Вот только пора бы мне уже уяснить, что Зиг, хмырь болотный, всегда оказывается прав!
Баронесса явилась на королевский суд нарядная, в памятном мне с храмового дня алом платье, однако надменности в ней поубавилось. Склонилась перед королем:
— Умоляю ваше величество о снисхождении…
— Взгляните на меня, баронесса.
— Я не смею…
Тихий голос, умоляющий взгляд, — разве поверишь, что эта кроткая овечка способна строить козни? У, змеюка, дрянь лицемерная!
— Баронесса, мне доложили о вашем желании облегчить душу, это правда?
— Да, ваше величество. Увы, я всего лишь слабая женщина. Меня втянули… — жалобный всхлип прерывает речь, кружевной платочек промокает глаза. Ой, вот только не говорите мне, что она и правда плачет! — Простите, ваше величество! Я не должна была…
И баронесса картинно рухнула на колени.
— Встаньте.
— Ваше величество, я…
— Если вы раскаиваетесь, баронесса, если сожалеете о своем участии в заговоре против нашей особы, просто расскажите нам все без утайки. Право же, это куда действеннее, чем лить слезы. Мы обещаем учесть ваше раскаяние, баронесса.
— Да, — баронесса поднялась, незаметно оправила платье. — Да, ваше величество, я раскаиваюсь, глубоко раскаиваюсь! Мой муж… я всего лишь слабая женщина, а жена должна слушать мужа… мне надо было прийти к вам сразу, ваше величество, и…
— Баронесса Лотарская, вы говорили о вашем муже.
Даже я уловила в голосе короля нетерпение. А уж баронесса… поняв, что переиграла в своем раскаянии, Иозельма заторопилась. Вздохнула прерывисто, комкая кружевной платочек.
— Вот уже почти двенадцать лет, как я служу при дворе вашего величества. Разумеется, за эти годы я не раз бывала в замке своего супруга, но я не считала возможным надолго отлучаться из столицы, и поэтому чаще муж навещал меня, чем я его. В последний свой приезд…
— Когда это было?
— Весной, — в голосе баронессы мне почудилась неуверенность. — Я помню, как раз черемуха цвела… Да, вскоре после празднования весеннего Хранителя.
— Хорошо, продолжайте.
— Так вот, в последний свой приезд мой супруг сказал, что желает серьезно со мной поговорить. Он отправил из дома слуг… запер двери… скажу честно, ваше величество, его приготовления меня испугали. Мой муж — суровый человек, временами даже жестокий. Ему опасно перечить…
— Продолжайте, баронесса.
— Он сказал… простите, ваше величество… он сказал, что трон занимает недостойный и ради сохранения исконных вольностей нужно… простите, ваше величество… нужно либо вынудить правящего короля считаться с привилегиями, дарованными нам его достойными предками, либо получить то же самое от другого. Он сказал, что пора уже прекратить смиряться с засильем выскочек, и…
— Это ее мысли, — прошептал мне на ухо Зиг. — Ее собственные, выстраданные. То, ради чего она и влезла в мятеж. Слышишь, как говорит? От всей души…
— Довольно, — оборвал пламенную речь король. — Мы поняли. И как барон Лотар предполагал, хм, вынудить?..
— Я должна была, в свое дежурство, провести неких его друзей через комнаты фрейлин на половину вашего величества. В большее меня не посвятили. Простите, ваше величество. Я глубоко счастлива, что мне не пришлось….
— Хорошо. Ваш сын, баронесса, знает что-либо о заговоре?
Я замерла.
— Полагаю, да. Анни всегда был дружен с отцом. Но, ваше величество, мой сын еще почти ребенок… умоляю, не судите его строго…
Ах ты, дрянь!
— Младший барон Лотар, что вы можете сказать в свое оправдание?
— Это ложь! — яростно выдохнул Анегард. — Ложь от первого до последнего слова!
— У меня другие сведения. Признания вашей матушки вполне соответствуют тому, что открыли нам прочие заговорщики.
— Сын мой, — взвыла баронесса, — покайся!
— В чем?! — кажется, Анегард просто не мог уже сдерживаться. Или не хотел? — В чем я должен каяться, матушка, в том, что мне повезло быть сыном лживой гадины?
— Младший барон Лотар, вы забываетесь.
— Ваше величество, будь моя мать мужчиной, я потребовал бы сейчас божьего суда. Но, быть может, баронесса выставит себе защитника? Я не вижу иного способа доказать…
— Младший барон Лотар, вам не нужно ничего доказывать. Нам все ясно.
— Но…
— Извольте молчать, когда говорит ваш король! Видят боги, мы сыты по горло оправданиями, доказательствами, уверениями и прочими словесами. Для своих лет, юноша, вы чересчур самонадеянны. Вам следовало бы брать пример с матери, а не с отца.
Анегард покраснел… побелел… вдохнул…
— Молчи, — яростно прошипел Зиг. — Молчи, придурок!
Мне показалось, взгляд брата на миг метнулся к нам. Как будто услышал… впрочем, кто знает… по крайней мере, Анегард промолчал. Зиг пошатнулся, отер лоб. Пробормотал:
— Боги великие, храните молодых дураков, ибо сами они себя охранить не в силах…
— Баронесса, — голос короля вновь потускнел, как будто вспышка негодования выпила его силы, — мы прощаем вас.
— Благодарю, ваше величество!
— Более того, мы не лишаем вас великой чести служить нашей особе.
— О… — Иозельма выдохнула нечто нечленораздельное, но, несомненно, верноподданническое, и изобразила поклон настолько глубокий, словно хотела бы растянуться ковриком у ног короля.
— Однако мы полагаем неуместным вовсе забывать о вашем участии в заговоре. Имейте в виду, баронесса, если вас еще раз … как вы там изволили сказать? «втянули»? Так вот, если вас еще раз втянут во что-либо…
И этот голос показался мне пыльным, вялым и бесцветным?! Столько яда в интонациях я не слыхала ни разу в жизни. Даже баронессе далеко…
— Жизнью клянусь, ваше величество!
— Да, баронесса, именно жизнью. Следующий раз кончится для вас эшафотом.
Король умолк.
Какой-то страшный миг мне казалось, что я знаю следующие его слова, и будут они: "Как этот — для ваших мужа и сына". Думаю, и не только мне…
— Что же касается обоих баронов Лотарских…
Наверное, король специально медлил. Изображал задумчивость, а сам глядел в лица тех, кто стоит перед ним… не знаю, почему, но я уверена была: в эти мгновения он упивается своей властью. И, клянусь, я ненавидела его!
— Лотары, — теперь в пыльном голосе явственно звучала укоризна. — Старинный, прославленный род… столько заслуг перед троном…
Боги, молила я, спасите их, спасите Анегарда! Пусть хоть иногда, хотя бы в этот раз, справедливость все-таки будет!
— Барон, барон… если бы вы не упорствовали так в бессмысленном уже запирательстве… упрямство хорошо до определенных пределов, жаль, что ни вы, ни ваш отец этого не понимаете…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});