Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Подожди, – буркнул Виктор.
Он внимательно оглядывал стоянку. Светлое окошечко кассира, огоньки на заправочных автоматах, два окна маленькой забегаловки. Темноту леса вокруг.
– Подожди, Храмовник, не суетись… Может, твой «козел» уже хуже любой наживки… Ездишь на одной машине, самоубийца чертов… И живешь в доме у паучихи… А они одна от другой…
Но оба освещенных окна забегаловки, полосатых от жалюзи, не тревожил ни один силуэт. Никто не подходил к окну, не пытался раздвинуть планки.
В окошечке кассира тоже никого не видать. Только прыгал свет внутри, менялся с белого на голубоватый. Телевизор.
– Ладно, лезь…
Я распахнул дверцу, и тут он зашипел:
– Стой!
Сердце бухнуло в груди – и пропало.
Я замер, судорожно пытаясь понять откуда – справа? слева?
И куда мне?
Назад в машину или прочь, в лес, как можно быстрее…
Виктор зашуршал одеждой, но это было медленное движение. Неспешное. Неиспуганное.
Я сглотнул и оглянулся.
– Да где же… – хлопал он себя по карманам. – Подожди, сейчас…
Идиот!
Мне хотелось заорать на него. Врезать! Как дать в плечо, но уж от души! Но он не Гош. И это ничего не изменит.
Виктор оттопырил полу плаща, обнажив рукоятку револьвера и кобуру. Вжикнул «молнией» внутреннего кармана. Вытащил лист бумаги, сложенный вчетверо. Протянул мне.
– Что это?
– Старик просил тебе передать. Обязательно.
– Тогда?..
Виктор промолчал. Отвел глаза.
– Что там?
Он молча пихал мне листок.
Я взял, развернул. Виктор включил свет в салоне.
Хм… Этот листок я уже видел, хотя тогда и не брал в руки. Поделен пополам вертикальной линией, с каждой стороны набросано по нескольку пунктов. Беглым, ужасно корявым почерком Старика, похожим на сплетение корней. Так просто не разберешь:
– Он сказал, что это?
Виктор помотал головой:
– Сказал тебе передать. Я читал, но там… – Он поморщился. – Думал, ты знаешь…
Я вздохнул. Еще раз попытался прочитать, но тут надо разбирать по буковке. Не сейчас. Я сложил листок и спрятал во внутренний карман. Виктор задумчиво проводил его взглядом.
– Потом, когда все устаканится, посидим вместе, внимательно… Может быть, это как-то связано с той книжкой. От той суки. Ну ты помнишь – последней… Твоей, – сказал он с непонятной гримасой. Вздохнул. – Разгадаем потом эту загадочку…
Потом…
– Ну чего ты опять ухмыляешься?!
Потом…
Нет. Эту загадку мне уже не разгадать. Не успеть…
Я вылез из машины и тихонько прикрыл дверцу.
Перед зелеными воротами с военной страшилкой я остановил «козлика». Притушил фары.
Посидел, пытаясь хоть немного навести в голове порядок.
День выдался тяжелый, но ведь это еще не все…
Я сидел, пялясь в темноту перед машиной, пытаясь на время отложить все мысли предыдущего дня – и настроиться на Диану.
Странно… У меня не было ощущения, что это что-то неприятное.
Я хмыкнул. Да я уже почти воспринимаю тот особняк – как дом! Мой дом… И Диана в нем… Хоть она и чертова сука, но, надо отдать ей должное, весьма милая чертова сука…
Даже что-то теплое – знать, что сейчас снова она будет суетиться вокруг, улыбчивая и внимательная, обдавая призрачной прохладой лаванды наяву и мягким лавандовым холодком в висках… Что-то сродни ожиданию встречи с домашней зверушкой, милой, родной…
Но не совсем. В том-то и дело, что не совсем, будь она проклята!
Да, была странная приятность в утрах и вечерах с ней, в ее свежих утренних приветствиях и внимательных, все понимающих глазах, и даже вечные шпильки незлые, нет…
Но было и другое: изматывающее напряжение, каждый миг настороже. И в делах, и в словах, и даже в мыслях. В своих ощущениях. Воспоминаниях. Во всем.
Запах ее лавандового мыла пропитал воздух столовой, ее лавандовый холодок – пронзил все это место. Каждый уголок дома. Двор, пруд, окрестности. Все.
Не говоря уже о тренировках, когда ей позволено не просто висеть рядышком, а залезать внутрь меня. Подслушивать, менять, морочить…
Все ее видимое спокойствие, все ее ироничное смирение, эта игривая покорность – могу ли я быть уверен, что она в самом деле смирилась со своей участью?
Виктор может думать что угодно, только он с ней не говорил ни разу, вообще рядом не стоял – кроме нескольких часов тогда. В ту ночь, которая кажется древней и нереальной, как виденный в детстве фильм, полузабытый, но въевшийся в память обрывками, которые странно переплелись с твоей собственной жизнью…
Не затевает ли она еще что-то?
