Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Казаки молча опустили головы.
— Да, жаль старика, — скорбно сказал Элвадзе. — Но будем надеяться, что не убьют…
На улице с новой силой загремела канонада, совсем под ухом залязгали гусеницы. Танки окружали корпус, били из пушек. Снаряды пробивали простенки, сыпалась штукатурка. Один взвод казаков уже бился на втором этаже. Оттуда кто на веревках, кто по перилам, сорванным с лестниц, скользили немцы.
Михаил дал команду делать связки гранат и бросать их под танки, точнее и экономнее расходовать патроны.
Немцы спасались из корпуса как могли. Сам Кандлер бежал одним из первых. Он спустился по перилам, приставленным к окну, и забрался в танк, который тут же умчался. В последний момент он отдал приказ разрушить дом, независимо от того, успели ли выскочить оттуда немецкие солдаты.
Танки с черными крестами в упор расстреливали корпус. В одном месте уже был разворочен угол дома. Кирпичи рухнули на цементный тротуар. Михаил приказал тем, кто был на первом этаже, спуститься в подвальное помещение. Обстрел корпуса продолжался. На тротуар с грохотом падали кирпичи, рамы, доски. Поняв, что немцы решили уничтожить дом, казаки, уже занявшие верхние этажи, быстро спустились вниз. Подвал был переполнен.
Немцы не жалели пороха и стали. Один за другим гнали снаряды в ненавистный Кандлеру дом. Рухнул целый простенок верхнего этажа. В оконце подвала хлынула волна пыли. Дверь завалило кирпичом. Потные и пыльные бойцы стали пробивать бойницы. Кое-как удалось отворить дверь.
— Попались в ловушку, — сказал Михаил. — Где же танки?
— Откопаемся, — протянул парторг эскадрона.
Казаки расталкивали тяжелые глыбы, падали от вражеских пуль. Немцы уже подступали к дверям первого этажа, озираясь, входили внутрь. Гикали, орали:
— Сдавайся, русь!
— Русь никогда не сдается! — крикнул Михаил, заложил диск с последними патронами в автомат.
Казаки бросили последние гранаты. Немцы утихли, приостановились. Где-то на улице послышался грохот гусениц. Спасение! Шли русские танки. Они на ходу начинали дуэли с зелеными «тиграми». Немецкие солдаты были вынуждены выскочить из дверей корпуса, повернуть свои автоматы против танков. Подоспела конница по очищенной танками дороге. Увидев немцев, спасавшихся от длиннодульных машин, опускали шашки на головы бегущих. «Тигры» тоже повернули за удирающей пехотой.
Выбрались из подвальной ловушки закопченные дымом и порохом казаки. Михаил бросился по лестнице вверх, чтобы найти Якова Гордеевича, но пробраться на четвертый этаж не смог. Все исковеркано, двери подперты обломками кирпича и изогнувшимися железными балками. Лейтенант выбежал на улицу.
Возле корпуса остановился танк. Из него выскочил смуглолицый небольшого роста воин в кавалерийской форме. Это был Тахав.
— Где Елизаров? — спросил он бойца, бившего с колена из карабина по разбегавшимся немецким солдатам.
К танку подошел Михаил.
— Разрешите доложить, — обратился Тахав. — Танки привел. Захватил несколько сабельных эскадронов, — прихвастнул он, будто все решалось им. — Салям!
— Очень долго, Тахав, «прихватывал», — в голосе Михаила звучал досадный упрек.
— Не виноват я. Долго искали дорогу танкам. Видал? — указал Тахав на танк, на броне которого серебрилась надпись: «Салават Юлаев».
— По моему предложению построен на деньги башкирских колхозников, — с обычной нескромностью говорил он.
Элвадзе притащил раненого немца.
— Где полковник Кандлер? — спросил Елизаров. — Не скажете — застрелю сейчас, соврете — тоже застрелю.
— Должен быть в особняке, который обнесен железной оградой, там он всегда квартировался, — ответил перетрусивший немецкий сержант.
— Сандро, свяжитесь как-нибудь с другими эскадронами, узнайте, как дышат там казаки, пошлите верхового на командный пункт. Я поведу танки ловить немецкого полковника.
Михаил поговорил с танкистами, залез в люк. На броне танка примостились опаленные пороховым огнем казаки. Лязгнув гусеницами, «Салават Юлаев» ринулся. Вместе со всеми ехал и Тахав. Немцы, отступая, не прекращали огня. Откуда-то летели снаряды, мины.
Танк остановился у особняка. Для затравки пустили в него несколько снарядов. Ответа не последовало. Михаил выскочил из танка, присел за ним, оглянулся вокруг. На западной окраине поселка уже закрепились советские танки. К ним подбегали спешившиеся конники.
