мог оторвать от Насти глаз. Ему очень хотелось получить свой кусочек хлеба. Может быть, если он вежливо попросит… Нет, сегодня не получится. Как он и предполагал, когда Настя поставила перед мальчиками миски и положила ложки, никакого хлеба ему не дали.
— И не пачкаться мне! — потребовала она.
Ваня и Андрей молча хлебали холодную протертую бурду.
Мальчики еще не доели, а Настя уже начала одного за другим перетаскивать детей на пеленальный стол и менять им мокрые колготки на сухие. Ни одного не приласкала, ни одному не сказала доброго словечка. Потом понесла всех в соседнюю комнату, укладывать в кроватки. Наступило время послеобеденного сна.
Ваня ненавидел валяться в кровати. С тоской ожидая своей очереди, он старался придумать хоть что-нибудь, желая оттянуть неизбежное. В дни, когда дежурила Андреевночка, она позволяла ему немного посидеть рядом с собой после того, как уложит остальных, и разучивала с ним песенку или стихотворение. Однако сегодня был Настин день. Она уже унесла Андрея. Ваня растягивал последние ложки жижи, напряженно раздумывая, о чем бы заговорить с Настей. Когда она наклонилась над ним, он спросил:
— Ты купила ковер, да?
Настя была потрясена:
— Откуда ты знаешь про ковер?
— Слышал, как ты говорила с врачом. Ты сказала, что видела на рынке ковер, и хочешь после смены его купить.
— Ишь ты, шустрый какой. Ну да, я купила ковер. Пошла да купила.
— Красивый?
— Очень.
Настя молча взяла Ваню на руки.
— А что такое рынок?
— Место, где покупают всякие вещи. А тебе пора спать.
— Но я не хочу спать!
Ни слова не говоря, Настя потащила его за собой. Положила в кроватку и закрыла за собой дверь. Ване только и оставалось, что смотреть сквозь прутья кровати на потрескавшуюся крашеную стену да водить по трещинам пальчиком. Огромный промежуток времени, которое он должен провести в молчании, ничего не делая, давил на него страшным грузом. Он знал: когда его освободят, уже стемнеет. Другие дети вели себя беспокойно. Из кроваток, выстроенных вдоль стен, доносились стоны и плач.
Ваня постарался мысленно отгородиться от жалобных всхлипываний и сосредоточиться на великом приключении, пережитом утром, пока Настя ходила курить. Он вызвал в памяти образ молодой женщины с распущенными волосами, которая нежно держала на руках младенца и что-то напевала этому счастливчику. Ване припомнилось, как она улыбнулась, и он представил, будто песенка предназначалась ему. Кто же она, эта незнакомая женщина? Почему она одета не так, как остальные воспитательницы? Почему не накричала на него и не отшлепала за то, что он ушел из своей группы? Но как ни ломал он себе голову, ответа на эту загадку не находил.
Устав размышлять, Ваня решил мысленно поиграть. Вообразил набор матрешек, только на этот раз все оказались на месте и были новенькими, без единой царапинки. Для начала он расставил их на столе от самой маленькой, с его мизинчик, до самой большой, ростом почти с Валерию. Матрешек было так много, что они загромоздили всю поверхность стола, а с Ваниной стороны стола образовали стену, за которой Ваня спрятался от Андрея. Андрей рассмеялся.
Потом Ваня начал катать матрешек по столу от себя к Андрею, и привычное выражение безразличия на лице его друга сменилось радостной улыбкой. Он подавался то вправо, то влево, стараясь поймать каждую матрешку — и маленькие, которые скользили по поверхности стола быстро-быстро, и большие, которые грузно покачивались и на ходу переваливались с боку на бок. Андрей ловил их и запускал обратно, к Ване, а тот давал им упасть со стола и ловил уже у самого пола. И Настя ничего не слышала!
Жалко, что сегодня Настя больше не даст им поиграть с матрешками. А завтра? Завтра должна дежурить Таня. Насчет Тани ничего нельзя сказать заранее, но Ваня решил, что обязательно попросит у нее игрушки. Зато послезавтра… Послезавтра будет день Андреевночки. Уж она-то разрешит ему поиграть с матрешками. Теперь ему было о чем мечтать.
Два дня спустя Ваня сидел за своим столиком и считал минуты до появления любимой воспитательницы. Таня уже сняла белый халат и нетерпеливо поглядывала на часы, когда открылась дверь и на пороге появилась красавица Андреевночка в довольно потрепанном пальто, с зонтиком в одной руке и с большим пластиковым пакетом в другой.
Пока она снимала пальто и что-то искала в пакете, Ваня не сводил с нее глаз. Наконец она вытащила бумажный сверток и положила его перед Ваней. Дрожащими руками он разорвал пергаментную бумагу. Внутри оказалась нарезанная кружочками колбаса.
— Попозже дам тебе банан, — прошептала воспитательница.
Ваня просиял.
— Андреевночка, я люблю вас больше всех, — произнес он с набитым колбасой ртом.
— Я еще к тебе подойду, — сказала та и ушла в спальню. Она вернулась с Кириллом, мальчиком, который всегда висел в прыгунках, посадила его к себе на колени и принялась медленно одевать: рубашечку, колготки, потом брючки и джемпер. У нее было необычно озабоченное лицо.
— Андреевночка, почему вы сегодня грустная? — спросил Ваня.
— Кирилл нас покидает. Его переводят в интернат.
Ване уже доводилось слышать это слово, однако смысла его он не понимал.
— Что такое интернат? — спросил он. Валентина Андреевна не успела ответить, потому что открылась дверь и вошла Вера, которая всегда приносила документы. Произошел торопливый обмен, во время которого Валентина Андреевна успела всунуть руки Кирилла в рукава пальто, нежно поцеловать его в макушку и передать с рук на руки Вере. Дверь за исчезнувшим в коридоре Кириллом захлопнулась.
Ваня вспомнил, что такое случалось и прежде. Вера уносила кого-то из детей, и больше они никогда не возвращались. Наверное, очередь за Андреем, и тогда у Вани не останется ни одного друга. Он запретил себе думать об этом. Потом обернулся, желая расспросить Валентину Андреевну об интернате. Но она занялась другим ребенком, словно давала ему понять, что вопрос лучше не повторять.
Через несколько минут дверь снова открылась, впуская заместительницу главного врача. Она принесла маленькую светловолосую девочку.
— Здесь кровать освободилась? Ну, вот тебе еще, — сказала она Валентине, сверяясь с коричневой карточкой. — Фамилия Курдяева. Преждевременные роды. Мать от ребенка отказалась сразу.