В школе было непривычно тихо. Шаги гулко раздавались под высокими потолками. Так гулко, что Вовка невольно старался ступать тише. А то еще выйдет кто на шум, русичка проклятая, например. Наверняка ждет его в своем кабинете, а кабинет-то ее – вот он, через один от физической лаборатории. На всякий случай он пошел на цыпочках. Добрался до нужной двери, приоткрыл, стараясь опять же по возможности не шуметь. Та все-таки скрипнула тихонько, и Вовка, опасаясь быть застуканным русичкой, мигом прошмыгнул в лабораторию и закрыл за собою дверь.
На него смотрели две пары испуганных глаз. Любимый учитель без рубашки, в брюках с расстегнутой ширинкой. Перед ним на коленях примостилась Ольга Васильевна. Ни юбки, ни нижнего белья – только блузка наброшена на голое тело, да и та распахнута настежь, как рыночные ворота в торговый день. Она даже не успела закрыть рот, так и смотрела на него перепуганными глупыми глазами.
К Вовкиному горлу подкатила внезапная тошнота, хотелось кричать и бежать отсюда. Но ноги словно приросли к полу, а кричать не позволяла все та же тошнота.
Первой нарушила молчание Ольга Васильевна.
– Я же спросила: «Ты закрыл дверь?» «Закрыл, закрыл!» Идиот!
Не стесняясь наготы, даже не пытаясь запахнуть блузку на голой груди, училка двинулась на Вовку. При движении рваный шрам на ее животе двигался, будто огромный белый червяк ползал вперед-назад. Остановилась почти впритык к Вовке:
– Почему-то мне кажется, что ты ничего не видел. Абсолютно ничего. Я даже уверена в этом! А вы, Андрей Геннадьевич, как думаете?
Любимый еще минуту назад учитель ничего не ответил. Вовка тоже молчал. А ведь так много хотелось сказать! Впрочем, слова теперь ни к чему. Главное, что отец уже не приведет эту змею в дом.
– Ну? Чего молчим? Я тебя, гаденыш, собственными руками придушу, если хоть слово отцу вякнешь!
Тоненькие ее ручки потянулись было к Вовкиной шее, но, не достигнув ее, повисли в воздухе:
– Ты уже достаточно взрослый, чтобы знать: женщина имеет очень большое влияние на мужчину. Так что папочка твой нынче твой только условно, понял? Все равно последнее слово будет за мной. Поэтому лучше не суй свой маленький дрянной нос в наши большие дела. Марш отсюда!
Дважды повторять не было нужды – мальчишка выскочил, хлопнув напоследок дверью.
Ольгу трясло. Дождалась. Сбылась давняя мечта – ее застукали в самый ответственный момент. И что? Где ожидаемое удовольствие? Почему ее трясет от ужаса?
Уперев руки в обнаженные бока, медленно повернулась к Пертухову:
– Сволочь! Я же просила – закрой дверь! Учти: если Дзюбинский меня бросит – сам женишься, понял? Жену свою бросишь к едрени фени, и женишься на мне. Ты мне, конечно, со своей учительской зарплатой на хрен не нужен, но хоть честь мою сбережешь. Понял? Понял, спрашиваю?
Пертухов, наконец, очнулся:
– Знаете, Ольга Васильевна, мне сейчас самое время о своей чести подумать. Вы уж как-нибудь сами о себе позаботьтесь, ладно? Я ведь вас не насильно в свой кабинет затягивал. И не надо меня пугать. Вам до моей жены – как до луны, дорогуша!
– Козел! И из-за этого козла я рисковала своей репутацией!..
Вовка бился в истерике:
– Почему ты мне не веришь? Я же твой сын, ты должен верить мне, а не этой…
Мальчишка растерялся, не зная, как более-менее культурно назвать училку. Лучше бы, конечно, некультурно, но за это можно и по шее от отца схлопотать.
– Это было гадко, она дрянь! Она даже не покраснела, когда поняла, что я все видел! Если бы я ничего не видел, откуда бы я знал, что у нее шрам внизу живота, чуть-чуть сбоку?
Даже теперь, когда Вовка представил ему доказательства, отец не поверил. Все говорил какие-то слова о том, что мама никогда не вернется к ним – будто Вовка сам не знал этого жуткого слова «никогда». Самое странное – отец уверял, что у училки нет никакого шрама…
Ссориться с ним окончательно Вова не хотел. Просто перестал ходить в школу.
Честно сказать, Оля не слишком надеялась на то, что Вовка будет держать язык за зубами. Была почти уверена: больше она Дзюбинского-старшего не увидит.
Однако не видела она лишь младшего: после знаменательного события тот стал заядлым прогульщиком. Оленьку это устраивало: честно сказать, жутко боялась встречи с ним. Так что отцу его ничего не говорила о прогулах. Тихо радовалась, что ей еще не дали отставку.
Вовка, конечно, маленький мерзавец, но за его воспитание она возьмется потом, после свадьбы. Она сумеет приручить непокорного пасынка. Если для этого педагогических навыков окажется недостаточно, придется применить иные способности – ведь женские ее чары еще никто не отменял. Что ж, ради семейного благополучия она на все готова. Да и все равно мальчишке скоро придется вступать во взрослую жизнь, вот она его и научит уму-разуму.
Тем временем Виктор Николаевич без устали выводил Оленьку в свет. Правда, до сих пор не представил ее ни друзьям, ни родственникам. Оленька не обижалась: после смерти прежней жены не прошло положенного срока, потому и на свадьбу скромную согласилась. Главное не в том, сколько гостей будет на свадьбе, а то, что замуж идет за человека солидного, обеспеченного.
За пару недель до свадьбы Дзюбинский предупредил:
– Завтра мы пойдем в одно место, я хочу, чтобы ты очаровательно выглядела. Оденься понаряднее – пусть все увидят, какая ты у меня красавица.
Назавтра, подъезжая к загородному особняку, пояснил:
– Мы едем не к друзьям моим – с ними я познакомлю тебя позже. Мы едем к очень влиятельному человеку, от которого во многом зависит мой бизнес. У него юбилей, полвека, наверняка соберутся самые важные персоны. Предупреждения излишни – ты у меня очень славная и скромная девочка, но на всякий случай – будь осторожна, это очень непростые люди. Мне не слишком-то приятно идти в эту компанию, но это – бизнес. И, что хуже всего, один я сюда прийти не могу, на это есть свои причины. Договорились, малыш? – Дзюбинский ласково погладил Оленьку по щеке.
– Договорились, Виктор Николаевич. Я буду предельно осторожна.
Дом был полон гостей. Среди дам в шикарных вечерних нарядах Ольга в скромном брючном костюме и светло-бежевой блузке почувствовала себя бедной родственницей. Ничего, недолго ей осталось скромничать, всего каких-то две недели – и она будет равной среди равных.
Дзюбинский раскланивался в разные стороны, пробираясь к виновнику торжества. Тот стоял в пол-оборота к вновь прибывшим, окруженный гостями. Усы, коренастая фигура… У Ольги похолодело в груди. Но нет, показалось. «Большой Вторник» носит простенькие пуловеры, а этот в смокинге. К тому же этому пятьдесят, а Мамудович у нее лет на десять старше. Слава Богу, не он!