки Витька, тот пошевелил усиками:

— Спать! Пшёл.

Наутро, на разводе роты, труп замполита всё ещё лежал. Видать начальство никак не могло сформулировать причину смерти. Застрелился — не застрелился… Да и не застрелился, просто нарушение техники безопасности, что ли.

Дубин, вдруг, понял, что этот человек, курирующий его, третий взвод, защищал его.

Теперь он остался без защиты. Совсем один. Совсем без мамки.

Офицеры прикололись пострелять из пистолетиков своих, ненужных.

На стрельбище.

Замполит восьмой роты, старший лейтенант Виктор Кацоев, расстреляв, как ему показалось, всю обойму, улыбнулся про себя и приложил дуло к виску:

— Стреляюсь!

Шутка.

Эпизод седьмой: Дорогая мамочка

Дорогая мамочка!

Я спешу поздравить вас обоих с днем рождения, спешу, ибо это письмо навряд ли уже успеет в срок. Так получается, что все время времени ни на что не хватает. Это хуже всего — крутишься, как белка в колесе, и все равно всего сделать не успеваешь.

Здесь, в Афганистане, жизнь сурова и требовательна, и остаться человеком очень тяжело, по крайней мере, поначалу. Такая жизнь одних закаляет, других заставляет спускаться по наклонной плоскости все ниже и ниже до самого конца.

Кем же окажусь я? Хватит ли сил и воли и чувства собственного достоинства, чтобы продержаться здесь и не пойти ко дну?

Еще меня мучает…. Однажды ночью, я вышел на улицу и посмотрел на чистое небо. Там не было Большой Медведицы! Ее там просто не было! Млечный путь, Южный Крест, Зодиакальные созвездия, все есть, а Медведицы нет. Почему-то звездное небо у меня всегда ассоциировалось с ней. Небо Родины.

Это ностальгия. Порой хочется идти и идти все время на север сквозь мрак и холод, через мины и пули, грязь и голод! Удивительное чувство.

Я кончил.

Еще раз поздравляю.

P. S. Сообщи мой адрес моим друзьям, если они еще не получили мои письма. Кстати, а вы уже получали от меня письмо отсюда?

Пишите.

Прошло около месяца с того солнечного ноябрьского дня, когда они прибыли в Бараки. Время это, иначе как кошмаром Дубину позднее не вспоминалось. За эти дни ему ни разу не удалось выспаться, поесть досыта, да и просто нормально умыться.

На второй же день его полностью переодели: все, что не отобрали по дороге из Гардеза в батальон, и в самом Гардезе, сняли в ротной каптерке. Взамен выдали засаленное тряпье, которое поначалу одевать было противно, потом привык. Только голубой берет каким-то чудом удалось спрятать от всех шмонов в матраце, и он берег его как Кощей яйцо со своей смертью, как символ того, что жизнь, может быть, еще вернется.

С первой же оказией после траура по генсеку Ильина увезли в госпиталь с истощением и сильной дизентерией. Обратно он не вернулся. Дубин остался единственным молодым в третьем взводе. Соседи по кубрику — минометчики, тоже получили одного «специалиста». В отличие от Дубина, который был оператором-наводчиком, литовец Салюнас обучался на механика-водителя. Весь быт обрушился на них двоих. Вода, посуда, дрова, уголь, полы помыть, постирать, и, снова, по кругу: вода, посуда, дрова, уголь, помыть полы, постирать… А между этим:

— Оди-и-ин! Ко мне! — срываешься и бежишь между кроватями, — У тебя пять минут. Жду зажженную сигарету.

— Две! — несется с соседней кровати.

Курева в батальоне не было уже давно, как, впрочем, и нормальной пайки. Колонны не привозили ни того, ни другого с середины октября, а после того, как умер Брежнев, колонны вообще прекратились на время. И вот, срываешься куда-то в ночь, зная заранее, что желание обдолбанного дедушки неисполнимо. Первое время Дубин исправно носился по казарме и окрестностям в поисках сигарет. И, порой, даже находил. Но, скоро понял, в чем смысл заповеди Великого Кормчего: «Чем хуже, тем лучше». Если удавалось принести сигарету, то сразу и другие требовали того же. В итоге, все равно получаешь по шее, представляешь грудь к осмотру, отжимаешься, и т. п. И вот, спустя несколько дней, Дубин выбегал из кубрика с показным рвением, а, закрыв дверь, спокойно шел на улицу в какой-нибудь темный угол, где, переждав минут десять, возвращался назад ни с чем. Перенеся неизбежную экзекуцию, ложился спать. Если задержаться на улице подольше, то можно и вообще избежать издевательств: часто по прошествии 30–40 минут все уже спали.

