— Дальше я ему дал по морде.
— Мало дал. Надо было сразу укладывать, чтоб до утра.
— Ну, — вроде как смутился Рихар, — господин еще когда говорил, чтоб без… ну…
— К таким случаям не относится, — отрезал Анегард. — Дальше?
Рихар замялся. Динуша взяла его за руку, сказала чужим высоким голосом:
— Дальше он сказал, что если я такая задавака и недотрога, то лучше он песика поцелует, и пусть мне станет завидно.
Боги… о боги… ой, мамочка!
— Так, — явно с трудом сдерживаясь, выговорил Анегард. — Ладно. Суду все ясно. Рихар, отведи этого целовальщика Гарнику, пусть запрет. Проспится, тогда… я не успею, но оно и к лучшему, пусть Зигмонд с ним поговорит, надолго охоту целоваться отобьет. В конце концов, оскорблена невеста его человека… Гарнику я утром скажу.
Ого, а Динуша у нас, выходит, уже не просто подружка, а невеста? Ай да молодцы!
Рихар взял онемевшего «целовальщика» за шкирку, вздернул на ноги. Рэнси взрыкнул, я торопливо надавила на холку, прошептала:
— Спокойно, хороший мой, сейчас его уведут…
— Да, — хмыкнул Анегард, проводив рыжего взглядом, — больше никто не полезет к тебе целоваться, бедный ты пес. Дина, ты в порядке?
— Я… да, я… да, — девчонка всхлипнула, торопливо вытерла глаза. — Спасибо, господин. Я пойду, ладно?
— Конечно. Доброй ночи.
Анегард кивнул и вышел. Динуша юркнула в свою каморку. Бабушка подошла к печке, нацедила отвара. Сказала:
— Ступай и ты спать, девонька.
— Да, сейчас… — я сняла с полки флакон с зельем, набрала в кружку воды. — Зиг просил к Ульрике заглянуть. Знаешь, ба, ты б ее глянула, какая-то она совсем хилая, куда такой замуж… не приведите боги, помрет родами.
— Сама о том думала, — вздохнула бабушка. — Ульфару меньше надо было в мятежах крутиться да на соседское добро зариться, а больше на дочку глядеть. По всему видать, взаперти сидела, ни погулять, ни поплясать…
Ульрика спала. Я поставила на стол кружку с подкрепляющим питьем и тихо вышла. Ночи осталось всего ничего, а завтра…
Иди-ка и ты спать, Сьюз.
Белая "осенняя звезда" стояла в утянутом с кухни кувшине, по комнате плыл слабый запах, терпкий и свежий. Я распахнула окно, села на кровати, подтянув колени к груди, и долго глядела на белый цветок в серебряном свете луны. Спасибо, Анитка. Когда счастливая невеста загадывает для подруги, оно сбывается. Почти всегда. Почти. Почти-почти-почти…
Завтра они уезжают.
Уже завтра.
Ничего, зато у меня будет время разобраться, хочу ли такого.
Утро выдалось холодным и пронзительно ясным. Я вышла во двор, кутаясь в шаль, ежась от пронизывающего ветра. Десяток, выбранный в охрану Анегарда, уже ждал. Зигмонд обсуждал что-то с Гарником, Рихар у самых дверей кухни шептался с Динушей. Марти делал вид, что подгоняет под себя стремена, а сам поглядывал из-за спины гнедого меринка, и от его взглядов у меня горели уши и хотелось послать его по-простому, по-деревенски, куда подальше.
Все выглядело так… обыденно! Верховые кони, вьючные кони, два сторожевых пса в широких ошейниках с железными бляхами, сонные лица мужчин. Будто в Оверте на ярмарку едут!
И старый барон провожать не стал. Анегард вышел один, махнул рукой:
— По коням!
А что, может, и правильно. Все уже сказано, а долгие проводы — лишние слезы. Не зря ж вчера прощались. Я прислонилась к стене, плотнее запахнула шаль. Зиг тоже, наверное, сегодня уедет. Ему баронство к рукам прибирать, небось дело непростое. И останемся мы коротать скучную осень и долгую зиму. Гадать, все ли в порядке с Анегардом, а к Зигмонду в гости ездить. Мне придется заняться… как это отец сказал? — подобающим гардеробом. И правилами подобающего поведения заодно, чует мое сердце. Хорошо бы научиться так ходить, как баронесса и Ульрика. А еще нам с бабушкой перебирать собранные за лето и осень травки, готовить снадобья, выбраться в гости к Гвенде… Рольфа все-таки поздравить…
Дел хватит. Дадут боги, тосковать будет некогда.
Маленький отряд выехал за ворота, я вздохнула. Вот и все. Кончилась суета и кутерьма, надо втягиваться в ровные, размеренные дни. Привыкать к новой жизни.
Я убралась со двора, пока никто не подошел поздороваться. Не хотелось ни с кем говорить. И делать ничего не хотелось. И даже думать. Хотелось, пожалуй, всплакнуть, но не сильно, а так, немного. Посижу у себя, все и пройдет. Тем более что комнаты, так поначалу испугавшие, за две ночи стали привычными и уютными.
И даже хорошо, что лестница на третий этаж такая длинная. Можно представить, что на каждой ступеньке остается капелька грусти. Одна капелька на ступеньку — а на сколько их станет меньше, пока дойду? Все будет хорошо, веришь, Сьюз?
Верю. Жизнь продолжается.
Окно в моей спальне все еще было распахнуто.
На столе, кое-как пристроенный в высокую кружку из-под эля, стоял букет. Осенние звезды, белые и желтые. Цветок, подаренный Аниткой, казалось, повеселел и словно кивал довольно из своего кувшина: вот видишь, сбывается, и без всяких "почти".
Белые и желтые, Звездная дева и Жница. Признание в любви и предложение замужества.
Ну-ну. Кто ж тебе, хотела бы я знать, помог на третий этаж влезть? Если Зиг…
Хотя разве это важно?
Я тронула цветы ладонью, осторожно, боясь смять нежные лучики лепестков.
Вернешься, говоришь?
Почему-то вспомнился не вчерашний разговор, а давнее: "Да пустячок, на удачу". Он много о себе воображает, этот королевский пес. И Гарник с Колином считали, что он не для меня, даже когда я была всего лишь деревенской лекаркой.
Хорошо, я подожду.
Возвращайся.
А там поглядим.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});