За ее спиной раздавались крики преследователей и свирепый лай псов. Еще немного, и она, не выдержав, упадет, и тогда, настигнув, псы накинутся. Вцепятся клыками в ее измученное тело, а потом подоспеют и люди … а может, и не люди вовсе. Потому что разве может быть человек так жесток?
Беглянка хрипела, выбиваясь из сил. Глаза застилала кровавая пелена. Только бы хватило сил добежать до леса, и она будет спасена. Люди не войдут в чащу в наступающих сумерках да еще в такую страшную грозу.
До первых деревьев она добралась уже ползком. Жуткая боль скрутила все тело. Мученица судорожно хватала ртом воздух, скрюченными пальцами цепляясь за мокрую траву. Еще немного, всего несколько шагов, и густой подлесок скроет ее от глаз преследователей.
Громкий злобный вой раздавался совсем рядом. Псы разочарованно метались возле самых кустов, но войти под полог леса не решались. В это время здесь не было места живым: ночью лес переходил во власть нечисти и нежити.
Несчастная тяжело поднялась на дрожащие от напряжения ноги. Боль на время отступила, и она поторопилась уйти подальше в чащу. Шла, спотыкаясь и ничего не видя перед собой. В воспаленном мозгу металась лишь одна мысль: спрятаться, забиться в какую-нибудь нору и… умереть. Она не хотела больше жить, но и боялась той смерти, которую ей приготовили люди. Пусть ее смерть будет легкой и спокойной. Она заслужила ее всей своей страшной жизнью. Заслужила.
Боль вновь пронзила измученное тело, и роженица, ослепнув от сжавших ее судорог, не устояла на ногах, споткнулась и покатилась в глубокий, поросший редким кустарником, овраг.
Через минуту шорох дождя и затихающие раскаты грома разорвал жуткий крик, потом все затихло, а еще через миг послышался слабый писк. Женщина еще нашла в себе силы прижать дочь к сердцу, но потом ее руки замерли, а младенец так и остался лежать, прижатый к мертвой груди.
… Старый матерый волк вышел из кустов и остановился, принюхиваясь. Пахло свежей мертвечиной и теплым живым духом младенца. Он еще был жив, хотя его сердце уже едва билось. Волк подошел ближе. Его пасть наполнилась сладкой слюной, вызванной предвкушением. Человеческий детеныш. Не часто удавалось побаловать себя такой редкой добычей.
Но неожиданно что-то необычное почудилось волку в запахе младенца. К его чистому человеческому аромату примешивался странный незнакомый дух.
Волк недоуменно фыркнул. Медленно приблизившись, потянулся носом и еще раз понюхал воздух. Сомнений не было: у ребенка был какой-то свой неповторимый запах.
Вцепившись зубами в шею младенца, волк осторожно потянул его к себе. Мертвые руки матери крепко сжимали почти насмерть замерзшего детеныша, но все же волку удалось его вытащить. Положив на мокрую траву, волк облизал дрожавшее и посиневшее от холода тельце. Перекусил пуповину и, мягко прихватив зубами, скрылся с ним в ночном лесу.
***
… Огонь пылко целовал крутые бока большого закопченного котла, и тот отвечал на горячие ласки довольным бульканьем.
Тэя стояла перед очагом и помешивала ведьмовское варево. Рыж тихо мурлыкал, удобно устроившись на теплой спине печи. Грай еще утром улетел куда-то по своим делам, и кот скучал. Он уже привык к шутливым пикировкам с черной птицей.
Бабье лето подошло к концу. Осенняя и, кажется, последняя в этом году гроза отгрохотала дробным набатом и умчалась дальше, воя и скрежеща ветвями деревьев. Воздух, чистый и хрусткий, как первый ледок, приятно холодил разгоряченное у печи лицо ведьмы.
Внезапно она уловила отголосок чьего-то присутствия.
Волк?!
Чуть погодя, Тэя узнала его — умного, матерого вожака большой стаи, которая промышляла в здешних краях.
Что ему понадобилось так близко от ее подворья?
Тэя быстро отставила варево и поспешила в конец огорода. Став у кромки Ручья, вгляделась в густую поросль кустов на другом берегу.
Волк вышел из-за деревьев и остановился на границе узкой поляны, сплошь заросшей густой крапивой. В его зубах повисло безжизненное тельце младенца. У Тэи от изумления остановилось дыхание. Волк сурово взглянул в лицо ведьмы и громко фыркнул. Потом бережно положил ребенка на траву и тихо растворился среди почерневших от дождя зарослей.
