Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Откуда-то из-за портьер выскользнул человек.
— Русские обнаглели, — сказал фон Герман, неприязненно взглянув в упор на своего советника, представителя нацистской верхушки, генерал-лейтенанта Хаппа.
— Это фарс, — проговорил советник, бегло прочитав оставленную русскими бумагу. — Не так уж они сильны, чтобы принимать их ультиматум. Поднатужились — немного оттолкнули нас.
— Немного, — передразнил советника фон Герман, — оттолкнули до центра Германии.
— Дошли сюда и выдохлись. Очевидное доказательство: хваленых «катюш» не видно на фронтах. Лучшие кадры побиты. Кого они прислали к нам на переговоры? Зеленых юнцов.
— Ребяческое умозаключение, — отрезал фон Герман, сел за стол и снова принялся читать ультиматум.
Орлов и Михаил были вдвоем. Два солдата принесли чайник с черным кофе и бутерброды, тонкие и маленькие, как квадратное печенье. Михаил посмотрел на немецкое угощение и сказал:
— Непонятно, на кой шут так накрошили, — положил он один на другой четыре бутерброда, понюхал и откусил больше половины. — Замазка, а не масло. Что хочешь говори, а лучше нашего русского масла не найдешь.
— Это же маргарин, — определил Орлов и положил надкусанный бутерброд на тарелку, — как вы думаете, сдадутся?
— Одно из двух: да или нет.
— Есть третий вариант, — заметил Орлов, — чехлы надеть на пушки. Поняли смысл свадьбы «ганса» и «катюши»? Мира просят.
— Получат, когда рак свистнет, — сказал Михаил.
В комнату вошел генерал-лейтенант Хапп. Парламентеры встала. Немец сел. Можно было начинать переговоры. Русские тоже опустились на стулья.
— Мне поручено нашей ставкой, — сказал Хапп, — договориться с вами, смелыми советскими офицерами, чтобы вы поехали в имперскую канцелярию для дальнейших переговоров.
Елизаров вопросительно взглянул на Орлова. Тот сидел спокойный, внимательный. Только глаза его остро прищурились.
— К сожалению, мы не можем воспользоваться этой честью, — сказал Орлов. — Мы слишком маленькие люди, всего лишь курьеры командования энского фронта. Наши полномочия исчерпываются доставкой пакета генералу от инфантерии и получением ответа.
Немец был настойчив. Он говорил вкрадчиво, учтиво, стараясь не спорить с русскими, ной не уступать им.
— Скромность украшает человека, а у вас говорят: украшает большевика. Подполковник Орлов хочет быть скромным. Но вы не подумали о том, что встреча с нашим главнокомандующим принесет вам большие практические результаты и вечную славу.
Орлов догадывался, что Хапп — не обыкновенный военный генерал. По его манере говорить и держаться можно было заключить, что этот человек в генеральском мундире имеет отношение к секретной службе, может быть даже самого фюрера. И Орлов решил действовать осторожно:
— Скажите, господин генерал, а о чем мог бы быть разговор с вашим главнокомандующим?
— Фюрер может сказать, что настало время для сближения точек зрения, народы устали от войны, — как по шпаргалке говорил Хапп. — А вы можете к этому добавить — хотят мира.
В комнату вошел офицер с фотоаппаратом. Навел объектив на собеседников. Орлов отвернулся, закашлялся.
— Мне что-то нехорошо, — сказал он, извинился и вышел в коридор.
— Боится попасть на фотопленку, — заметил Хапп вслед Орлову.
— Не фотографируйте, — отвернулся Михаил.
— А вы, донской казак, — вдруг узнал Елизарова Хапп, — помните нашу встречу?
— Отлично помню.
— Как можно забыть такое событие? Ваше заявление и ваш портрет были украшением немецких газет.
У молодого казака напряглись на лице скулы. Он вспомнил фотокарточку, на которой был снят с майором Роммелем. Кулаки невольно сжались. Но Михаил вдруг сообразил, как важно остаться сейчас хладнокровным, невозмутимым: от их миссии зависит судьба многих.
— Вас вся Германия считает своим другом, — продолжал Хапп. — Я не могу понять, почему вы не с нами? Впрочем, простите, вы, видимо, работаете на нас?
— Нет, вы что-то путаете, — сказал Михаил.
— Как же я путаю? Я превосходно помню, как тогда отправили вас в особый госпиталь. Вы разве забыли?
— Нет, не забыл, все помню. Разрешите спросить вас. Как могло случиться, что появилось на свет заявление, которого я не писал?
— Так в жизни не бывает, значит вы написали.
Генерал выпроводил из комнаты фотографа, подошел к Михаилу, спросил:
— Какую роль теперь будем играть?
