Читать интересную книгу Мартовские колокола - Борис Батыршин

— Опять какие–то секреты. — вздохнула Марина. — Слушай, Русакова, а тебе не кажется, что вокруг моего обожаемого кузена и этого американского Ванечки накопилось многовато загадок? И мы с тобой ничегошеньки в них не можем понять? Как хочешь, а мне это совершенно не нравится. Не люблю блуждать в потёмках!

— Всё бы тебе в чужие дела нос сунуть, Овчинникова! — ответила Варя. Подруга и правда слыла непоседой и неизменно оказывалась в центре любой гимназической шкоды. — У мальчишек — всегда какие–то секреты, всё они не наиграются. Подумаешь — стекло разбили, эка невидаль! Может кто из жильцов этого дома сделал что–нибудь плохое, вот они и решили ему отомстить!

— Насчёт твоего Ванечки — не знаю, а мой кузен никогда не умел помнить обиды. — покачала головой Марина. — Да и не похоже это всё на обычные мальчишеские шалости да секреты. Знаешь, я не могу надивиться на Николку — с тех пор, как в доме появились американцы», его будто бы подменили. Дело даже не в том, что он стал серьёзнее, — хотя и это тоже. Нет, просто ему сразу как–то стало неинтересно почти всё чем он жил раньше…

— Ну и что же, к примеру?

— Ну вот, для начала — эта его дурацкая коллекция. — пирнялась перечислять Марина. — Он полтора года собирал эти свои открытки, трясся над каждой из них, чуть ли не облизывал — а потом просто взял и забыл о них! Я с середины мая ни одной не видела — а раньше каждый вечер устраивался в гостиной с альбомом и часами их перекладывал. Папа даже попрекал его — мол, лучше бы читал книги…. А недавно вообще узнала, что он от них избавился — продал! Каково?

— Ну продал и продал. — ответила Варенька. — Что тут особенного? Значит, надоело. Помнишь, ты тоже два года назад собирала картинки с альпийскими видами. На сколько тебя хватило, на два месяца?

— Если бы дело только в картинках! — вздохнула Марина. — А та история с хулиганами из гимназии? Помнишь, я тебе рассказывала — он еще чем–то в лица им брызнул, к нам потом городовой приходил…

Варя кивнула — она помнила рассказ подруги о давнем, майском ещё происшествии.

— А ещё — Николя почти перестал задавать папе вопросы. А если и задаёт то такие… странные. Папа уже и удивляться перестал…

— Тоже понятно — не сдавалась Варенька. — Это всё Олег Иванович и Ваня — они же много всего видели и знают, вот и рассказали Николя. Вон, вспомни, как Иван про Сирию говорил — так у нас даже географ в гимназии о таком не слыхал!

Марина зачем–то оглянулась по сторонам и понизила голос. — Ладно, расскажу… только это страшная тайна, никому! Договорились?

Заинтригованная Варя кивнула.

— Понимаешь, у Николя есть такая коробочка. Плоская, размером с книжку. По вечерам, когда он думает, что его никто не видит, он забирается в кровать и открывает её. Раньше с головой под одеяло забирался, а теперь перестал — вот я и увидала…

— В замочную скважину подглядывала? — фыркнула Варенька. — Это же гадко, Овчинникова…

— Да хватит тебе! — отмахнулась Марина. Гадко, не гадко.. — понимаешь, у этой коробочки крышка изнутри стеклянная — и она светится! Просто так, сама по себе! И ладно бы только светилась! Я, когда увидела в первый раз, глазам своим не поверила! Слушай…

* * *

— Владимир Алексеевич, вам письмо!

— Гиляровский оторвал взгляд от подшивки газет и взглянул на возмутителя тишины. Точнее, на «возмутительницу» — в дверях стояла редакционная барышня. «Московские ведомости», следуя либеральному духу времени, стали брать на работу всё больше женщин — как правило, вчерашних курсисток, как, в прочем, и тех, кто и сейчас грызли гранит науки. Так что шуршание юбок и запах кёльнской воды стали в редакции явлениями куда более привычными, чем в любой из московских деловых контор.

— Утром рассыльный с Николаевского, с почты принёс. — продолжала девица. Вас не было, так я расписалась и пятак на чай дала.

— Спасибо, Фимочка. — улыбнулся барышне репортёр. Та расцвела — Гиляровского в редакции любили, а молоденькие сотрудницы — так вообще относились к нему, как к большому плюшевому медведю, напропалую хвастаясь вне службы своим знакомством с признанным «королём» московских репортёров.

Девушка подала конверт из плотной коричневой бумаги. — рукава её миленького, цвета какао, платья, уродовали чёрные сатиновые нарукавники.

