Однажды напали на деревню волколаки. Мужчин истребили, за женщин и детей принялись. Добрая женщина собрала детишек, сколько успела, и, вознеся горячую мольбу богине Живе, превратила их в елочки, а сама родником меж их корнями заструилась.
Волколаки истребили всех жителей деревни, скот порезали, избы пожгли … с тех пор и стоят вокруг того родника ели. Давно выросли дети, превратившись в могучий и хмурый ельник. В народе бытует поверье, что ни один злой человек не может чувствовать себя спокойно под сумрачным пологом того леса. А вода в роднике и по сей день исцеляет от разных болезней.
После посещения Тэи Стародубцевы не стали ждать новолуния, а сразу же переехали в новую избу. По деревенскому обычаю, избы рубились всем скопом и возводились в один день.
В ночь новолуния молодая семья отправилась к роднику. Как только люди угомонились и улицы опустели, они вышли из избы, тесно прижавшись друг к другу. По деревне шли, как и наказывала Тэя, не оглядываясь по сторонам. Их путь пролегал мимо дома матери Бойко. Как только они поравнялись с калиткой, их окликнул ее заботливый голос:
— Добрый вечер сынок, сыношенька. Умываться идете?
О том, что они были у ведуньи, никто в деревне не знал — о том Тэя их строго предупредила. Бойко промолчал, лишь сильней прижал к себе жену.
— Что же ты, родимый, и с матерью не поговоришь? — снова окликнула их старуха.
Но они молча и быстро пошли дальше. Как вышли за околицу, за их спинами послышался цокот копыт и громкой фырканье, грохот колес, как будто кто-то ехал прямо на них на огромной телеге, запряженной не простыми конями, а черными, как ночь, гномьими тяжеловозами.
У супругов даже дыхание сбилось от ужаса. Кони приближались, телега громыхала, вот уже и горячее дыхание жеребцов спинами чувствуется. У бедной пары ноги от ужаса подкашивались, но они упрямо шли вперед, не оглядываясь и не произнеся ни слова. Грохот накрыл их с головой и пронесся дальше.
Все успокоилось, но лишь на мгновение.
Внезапно поднялся сильный ветер. Он сбивал с ног, поднимал тучи пыли, бросался в лицо пригоршнями опавшей листвы. В его вое слышался жуткий хохот и скрежет зубов, словно сюда слетелись все бесы преисподней.
Бойко и Елька упрямо шли вперед. Теперь они точно знали — пути назад нет. Вскоре показался и ельник. Темной стеной наплывал он на дорогу. Несмотря на ураган, беснующийся вокруг, мохнатые лапы вековых деревьев даже не пошевелились и верхушки не гнулись.
Как только вошли под полог ельника, ветер стих. Но через мгновение под ногами что-то подозрительно зашевелилось и зашипело. Елька едва не закричала от ужаса: в траве, шипя и извиваясь, ползала сотня змей. Они свивались в клубок. Поднимали головы и смотрели на супругов страшным остановившимся взглядом. Их блестящие тела скользили по ногам, путали траву и не давали сделать и шагу.
Бойко решительно подхватил Ельку на руки и, резко выдохнув, шагнул прямо в змеиный выводок. Темень вокруг стояла такая, что на расстоянии вытянутой руки ничего не разглядишь. Но Бойко упрямо шел вперед, и вскоре они почувствовали поток свежего ветерка. Потом увидели просвет между деревьями и вышли на крохотную полянку, в центре которой и бил долгожданный родничок.
Нечисть, казалось, совсем сошла с ума. Рев, визг, топот и хлопанье крыльев — все смешалось в ужасной какофонии.
Опустившись перед родником на колени и, не обращая больше никакого внимания на творящееся вокруг безумие, Бойко и Елька сняли с себя обереги и бросили в воду. Она замутилась, поглощая в себя порчу, и тут же очистилась. Амулеты исчезли.
Супружеская пара принялась умываться, громко проговаривая слова заговора. Шум вокруг них начал смолкать и вскоре совсем затих. Послышались привычные звуки ночного леса. Мир и покой разлились по округе, словно и не творилось здесь еще мгновение назад адское сумасшествие.
…
Через несколько дней в калитку Тэи кто-то постучал. Ведунья вышла на стук и увидела смущенного Бойко. В руках он держал молодой дубок.