«Удрал хам или нет? — гадал Михаил о Кандлере. — Бросаться в особняк опасно».
— Тахав, беги к танкистам, зови на подмогу. Надо прощупать это логово.
Минут через десять пришли еще два танка, с которыми прибыло человек двадцать казаков. По рассказам танкистов и конников ни один немец не ускользнул из поселка. Михаил направил трех бойцов в дом. Вдруг затрещали пулеметы и автоматы из окон.
— Товарищи танкисты, ваше слово! — крикнул Михаил.
Три уральские пушки ухнули разом. Последовал второй оглушительный залп, третий…
Немцы выбросили в окно белую простыню. Вышел офицер-переводчик.
— Полковник Кандлер передал: согласен на перемирие, — отрапортовал он. — Просим старшего командира к нему на переговоры.
— Передайте полковнику Кандлеру: гора не ходит к Магомету, — внятно произнес Михаил. — Срок пять минут. Не выйдет — уничтожим.
Через пять минут Кандлер вышел в сопровождении офицера. Казаки держали наготове карабины и автоматы.
— Подойдите ближе, — сказал Михаил.
Немцы приблизились. Сопровождающий офицер покорно протянул свой пистолет, сдаваясь.
— Решили? — спросил Елизаров полковника.
— Я согласен на перемирие, — поднял унылые глаза Кандлер.
— Не перемирие, а капитуляция, — теперь Михаил говорил требовательным тоном, не так, как при первых переговорах. — Пишите приказ.
Кандлер посмотрел вокруг, чуть пожал плечами, как бы удивляясь, где и чем он будет писать. Ему дали ручку и бумагу. Елизаров подтолкнул Кандлера к танку. Немецкий полковник прислонил листок к броне советского танка. Прежде чем писать, пробовал настоять на своем.
— Я напишу акт об условиях перемирия, — сказал он Елизарову.
— Условия напишу я, — спокойно возразил лейтенант, — вы пишите приказ, а перемирие — не ваша компетенция.
— Пишите, — приказал Михаил. — «Во избежание бесполезного кровопролития приказываю личному составу вверенного мне полка сложить оружие. Командирам батальонов, — Михаил взглянул на часы, — в восемнадцать ноль-ноль вывести подразделения на улицу без оружия».
Кандлер устало выпрямился, отрицательно покачал головой, сказал:
— Не могу писать, рука дрожит.
У немца отобрали ручку и бумагу.
— Не надо писать. Короли войны напишут вашим батальонам свой приказ, — указал Михаил на танки.
К ограде с грохотом подкатило еще несколько бронированных машин. Примчались конники. Среди них были подполковник Орлов и начальник политотдела Свиркин. Они соскочили с коней, направляясь к командиру эскадрона. Елизаров объяснил обстановку.
— Продолжайте, — сказал Орлов.
— Сдать оружие! — приказал Михаил.
Кандлер дрожащей рукой потянулся к кобуре.
Тахав, стоявший рядом с ним, предусмотрительно помог ему — вытащил пистолет и передал своему командиру.
Михаил взял пистолет, хотел положить в карман, но, заметив золотую планочку, вделанную в рукоятку, стал читать: «Боевому офицеру от Паулюса».
— Поучительная память, — сказал Михаил. — Хорошо бьет?
Он поднял с земли стеклянную банку, бросил вверх, выстрелил перед глазами немецкого полковника. Пуля разбила банку. Кандлер побледнел. Михаил разрядил пистолет и вернул Кандлеру.
— Советское командование добровольно сдавшимся в плен старшим офицерам разрешает носить холодное оружие, знаки различия и награды, а также именные пистолеты, — сказал Михаил.
— А здесь немцы? — спросил Орлов Михаила, кивнув на особняк. — Что же вы декламируете? Всех нас могут покосить.
— Пока он здесь, — указал Елизаров на съежившегося немецкого полковника, — оттуда не осмелятся стрелять.
— Дайте команду вашим подчиненным сложить оружие, — предложил Михаил Кандлеру. — Немедленно.
Полковник согласился.
Вышло человек тридцать немцев с поднятыми руками. Орлов посоветовал Михаилу: приказ пусть пишет писарь. А сам Кандлер с этой группой сдавшихся немцев пусть с белым флагом приблизится к своим подразделениям.
Так решили и сделать.
Однако батальоны, засевшие в разных местах, в домах, цехах, открыли огонь по своим, поднявшим белый флаг. Сопротивление немцев было подавлено огнем артиллерии, а пленных немцев с белым флагом угнали в лес.
После боя вынесли на носилках Якова Гордеевича, убитого Кандлером на четвертом этаже. Кондрат Карпович принес котелок воды, обмыл окровавленное лицо друга, вытер бинтами, положил у изголовья его фуражку с синим околышем.