Елизаров сдержал ярость.
— Я служу России, — с гордостью произнес он, — и ненавижу тех, кто мешает ей жить и трудиться.
— Нет, вам придется играть роль друга Германии, иначе очень скоро будут сочтены дни вашей жизни, — зло заметил Хапп. — Я сейчас расскажу подполковнику Орлову о вашем поведении у нас в плену, покажу газеты с вашим заявлением и портретом, где вы дружески обнимаете нашего майора.
— Подполковник уже знает об этой провокации.
— Осторожно выражайтесь, — грозно предупредил Хапп, доставая пистолет.
— Я удивляюсь, генерал, как вы, пробыв столько в России, не научились понимать душу русского человека — угрозой нас не возьмешь. Поэтому не тратьте время, генерал, ничего не выйдет. С кем бы я ни встретился: с вами, с вашим богом — я останусь русским человеком.
Хапп переложил пистолет из руки в руку и, угрожая, произнес:
— В другом месте поговорим, выходите.
— Господин генерал, прошу вас: оставьте этот тон. Вы же видите, что никто вас не боится.
Орлов в это время стоял в коридоре, обдумывал свои действия. Что предпринять? — Зайти в комнату — генерал снова начнет играть в кошки-мышки, болтать вокруг да около. Орлов решил пойти к командующему. Дежурный по штабу остановил его у двери в кабинет. Орлов, как требовал порядок, произнес слова громко, чтоб услышал командующий: «Генералу от инфантерии». Фон Герман выглянул в дверь и кивком головы пригласил подполковника к себе. Лицо командующего было возбужденным. Он нервно постукивал карандашом по столу и жадно курил. В его задумчивых глазах таилась тревога, но от русского офицера немец старался скрыть свое волнение. Он выпустил густое облако дыма и протянул Орлову пакет, опечатанный сургучом, вышел из-за стола, прошелся взад-вперед по комнате и внятно сказал:
— О мире главнокомандующий мог бы начать переговоры, но ультиматум приказал отклонить. Передайте вашему командованию — об этом я написал в ответе, — что у Германии достаточно сил, чтобы разгромить советские войска. Можете отправляться. Пропуск вам выдадут.
Орлов неторопливо положил пакет в полевую, сумку, козырнул, повернувшись на каблуках, быстро, строевым шагом направился к двери. В кабинет ворвался генерал Хапп. Он разгадал хитрость Орлова, который понял, что с командующим договориться будет легче. От Хаппа, кроме подлости, ничего ждать не приходилось.
— Стойте! — истерично закричал генерал.
Орлов остановился у порога. Между командующим и генералом Хаппом завязался спор.
— Вас фюрер обязал согласовывать действия со мной — с политическим советником.
— Что нахожу нужным, я согласовываю, — резко ответил фон Герман: он не терпел опеки и теперь с удовольствием сцепился с Хаппом.
— Почему без меня отправляете русских парламентеров?
— Я выполняю приказ главнокомандующего, — объяснил фон Герман, положив перед советником шифровку.
Генерал-лейтенант Хапп словно обжегся, когда прочитал на бумаге фамилию Гитлера. Слова фюрера были высшим законом для него. В шифровке говорилось: «Ультиматум отклонить, ответить русским, что они скоро почувствуют силу нашего удара».
— Ответить русским, — повторил Хапп, — значит отпустить парламентеров. А я хотел осуществить одну комбинацию, — осекшимся голосом закончил генерал свой разговор с командующим.
Орлов поспешил в комнату, где оставил Михаила. Но казака там не было. Он не знал, что делать. Кого спросить? Вышел в коридор, столкнулся с генералом Хаппом.
— Вы отправляйтесь. Ваш спутник отказался возвратиться, — сказал Хапп.
— Разрешите с ним попрощаться? — спросил Орлов, приложив руку к козырьку.
— Не удастся, он уже на аэродроме, полетит в Берлин.
Орлов не сказал ни слова советнику и быстрым шагом вернулся к командующему. Генерал поспешил за русским, злобно ругаясь и отплевываясь.
Фон Герман косился то на парламентера, то на Хаппа. Особой жалости к русскому он не испытывал, но ему надоели мелочные интриги советника, который уже не в первый раз пытался ослушаться его приказаний. Командующий сурово сдвинул брови, стукнул кулаком по столу.
— Я сказал, — резко заявил он, — отпустите парламентеров!
…До линии фронта немцы везли русских в закрытой машине, в каких возят арестованных. На хуторе, где находилась передовая часть генерала фон Германа, парламентеров с завязанными глазами пересадили в давно поджидавший их, русских, автомобиль.