— Позволь, ведунья, посадить дерево у тебя в саду и повязать памятку-оберег, — смущенно попросил мужчина.
Тэя только кивнула и отошла в сторону. Бойко посадил деревце напротив могучего дуба Бьянны, по другую сторону ее от могилы, и повязал яркую ленточку, которую, видимо, его жена сняла со своей косы.
Воющий камень
Ветер жизни иногда свиреп.
В целом жизнь, однако, хороша.
И не страшно, когда черный хлеб,
Страшно, когда черная душа…
Мелкий противный дождь с ночи сыпал и сыпал частой, больше похожей на туман изморосью. Тэя возилась под навесом у глинобитной печи. Грай сидел на жерди, укрепленной в кольцах цепи, свисающей с крыши навеса. На ней летом ведунья сушила пучки лекарственных трав.
— Тэйка, слышь? Скачет кто-то, — лениво помурлыкал Рыж, поднимая голову с лап. Он уютно устроился на печке и грелся от ее тепла.
— Давно слышу, — проговорила Тэя, вытирая руки о фартук. Потом сняла его и бросила на лавку. — Конь не воинский. Устал. Парень, видать, из дальней деревни.
— Гр-ра! — крикнул ворон и тяжело снялся с жерди. Взлетел над крышей дома и полетел навстречу всаднику.
Тэя неспешно вошла в дом, накинула на голову платок, надела безрукавку. Тут и всадник из-за раскидистых и по-осеннему нарядных лип показался. К забору подъехал, но не спешился. Несколько минут в нерешительности топтался верхом, словно решал: не вернуться ли обратно? Но потом соскочил с седла, набросил удила на частокол и толкнул калитку.
Тэя наблюдала за ним через оконное стекло. Древний заговор, что сторожил вход, не то что в дом, но и во двор-то не каждого пустит. Да и сама ведунья не со всяким разговоры разговаривать станет. Тут уж, как говорится, с чем притопал, таков и привет слопал.
Хлипкая на вид калитка меж резных столбов — древних чуров-оберегов — преграда, которую не любой преодолеет. Встанет меж образами древних богов человек, который со злобными помыслами к ведьме заявился, и ни туда и ни сюда — как к земле прирастет. И стоять так может не один час. Пока ведьма не увидит, что прочувствовал он всю пагубу своих недобрых намерений и раскаялся. Бывало, иной и до ночи, и всю ночь стоял. А чтобы не выл, не молил зря о прощении, понапрасну словами-то не сорил, на него ведьма немоту насылала. Так и получал человек науку бесплатную, еще и ворота не миновав.
Другой-то, который по стоящей потребности к ведьме пришел, соколом во двор пролетит. А она уж и без лишних разговоров знает, с чем пожаловал. Беседы долгие не разводит: с порога все, что нужно, выложит. На путь верный наставит, судьбу предскажет, а то и выправит оную словом особым. Случалось и такое: задержит посетителя и не один день над ним выть да скакать станет. Женская ведьмовская ворожба она шумная да ярая. Не всяк, кто к ней прикоснется, скоро забудет.
Нынешний-то посетитель-то во двор без заминки прошел, но снова остановился в нерешительности. Тэя тяжело вздохнула, и сама на крыльцо вышла. Строго, без слов на парня посмотрела. А он заробел.
Высокий, косая сажень в плечах, сила в руках не меряная. Медовые курчавые волосы на высокий чистый лоб свешиваются. Брови темные, а глаза — синь небесная. От одного его взгляда девки, небось, дышать перестают. Вот и пользовался до поры Ивко красотой да удалью молодецкой. Пока не встретил на ярмарке красу ненаглядную, единственную. Девушка из другой деревни была, но это не остановило Ивко. Ходил к ней за несколько верст. Битвы с тамошними парнями выдерживал. Да только не смотрела на него Цвета: горда и строга была, как ни одна другая. Еще сильней запала в душу парню. Начал соколом кружить вокруг да около. И совсем уж сватов заслать решился, да пропала неведомо где девица. Вторую неделю всей деревней сыскать не могут. Изошлась тоской душа парня, и решился он к ведьме на поклон идти. Но стоит теперь и рта открыть не может, потому как чувствует — есть и за ним вина немалая.