— Я знаю, они караулы менять будут, — шепнул невесть как оказавшийся рядом рыжий Рихар. — С наших на королевские.
— Зачем? — не поняла я.
— Известно зачем, — буркнул рыжий. — Ты что думала, король свою драгоценную жизнь чужой охране доверит?
Вряд ли Анегарда обрадует такой поворот, подумала я. Как будто в его замке королю грозит опасность! Еще бы к мятежникам приравняли!..
— Ра-азойди-ись! Не-е толпи-ись! — к нам подошел королевский солдат, окинул оценивающим взглядом, подкрутил усы, подмигнул Анитке. Скомандовал развязно: — Так, бабоньки-девоньки, кто хочет свести знакомство, милости просим ночью, а сейчас — расходимся, расходимся! Обозу проезд нужон!
Анитка фыркнула, развернулась, мотнув косой, и ушла в кухню. Рихар презрительно сплюнул:
— Красавчики столичные! Много о себе воображают. Да, Сьюз! Чуть не забыл, господин Анегард велели твоего Рэнси на псарню забрать.
— Зачем?!
— Чтоб не покусал кого. А то вчинят безвинной собаке покушение на королевское войско, — мальчишка фыркнул.
— Он не покусает! Я не хочу!..
— Слушай, мое дело маленькое, мне сказали, я передал. Хочешь, иди сама с его милостью разбирайся.
— Уж будто ему до меня сейчас!
— Ну вот и не спорь.
Ладно, подумала я, не буду спорить. Просто не послушаюсь.
Рихар как будто мысли мои прочитал. Сказал проникновенно и настойчиво, как говорят закапризничавшему ребенку:
— Сьюз, он прав. Я знаю, мой отец был капитаном у господина Зигмонда, я помню. Так правда надо. Король в замке, не хухры-мухры.
Я подумала вдруг — зря я привыкла считать Рихара мальчишкой. Выглядит-то он на двенадцать, но Зигу тоже больше тридцати пяти не дашь, а ему триста с гаком. Нелюдская жизнь остается жизнью, просто так ее не перечеркнешь…
— Пойдем, — рыжий оглянулся на чужих солдат, — я провожу. И знаешь что, не ходи одна, пока эти здесь…
Я кивнула:
— Да, понимаю.
Рэнси скулил, когда я уходила, оставив его в вольере. Я и сама чуть не плакала.
Въезд короля я так и не увидела. Мало того, не успела в кухню вернуться, Лизетт тут же пристроила меня к делу. Ясно: высоких гостей и угощать нужно не абы как, и… в общем, работа для всех нашлась, за кутерьмой не заметили, как ночь настала. Да и толку в той ночи, ежели господа пировать изволят?
Хотя, даже если все дела невесть как вдруг оказались бы сделаны, никто и не подумал бы уйти спать. Правильно Рихар сказал: король в замке, не хухры-мухры! Хоть и посмеиваются мужчины над бабским да девичьим любопытством, нынче даже управителю оно казалось вполне простительным. А уж свободные стражники почти все к нам набились, тем закончилось, что тетушка Лизетт лишних полотенцем выгоняла, как мух назойливых. Сквозь стук ножей, громыхание посуды и шкворчание мяса мы ловили рассказы Динуши и Анитки, помогавших подавать на стол. Король весь из себя важный, суровый, а кабы не знать, что король, так и глянуть не на что: сморчок сморчком! Ульфар от гордости аж надулся: от короля за два человека сидит, считай, вовсе рядом! И баронессу за стол позвали, вот и разбери, кто там мятежник, а кто в милости! То-то Анегард смурной весь, небось не такого ожидал… Отца-то, выходит, его величество в темницу бросил, а матушка и Ульфар, в указе мятежниками объявленные, за королевским столом! Оно конечно, не нашего ума дело, но все же…
Да уж, поражалась я, вот так новости! Не знаешь, что и думать. Бабушка качала головой, Лизетт неодобрительно поджимала губы. Но обе молчали, и я тоже не стала трепать языком. Девчонкам простительно, соплячки еще…
Под утро заглянул Терес, глянул на Анитку, спросил:
— Ну и как вам гости?
— Шел бы ты, парень, — устало ответила Лизетт. — Без тебя голова кругом. А хочешь, и красавицу свою забирай. Совсем она, бедная, уработалась, а здесь и не отдохнет.
— Ой, можно?! — Анитка подскочила к Тересу.
— Иди, — отмахнулась Лизетт. — Обратно можешь не торопиться.
— Правильно услала, — кивнула бабушка, когда Терес с Аниткой отошли достаточно далеко. — Попомни мои слова, гости проспятся, ее первую спросят. А у них с Тересом-то серьезно, того гляди, к свадьбе дело повернет.
— Да уж ясно, — вздохнула тетушка Лизетт. — Еще не хватало нам здесь свары за девчонок.
Я тайком вздохнула. Не то чтобы мне так уж сильно хотелось замуж, но…
Выкинь из головы, Сьюз! Будто тебе других забот мало…
Бабуля, как всегда, оказалась права. И часа не прошло, как в кухню заглянул давешний обозник. Ввалился, как к себе домой, подкрутил усы, подмигнул:
— Утро доброе, бабоньки-девоньки! Пожалейте усталого солдата, налейте хлебнуть! Всю ноченьку в карауле простоял…
Толстуха Берта сначала налила, а уж затем оглянулась на Лизетт. Та поджала губы, молча кивнула. Ох, выскажет! Потом, не при чужих…
Выпил, крякнул, обтер широкой ладонью рот. Спросил:
— А что ж вы, бабоньки-девоньки, гостям не рады?
— Почему не рады? Еще как рады, вона вы какие все из себя видные да статные, не чета нашим-то увальням, — Берта хихикнула. — Еще налить?
Солдат протянул толстухе опустевшую кружку:
— Налей, душа моя, окажи такую любезность. — Дождался, выпил, снова крякнул. Шумно вздохнул. — А только самых красавиц вы, бабоньки, попрятали! Вот вчера девчушка с вами стояла, с косой досюдова, — солдат чиркнул себя ладонью по заду и мечтательно закатил глаза. — Небось решили, такая краса не про нашу честь, а?
— Не про вашу и есть, — звонко выкрикнула Динуша.
— Цыть! — Лизетт отвесила дуре подзатыльник, повернулась к солдату. — И верно, не про вашу: жених у нее.
— И у тебя жених? — солдат нашел глазами Динушу.
— И у меня! — Динуша презрительно фыркнула. — Получше ваших!
— Кому сказано, цыть! — Лизетт замахнулась полотенцем, Динуша, ойкнув, спряталась за бабушкину спину. — А ты, мил-человек, сам запомни и друзьям передай — женихам здесь всяким рады, да только чужих невест сманивать у нас не принято.
— Кругом облом! — усатый смешно всплеснул руками. — А ведь мы, бабоньки-девоньки, тоже не все при женах, кабы кто себе здесь невесту нашел, так не обидели бы. Это с "королевскими псами" лучше не связываться, они беспутные, кроме службы ничего и не знают, что из таких за мужья? А мы, обозная охрана, народ хозяйственный, степенный… — солдат вздохнул, поставил кружку на стол и вдруг чмокнул толстуху Берту прямо в губы. — Это тебе, душа моя, за ласку, одна ты меня тут пожалела-приголубила! Если еще и ты невеста — ей-же-боги, напьюся с горя!
— Я не невеста, — на этот раз хихиканью Берты вторило полкухни. А толстуха дождалась, пока солдат подкрутит усы и приосанится, и закончила: — Я уж год как жена!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});