«Ремингтонистка — подумал репортёр. — С некоторых пор в любой редакции прохода нет от этих трескучих монстров. «Ремингтон №1» стоила недёшево и работали на этих пишущих машинах, как правило, мужчины; однако, редактор «Московских ведомостей, известный своими передовыми взглядами в вопросах женской эмансипации, первым в Москве принялся брать на эту должность бывших стенографисток.

Письмо легло на стол. «Заказное, срочное — отметил Гиляровский. — кто–то счёл свое послание столь важным, что не поскупился на дополнительные траты». Такие письма доставляли из почтовых отделений пр вокзалах рассыльные — сразу по получении. Так, кто там нам пишет? Хм… Яков Моисеевич Гершкович, Петербург, гостиница хм–м–м…«Знаменская»? Не «Астория», конечно, но и не постоялый двор… а с чего это Яша подался в Петербург? В последнее время Владимир Алексеевич закрутился с текучкой и забросил свое «расследование» — нет, конечно, он по прежнему соблюдал слово, данное барону и его друзьям, и держал в секрете всё то, что успел о них разузнать — но не собирать новых сведений репортёр никому не обещал. А потому — регулярно навещал Яшу, справедливо полагая, что именно молодому сыщику барон ему поручил поддерживать отношения с репортёром. И вот — стоило на пару дней только отвлечься на другие дела, как что–то произошло — а он не в курсе!

Прочтя письмо, Владимир Алексеевич откинулся на стуле и задумался. Содержание было… неожиданным. Молодой человек осведомлялся о здоровье, передавал непременные приветы от Катерникова, Никонова и барона («Значит, они тоже в «Петербурге? Всё интереснее и интереснее…) и передавал их просьбу.. даже не просьбу, в сущности а совет. Выходило, что барон, прочитавший в «Московских ведомостях» очерк об очередной подземной одиссее репортёра, всерьёз за того обеспокоился — и теперь передавал Владимиру Александровичу свою настойчивую рекомендацию: ежели глубокоуважаемому господину газетчику придёт в голову продолжить расследование тёмных и жутких происшествий в московской клоаке — непременно обратиться к Роману Георгиевичу, который сейчас замещает Яшу в конторе на Варварке. Означенный молодой человек хорошо разбирается в некоторых вопросах безопасности в подземных путешествиях — и с удовольствием сопроводит репортёра в его новых вылазках, или, по крайности, снабдит некоторыми вещами, которые непременно пригодятся в клоаке.

Гиляровский отложил письмо и задумался. Строго говоря, он не собирался больше спускаться в подземелье — во всяком случае, не в ближайшее время. Статья написана, с найденными трупами разбирается полиция, в Городской Думе снова поднялся шум — так что, можно надеяться, что зловещие события под землёй не останутся без внимания и не будут похоронены в папках полицейских архивов.

Однако же, было очень любопытно — что это за опыт в «вопросах безопасности в подземных сооружениях» имеет в виду барон? Гиляровский успел достаточно насмотреться на Романа — и во время их совместного рейда в «СИбири», где молодой человек показал себя умелым и хладнокровным бойцом, не хуже кавказских абреков и казаков–пластунов, и во время манёвров в Фанагорийских казармах, где он просто потряс публику невиданными воинскими приёмами… нет, нельзя упустить такой возможности еще на шажок приблизиться к загадке барона и его компании. К тому же — прозрачный намек насчёт «некоторых вещей, которые непременно пригодятся». Это было особенно интересно — репортёру памятна была странная раздавленная «стрекоза», которую он выкупил у хитровских бродяг. Сам аппаратик Владимир Алексеевич оставил законному владельцу — Яше, — но некий козырь в рукаве приберёг. Когда странное устройство попало к нему в руки, он, так и не сумев разобраться, что это перед ним, обратился за помощью к одному своему случайному знакомому. Господин этот служил экстраординарным профессором Московского университета по кафедре прикладной математики. Его как–то отрекомендовали, как восходящее светило российской математики, особо отметив, что молодой учёный (40 лет — разве возраст для университетского профессора, пусть и экстраординарного!) особо интересуется вопросами полёта птиц и насекомых.

Единственное, что на тот момент Гиляровский точно знал о странном устройстве, попавшем ему в руки — оно может летать. Так что он обратился за консультацией к этому профессору, вполне справедливо полагая, что других знатоков механики полёта в Москве не найти — а, пожалуй, и во всей России тоже. Был, правда, еще и Менделеев, известный в России учёный и воздухоплаватель — газеты писали что Русское Техническое общество обратилось к нему с предложением осуществить полёт на аэростате для наблюдения за предстоящим этим летом солнечным затмением. Однако — аэростат — это одно, а летящее, как насекомое, машинка — совсем другое… к тому же, Менделеев находился теперь в Петербурге и встреча с ним не могла состояться скоро.