Однажды, будучи дневальным, он убирал офицерский кубрик, где удалось украсть несколько пачек «Столичных». С тех пор, на какое-то время, проблема потеряла остроту, он даже поделился трофеем с земляком из сапёрного взвода из своего призыва.

Но, с наступлением холодов, появилась другая, гораздо худшая напасть: ночью сильно подмораживало и вода в водовозке, в полном соответствии с законами физики, превращалась в лед. Случаи, когда наутро не оставалось ничего даже в питьевом баке, не говоря уже об умывальном, приводили всех обитателей кубрика во вполне законное бешенство. На кого оно было направленно, дело известное. Они с Салюнасом пытались искать выход: сначала Дубин пробовал растапливать снег на печке. Получалось плохо — мутная, малопригодная для умывания, жидкость едва закрывала дно бака. За дорогой текла река Логар. Однажды он выскочил туда, минуя посты, набрал полный бак, но, возвращаясь, напоролся на растяжку, слава богу, мина оказалась сигнальной. Пока его не осветило полностью, часовой таки стрельнул пару раз, не попал… Дождавшись Дубина у прохода, он двинул несколько раз прикладом в спину:

— Вы, падлы, совсем оху…! А если бы я тебя застрелил, урод! — такой эксперимент никто больше повторять не стал.

Скоро завелись вши. Они были практически у всех, только в разном количестве. Зачуханные молодые быстро набирали их по максимуму. Иногда на прожарке казалось, что одежда шевелится. Из-за одного такого насекомого Дубин лишился берета. Когда он лежал на своей кровати в верхнем ярусе эта жирная вошь стала спускаться на паутине вниз, прямо на Витька. Он заметил ее и вскочил как ужаленный. Отчаянно отмахиваясь и ругаясь, сержант стащил Дубина вниз и заставил разобрать и вынести постель на мороз. Тут из матраса и выпал злосчастный берет, Дубин чуть не заплакал, а Витя схватил его и уставился выпученными глазами:

— Как тебя после этого называть? Дембеля уходят в панамах, а он берет затарил! Скажи, зачем он тебе, ну зачем???

— Я сразу понял, какое ты чмо, — вступил Тименбаев, вспомнив в очередной раз неудачную гримасу Дубина по поводу Ильина при первом знакомстве, — ухмыляется он! Посмотри на себя: на кого ты похож? Десантник хренов. Вот пошлю фотографию родителям, пусть увидят свое чадо.

Вид и вправду был очень плох: похудело абсолютно все тело, от головы до пяток. Потухший взгляд, лысый череп, обтянутый кожей, фигура, перетянутая ремнем до последней возможности (он успел быстро одеться, рассчитывая, что пока чем-то занят, бить не будут), всегда грязный, в почерневшем замасленном бушлате, рваные сапоги и шапка. И это все по стойке смирно. Освенцим. Правда и многие черпаки выглядели не лучше, а уж молодые все поголовно казались доходягами с зоны. Как можно выглядеть, если спишь 3–4 часа в сутки, ешь якобы чай с сухарями на завтрак, мента в томате с сухарями на обед, и его же, только в масле, и с теми же сухарями на ужин; а после шуршишь один за весь взвод…

От этой жизни периодически спасали наряды. Хуже — караул; лучше — в офицерской столовой или на КПП. Иногда в карауле, заступая на пост, Дубин сразу не находил своего автомата. Тогда хватал первый попавшийся. Обычно это проходило незамеченным, но в одну «прекрасную» ночь, во время его дежурства как раз на том посту, напротив речки, за дорогой поднялась стрельба возле КПП. Дубин немного высунулся за забор, и, разглядев вспышки выстрелов слева, открыл огонь в ту сторону. После нескольких коротких очередей, он сам попал под обстрел, причем дух бил почти в упор, с этого берега, с края дороги. Ослепленный и испуганный, он свалился спиной на землю, потом вскочил, и, подняв автомат над головой через прорезь в стене, выпустил, не целясь, сразу два магазина. Когда всё утихло, прибежал наряд, поднятый по тревоге: «Вы что тут, развлекаетесь? Спать не даете». За автомат на плече у Дубина схватился Ивашко, подсветив спичкой, разглядел номер. Это был его номер.