— Оба крепко спят. Увидимся завтра, — улыбнулась Амелия и вышла из детской.
Повернув голову, Амелия бросила взгляд в коридор. Дверь в покои Саймона, находившаяся в конце коридора, недалеко от лестницы, была закрыта.
Сейчас, судя по всему, было примерно без четверти десять. Саймон наверняка сидел в кабинете. В любом случае Амелия должна была быстро пройти по коридору и спуститься вниз, чтобы потом подняться по лестнице, ведущей в восточное крыло дома, в свою спальню. Амелии явно не стоило задаваться вопросом — или даже беспокоиться — по поводу того, где находился сейчас Гренвилл.
Амелия направилась вниз по коридору. Но по мере приближения к двери Саймона ее темп не увеличивался, несмотря на все ее намерения, — лишь сердце безудержно неслось вскачь. Вместо того чтобы как можно быстрее миновать покои графа, ее шаги, будто по своей собственной воле, замедлились.
И тут Амелия услышала какой-то странный звук, раздавшийся из комнат Гренвилла, что-то вроде глухого удара, и ее сердце заколотилось еще сильнее. Он был в своих апартаментах.
Амелия нерешительно застыла на месте, а потом вдруг осознала, что стоит у его двери, пытаясь хоть что-нибудь расслышать!
И стоило ей снова двинуться вперед, как из-за двери вдруг раздался резкий крик Саймона.
Этот звук был таким надрывным, словно Саймону было нестерпимо больно. Амелия схватилась за дверную ручку.
— Гренвилл?
— Черт вас подери! — заорал он.
Амелия снова замерла, решив, что он проклинает ее. Но вдруг судорожно, будто задыхаясь от рыданий, Саймон закричал:
— Ляфлер!
Он спал. Недолго думая, Амелия ворвалась в его покои.
— Дайте мне время! — кричал он по-французски.
Подумать только: снова французский!
Амелия бросилась через анфиладу комнат. Света в гостиной не было. Прямо впереди маячила открытая дверь его спальни. На переднем плане Амелия увидела огромную двуспальную кровать с балдахином. Черного дерева, с золотисто-красными занавесками, она, казалось, занимала всю комнату. На прикроватной тумбочке мерцало несколько свечей, и в их отблеске Амелия увидела Саймона.
Он спал, лежа на спине, положив одну руку себе на лицо. Саймон сбросил с себя сюртук, но остальную одежду не снял. Очевидно, он прилег на минутку.
Пробормотав что-то себе под нос, он вдруг судорожно дернулся. Амелия кинулась к нему. Поставив подсвечник с тонкой свечой на тумбочку, она сжала его плечо и потрясла:
— Саймон!
Не успело его имя сорваться с уст Амелии, как он вдруг схватил ее, резко бросил на кровать и, накрыв своим телом, в мгновение ока приставил к ее виску пистолет.
Сердце чуть не разорвалось от ужаса, стоило Амелии встретиться с Гренвиллом взглядом.
— Саймон, это я!
Его темные глаза едва не выскакивали из орбит и горели яростью, его лицо свело маской беспощадного гнева.
— Ублюдок! — заорал он по-французски.
— Не стреляйте, — чуть не задохнулась от страха Амелия. — Не стреляйте! Это я — Амелия!
И в это мгновение она увидела, как сознание постепенно заполняет его взор.
— Какого черта вы здесь делаете? — требовательно бросил он и, содрогнувшись, поспешил убрать пистолет от ее виска.
Амелия обрела способность дышать, тяжело и часто, пот градом катился с нее. Гренвилл нависал над ней, стоя на коленях и опираясь на руки.
— Я услышала, как вы кричали, — ответила она, все еще хватая воздух ртом.
Гренвилл уселся на кровати рядом с ней и убрал пистолет в ящик тумбочки. Саймон так стремительно отреагировал на ее приближение, что Амелия даже не заметила, как он открыл ящик и выхватил пистолет. Она тоже сделала попытку сесть, но тут же снова упала на полдюжины раскиданных по кровати подушек, трясясь всем телом.
Саймон во все глаза смотрел на нее. Их взгляды встретились.
Он угрожал ей оружием, ужаснулась она.
Амелия никак не могла унять сотрясавшую тело дрожь. Не могла отвести от Саймона глаз. Она знала, что никогда не сможет забыть зрелище, свидетелем которого только что стала, — эту ярость, это бешенство, эту неистовую решимость. Будь на ее месте какой-нибудь незнакомец, он теперь был бы мертв.
О боже милостивый…
Но Саймон тоже дрожал. Она видела, как он покрылся испариной. Его батистовая рубашка прилипла к груди. Он тяжело дышал, словно только что пробежал внушительное расстояние.
— С вами все в порядке? — небрежно бросил он.
Амелия коснулась своего виска, в который только что упиралось дуло пистолета. За кого же ее принял Гренвилл?
— Он заряжен?
Ничего не отвечая, Саймон смерил ее долгим взглядом, что уже само по себе было понятным ответом.
Амелии стало дурно. Гренвилл спал с заряженным пистолетом у кровати; он боялся, что кто-то ворвется в дом посреди ночи; его мучили ночные кошмары.
Если он и не участвует в каких-то тайных военных действиях, то наверняка втянут в нечто столь же ужасное.
— Я ударил вас?
Она вздрогнула и перехватила испытующий взгляд его темных глаз.
— Не сильно.
Гренвилл чертыхнулся. Потом его взгляд скользнул от ее глаз к губам и вниз, по лифу, к ее талии. И тут же вспорхнул вверх.
— У вас… болит голова?
Амелию сковало невероятное напряжение, но уже иного рода. Она вдруг осознала, что находится в постели Саймона.
— Чуть-чуть.
Гренвилл встал.
— Вам не следовало входить сюда! — бросит он. — Что, черт возьми, вам тут понадобилось? Это мои личные комнаты!
— У вас снова был кошмар. Вы кричали, словно от боли! — воскликнула Амелия, трепеща всем телом.
Он вспыхнул:
— Мы оба прекрасно помним, что случилось в прошлый раз, когда у меня был дурной сон, а вы посмели вмешаться.
Амелия по-прежнему полулежала в центре его огромной кровати, боясь пошевелиться. Она пыталась не обращать внимания на то, как мокрая от пота рубашка облепляет его мускулистые грудь и плечи, как бриджи очерчивают контуры его крепких, сильных ног. В спальне, которую освещали лишь свечи на тумбочке, царил полумрак.
Амелия собралась было встать. Но рука Гренвилла тяжело опустилась у ее бедра, не давая ей возможности двигаться.
— Вам не следовало входить сюда.
Она медленно опустилась на подушки. И, немного помолчав, произнесла:
— Вы кричали во сне.
Все еще склоняясь над ней, Гренвилл сверкнул глазами:
— Я кричал?
Его ресницы вдруг опустились. Короткого мгновения хватило Амелии, чтобы заметить румянец на его высоких скулах.
Ресницы взлетели вверх. Теперь в глазах Гренвилла медленно загорался какой-то новый свет.
— Мальчикам понравилась сказка?