Нельзя ей верить. Надо следить. Но, господи, как же это выматывает… И там – и тут. Одни трудности. Все не так. Везде все не так. И чем дальше, тем хуже. Все хуже и хуже…
Господи, как же я устал…
На миг представил – нет, не я, а какой-то маленький лентяй-мечтатель, без спросу поселившийся внутри, – Диану-друга. Диану, с которой не надо быть настороже, не надо ждать удара в спину…
Я оскалился и встряхнулся. Тронул машину. Поцеловал бампером створки ворот и медленно пополз по извилистой дороге к поместью.
И холодный ветерок повеял по вискам…
– На вас лица нет… мой господин, – все же добавила она, смягчая серьезность.
Но обычная ее улыбка сейчас лишь едва заметной тенью гуляла по губам. Внимательные глаза, я почти кожей чувствовал ее взгляд, она впивалась в меня взглядом, почти как ледяные щупальца, которые сейчас она не распускала…
– Что-то случилось?
Вот только мне бы самому со своими мыслями разобраться, без ее шаловливых ручек.
– Зато у меня есть жареная рыба.
Я открыл пакет.
Она потянула воздух и закатила глаза.
– Ммм! Осетрина… Свежайшая осетринка! Солнечные жилки, белые слезинки… И не только она… Прямо пир какой-то!
Я все вытаскивал из пакета многочисленные недоедки, расфасованные по мисочкам из прозрачного ломкого пластика. Тут же почему-то оказалась и бутылка топленого молока. Непочатая. С фирменной этикеткой. Видимо, к пирожкам…
– Мм! – восхищенно простонала Диана. – Молоко! Топленое молоко!.. Кто бы мог подумать, что это будет для меня таким счастьем – глоток молока? Мой господин просто волшебник… – На ее губах опять играла ее привычная улыбка с двойным дном. – Мой господин научил меня заново радоваться самым простым вещам… Но в честь чего же весь этот пир, мой господин?
– Слет охотников, – пробормотал я, больше прислушиваясь к себе, чем к ней.
Рука… В руке опять… нет, еще не танцевали жалящие иглы, но я чувствовал напряжение, натянутость внутри и легкую одеревенелость, которые были предвестниками. Как раз после этого…
Диана внимательно глядела на меня.
– Слет охотников?
– Для обмена опытом.
– Шабаш? – с недоверчивым восторгом улыбнулась Диана. – У вас тоже бывают шабаши?
Вскрыв прозрачные пластиковые крышечки, я сгреб их, чтобы выбросить на кухне, заодно прихватил молоко – убрать в холодильник, но Диана взмолилась:
– Нет-нет! Прошу вас, Влад! Хотя бы глоток молока! Сейчас!
Я пожал плечами. Нашел на кухне чистый стакан, вскрыл бутылку, но она следила за мной через проем двери.
– Нет-нет! Прошу вас, только не в стекло! Кто же пьет молоко из стекла? Там есть специальная серебряная чашечка…
Я вздохнул, но раскрыл шкаф с посудой. Серебряная чашечка… серебряная чашечка… Ага, вот она…
Я чуть не зашипел от боли, едва не выронил чашку. Поспешно поставил на стол. Касание металла проткнуло тот занавес, что удерживал иглы… Почти сорвало…
– Нашли?
– Нашел… – сквозь зубы пробормотал я.
Оглянулся в проем двери на Диану. Она безмятежно глядела на меня.
– Серебряная такая, со слониками…
Или она не видела? Не заметила, что я нашел ее чашечку – и чуть не выронил?..
Хорошо, если так. Хоть в чем-то повезло.
– Серебряная, серебряная… – Будь она проклята, вместе со слониками, как и все металлическое! – Какая разница, из стекла или из серебряной!
– О! Если вы не пробовали топленого молока через серебряный краешек, то… А тарелки? – остановила она меня, едва я двинулся к ней с кружкой молока.
Держа чашку в левой руке. Теперь только в левой.
– Разве вы не хотите разложить всю эту роскошь на наши красивые золотые тарелки? – как ребенка уговаривала меня Диана.
И какой рукой я понесу ей эти чертовы золотые тарелки?
Но Диана смотрела на меня, и я видел – или показалось? – что на этот раз она смотрит на меня внимательно. Слишком внимательно…
Пробурчав, что сейчас, я поставил чашку, достал два блюда и уложил их на правую руку, оттянув рукав плаща как можно ниже. Защитив мертвой дубленой кожей мою живую. Осторожно прошел в столовую.
Бочком слева я обошел Диану, поставил перед ней сначала чашку, потом снял с правой руки блюда. Вернулся на кухню, левой рукой выдвинул ящик, где хранились столовые приборы, левой рукой выложил на стол вилку, нож, ложечку для десерта. Левой рукой задвинул ящик, левой рукой сгреб все и отнес ей.
- Прокол - Михаил Самороков - Боевая фантастика
- Клан быка - Иван Тропов - Боевая фантастика
- Крысолов - Иван Тропов - Боевая фантастика