Тэя тут же бросилась через речку, даже не почувствовав быстрых струй ледяной воды. Подхватила ребенка и прижала к себе, прикутав полами кофты. Потом, не разбирая дороги, бросилась в избу. Уложила девочку на кровать, прикрыла мягкой накидкой из беличьего меха.
Растопила печь, применив магию для скорости. Достала с полки баночку с медвежьим жиром. Взяла ребенка на руки и вдруг принюхалась. Странная примесь к чистому человеческому запаху, удивила. Но мешкать было нельзя. Потом разберемся — решила ведунья и принялась быстро и осторожно натирать ребенка пахучим целебным снадобьем. Завернула в мягкий беличий мех и уложила на печную лежанку, поверх груды звериных шкур.
Когда пламя в печи достаточно прогрело камень, ведьма обмазала ребенка замешанным на особой воде, принесенной на рассвете из трех ключей, ржаным тестом, оставив открытыми только нос и рот. Уложила на деревянную, украшенную причудливой вязью старинных заклинаний лопату.
Рыж тем временем встал под распахнутым настежь окном.
Ведьма сунула ребенка в пасть печи, жаркую, но уже освобожденную от углей.
— Что ты, ведьма, творишь? — спросил замогильным голосом Рыж.
— Тесто пеку, хворь из дитяти в него извожу, — ответила распевным наговором Тэя.
— Пеки, пеки, да не перепеки, — отозвался кот и помчался вокруг избы.
Тэя вынула лопату и прошептала:
— Тесто-тестечко, возьми хворобу, перенеси на черную худобу. На березу кудрявую, на сухую осину, на красную рябину.
— Ведьма, ведьма, что творишь? — снова спросил через окно Рыж.
— Тесто пеку, хворь из дитяти в дым извожу! — ответила ведунья и сунула лопату в печь.
— Пёком пеки, на дым хворь изводи, — бросил Рыж и опять помчался вокруг дома.
Тэя вынула лопату и зашептала:
— Дым Дымович, ты кум огня, службу добрую сослужи, хворь у дитяти забери. Унеси ту хворь сквозь трубу туда, где птицы не летают, люди не ходят, звери ни троп, ни дорог не знают.
В третий раз засунула она лопату в жаркое чрево печи, а Рыж еще раз спросил:
— Ведьма, ведьма, что творишь?
— Тесто пеку, хворь из дитяти на воду извожу! — отозвалась Тэя
— Тесто пеки, на воду хворь изводи, — снова заунывно прокричал кот и остался у окна.
После этого ведунья вынула лопату с ребенком и брызнула ключевой водой на подсохшую корочку с наговором:
— Теки, вода-водяница, сверху донизу, уноси болезни в мать сыру землю. Сухотку, ломотку в болота топкие. Там вам до веку быть, болотных пиявок кормить, на сушу дорогу забыть.
Затем разломила подсохшее тесто и вынула ребенка. Запеленала в чистую холстинку и уложила на свою кровать, а тесто разделила на три части. Одну вынесла за ограду и закопала в лесу под осиной. Другую отнесла к речке и пустила по течению. Третью бросила на перекрестке трех тропинок и позвала заговором ворон, чтобы они склевали крошки.
Когда же вернулась домой, то так и застыла у порога: Рыж лежал возле ребенка вытянувшись во всю длину и грел его своим телом. При этом выражение глаз у кота было столь растерянным и удрученным, что ему было в пору посочувствовать. А девочка, выпростав ручонку из пеленки, крепко ухватила его за шерсть. При этом ноготочки на ее пальчиках странно изогнулись, напоминая коготки. А ушки стали очень похожи на кошачьи, только с маленькими кисточками на кончиках.
Тэя не глядя села на лавку.
Куалми! Девочка была оборотнем-рысью.
Но как она оказалась в этих краях?! Приказ правителя однозначен: оборотни — враги, и поступать с ними нужно соответственно. Без жалости и долгих раздумий. Да ни один добропорядочный гражданин Чернолесья не рискнет замолчать присутствие в своих краях подобного кошколака. Все понимали, чем это может грозить. Оборотни всех видов и сословий — чума. Раз проглядишь, потом опомниться не успеешь, как они заполонят всю страну.