от советского оружия погибнет, несправедливо. А стремление к справедливости в менталитет русского народа заложено.
Все же застряли в низине. В этих местах всегда влажно, да еще дожди несколько дней лили. И первый же гусеничный бронетранспортер машину из грязи вытянул, на пригорок втащил, где посуше земля.
Михаил представил, как бы он пешком топал по этой дороге. В грязи из-под колес проезжающих машин будешь по самые уши, и сапоги промокнут, и сам вымотаешься. А цена вопроса – всего пачка сигарет. Немного не доезжая до Смоленска, водитель свернул налево, на север.
– Тебя здесь высадить?
– Нет, с тобой поеду.
Расчет был прост: грузовик будет везти снаряды к передовой. Пушки обычно располагаются не далее километра от траншей. Конечно, есть исключения, например, противотанковые пушки. Они стоят близко от траншей, чтобы отразить возможную атаку вражеской техники, не дать ворваться на позиции. И в принципе Михаилу все равно, где переходить нейтральную полосу. А в полосе наступления даже проще, нет единых позиций, какие бывают, когда фронт застыл на какое-то время. Войска обеих сторон успевают зарыться в землю. Немцы, по своему обыкновению, оборудовали траншеи, землянки, огневые точки – как положено. Стенки траншей не отвесные, а под углом и обшиты досками или жердями. Причем для оборудования позиций брали материалы с изб и сараев поблизости, хотя избы были жилые. А если из фатерланда не успевали подвезти брикеты топлива, то и топили полевые печки дровами из изб и коровников.
Чем ближе к передовой, тем проще перебраться к своим. Наступая, немцы не ставили минные поля, что облегчало переход. Больше следовало бояться часовых с советской стороны. Ночь, перед караульным появляется немец в форме, при оружии. Новобранец или излишне пугливый в первую очередь выстрелит, потом будет вопросы задавать. Каждый хочет выжить и не всегда действует по уставу караульной службы.
Понемногу колонна рассосалась. Чем ближе к передовой, тем меньше становилась. Машины сворачивали к своим частям.
– Тебе, товарищ, куда?
– Когда убывал по ранению в госпиталь, моя 106-я пехотная дивизия стояла за Смоленском.
Шофер присвистнул.
– Это же двадцатый корпус! Он сейчас далеко!
– Надо же! – огорчился для видимости Михаил. – А где?
– Не знаю. Надо бы тебе узнать в комендатуре.
Шофер не стал останавливаться на ночевку, в два часа ночи прибыл в полк. Михаил поблагодарил, сориентировался по звездам, где восток. В ту сторону и направился. Уж мимо своих не пройдешь. Получается, он в ближнем немецком тылу. Мимо двух танков Т-III прошел, немного дальше стояла артиллерийская батарея, которую обошел стороной. Потом окопы, причем неполного профиля. Он их принял за вторую линию. По правилам немецкой фортификации должна быть первая, укрепленная сильнее второй. Но и сто метров прошел, двести и триста, а новых траншей или окопов не было. Не заблудился ли? Еще смущало, что немцы не пускали ракеты, не вели беспокоящий огонь дежурные пулеметчики. Может быть, река впереди или другая естественная преграда вроде оврага? Или пора ложиться и ползти? Земля сырая, не хотелось лишний раз елозить по грязи. И вдруг окрик на русском.
– Стой! Кто идет?
– Свои, разведка.
– Пароль, а то стрелять буду!
В подтверждение щелчок затвора. Михаил лег. Лучше грязным, чем мертвым. Часовой морально готов увидеть разведчиков своих, но никак не немца.
– Пароль не знаю, позови разводящего или взводного.
– Чтобы он мне по шее из-за тебя дал?
– Предлагаешь до утра лежать? Так ведь я околею. Командование не получит важных сведений. Вот тогда у тебя будут проблемы. Не по шее дадут, а под трибунал отправят.
Несколько секунд тишины, потом часовой предупредил:
– Вызываю взводного. Стой на месте!
Нет уж, лучше лежать, дольше проживешь. Часовой подал сигнал свистком. Редкость ныне, свистки большей частью утеряны. До свистков ли, когда гибли целиком полки?
Ждать долго пришлось. Наверняка взводный спал. Впрочем, у него и днем забот полно, человеку отдохнуть надо, не железный. На фронте из командного состава взводный жил меньше всех, пару недель. Командиры званием и должностью выше находились дальше от передовой. Если командира роты еще мог убить снайпер, то до комбата пули уже не долетали, только мины и снаряды.
Со стороны часового послышался прокуренный хриплый голос:
– Ходи сюда, только руки подними!
– Я в немецкой форме! Не подстрелите невзначай.
– А сколько вас?
– Я один, из разведотдела армии.
Михаил встал, поднял руки, медленно пошел. Уже окоп виден, две фигуры в нем.
– Стой!
К Михаилу подошел человек в ватнике, обыскал, забрал пистолет из кобуры. Пошли мимо часового, спрыгнули в траншею, извилистым ходом – в землянку. Сыро в ней, на полу вода хлюпает.
– Кому телефонировать?
– В разведотдел армии.
– А в Москву не надо? У меня связь только с ротным и комбатом.
– Тогда зачем спрашивать?
Взводный стал крутить ручку полевого телефона. Когда на другом конце ответили, сказал:
– Старшина Жихарев. В расположение взвода немец вышел, говорит, из разведотдела армии. Понял, товарищ капитан. Есть.
Трубку положил.
– Принесла тебя нелегкая. У меня во взводе пятнадцать человек осталось со мной вместе. А сейчас двоих надо посылать тебя конвоировать в штаб батальона.
– На твоем участке, старшина, немцы завтра точно наступать не будут. Нет у них ни техники, ни личного состава.
– Успокоил!
Старшина закурил, вышел на несколько минут, вернулся с бойцами. Одному он отдал пистолет Михаила.
– Сдадите в штаб батальона, лично комбату.
– Шлепнуть бы гада и спать лечь!
– Но-но! Какой он тебе гад? Наш разведчик.
– Наши в немецком не ходят.
– Разговорчики! Что ты понимаешь в разведке?.. Рассуждаешь, дурак! Исполнять!
– Есть.
Бойцы не выспались, зевали, спотыкались и чертыхались. Ночь темная, тучи закрыли небо, ни звезд не видно, ни луны. У солдат трехлинейки. Задумай Михаил сбежать, удалось бы. Из автомата дал очередь веером – и готов беглец. А при стрельбе из винтовки целиться надо.
Полчаса хода, и прибыли в штаб батальона в полуразрушенной избе.
– Товарищ капитан! По приказанию старшины Жихарева…
– Вижу, бойцы! Можете идти в расположение взвода.
Боец вытащил из кармана парабеллум, протянул комбату:
– Велено передать, его пистоль.
Привели Михаила в штаб полка, потом перевезли в штаб дивизии, и только к полудню он попал в разведотдел армии. Майор, его отправлявший, обрадовался. Но, похоже, еще больше удивился возвращению. Сначала выслушал доклад Михаила, потом придвинул листки бумаги:
– Напиши подробно.
Михаил стянул с пальца перстень, протянул майору.
– Книпке велел беречь и передать. Перстень этот из броневой стали перспективного немецкого танка. Его вручил Книпке сам Порше, конструктор танка.
– Да ну?! Вот это удача!
Майор ушел и вернулся уже с незнакомым полковником. Михаил уже три листка