– Ты что, отказываешься?
Мгновением позже он стоял перед ней обнаженный, удивив ее легкостью, с которой разделся. Коннор вел себя так, словно это было самой естественной вещью на свете. Наверное, так оно и было. Потому что когда она приказала ему раздеть и ее и он подчинился, постепенно снимая с нее все, она ощутила, как становится свободнее. Они стояли обнаженными друг перед другом, и Беатрис подумала, что это самый естественный и честный способ общения между мужчиной и женщиной. Никакого притворства и хитрости. Никаких уверток и обмана.
Беатрис ожидала, что Коннор примет ее в свои объятия, но он молча стоял с горящими глазами и пылающим в возбуждении телом. Внезапно она поняла. Он ждал, чтобы она сделала первый шаг... отдавал власть в ее руки... ту власть, которой она добивалась и в которой так нуждалась. Коннор знал о ней все. Он знал, что ей требовалось, чтобы почувствовать себя в безопасности и стать свободной.
– Отнеси меня в кровать, Коннор. И люби меня, – попросила Беатрис.
С неторопливой нежностью он впустил ее на девственно-белые простыни. Беатрис вздрогнула, когда он лег рядом и начал покрывать ее тело поцелуями. Потом он медленно опустился на нее, а она согнула ноги в коленях, обхватив его бедрами и наслаждаясь ощущением тепла и тяжести его тела.
Раскрываясь под его поцелуями, Беатрис жаждала все новых ощущений. Покусывания... открытия с каждым вздохом, каждым прикосновением, каждым движением. Каждая частица ее существа оживала, стремясь к этому живительному единению. Она приняла его в своем теле, дрожа, когда он проник в нее и когда начал двигаться с изысканной неторопливостью. Зрелый возраст и годы воздержания заставляли его контролировать себя, и каждое движение доставляло неизъяснимое блаженство и ему, и ей. Мудрость, идущая из глубины веков и ничего общего не имеющая с ее собственным опытом, подсказывала Беатрис, что его прикосновения и ласки, поцелуи и горячий шепот были вызваны не только страстью. Они были отголоском внимания и восхищения, вызванного тем чудом, когда человек обнаруживает схожие качества в другом человеке... в своем двойнике.
Сладкая дрожь охватила их слившиеся воедино тела. Они погрузились в волны чувственного жара, их ощущения становились все более захватывающими. Каждый знал, к чему ведет это нарастание возбуждения, и оба отдались ему без остатка, пока завершение не вознесло их к высшей точке бытия. На одно невыразимое мгновение исчезли все преграды – и телесные, и духовные, и не было предела этому всеохватывающему, пронизывающему наслаждению.
Потом пришел покой, их сердца замедлили свой бег, дыхание выровнялось, и Беатрис увидела Коннора по-новому. Они лежали рядом, отдыхая в восхитительном полусне, и она поняла, что в его жизни тоже произошла огромная перемена. Он освобождался от напряжения, легко расставался со своими ожиданиями и требованиями, позволяя ей быть самой собой.
Когда спустя некоторое время Беатрис проснулась, Коннор, мягко ступая, возвращался к кровати, неся ей бокал вина.
– Спасибо.
Она села, оперлась спиной о подушки и до пояса накрылась простыней. Пока Беатрис пила, он опустился на кровать к ней лицом и начал обеими руками медленно поглаживать ее ногу ниже колена.
– Что ты делаешь? – Беатрис с удивлением посмотрела на него.
– То, что тебе понравится, – с легкой обольстительной улыбкой ответил он.
Коннор вел пальцами вверх по икре, потом вниз и вокруг щиколотки, повторяя все снова и снова. Каждый нерв в ее теле запел, когда он положил ее ступню себе на колени и круговыми, массирующими движениями начал большими пальцами разминать стопу. Вверх по икре, вниз... растирая, нажимая, гладя... пока она не закрыла глаза. Его прикосновение было немного эротичным, но в то же время заботливым и ласковым, и это одновременно и возбуждало, и расслабляло Беатрис. Пусть он ведет свои сладкие речи, даже не открывая рта. Когда Коннор на мгновение остановился, она открыла глаза и пошевелила пальцами ноги, как бы прося его продолжать.
– Если так пойдет и дальше, то мы сможем превратить тебя в романтичную особу, – усмехнувшись, сказал он, глядя, как ее глаза заблестели от возбуждения.
– Меня? – Она глубоко вздохнула и удовлетворенно откинулась на подушки. – Ну, думаю, бывает кое-кто и похуже. Конокрады, работорговцы, убийцы...
Глубокий горловой смешок Коннора почему-то вызвал приятные ощущения в ноге Беатрис.
– Опасная компания у нас, романтиков, – проговорил он.
– Романтики и сами опасные люди, – глядя на него, возразила Беатрис. – Романтики позволяют себе мечтать. А мечты вызывают появление всяких новшеств и реформ, даже революции.
– Звучит мрачно. Я в последнее время не устраивал никаких революций.
– Устраивал.
– Правда? – Коннор исподлобья посмотрел на Беатрис. – Где? – Потом он внезапно понял. – А, на заседании комиссии, в разговоре с дедом. Но, честно говоря...
– Нет, не там, – тихо ответила Беатрис, пытливо вглядываясь в его лицо и решая, многое ли можно ему сказать. Потом печально улыбнулась. Теперь ей придется забыть о своем былом спокойствии, особенно когда дело касается Коннора. Лучше смириться с этим. – Вот здесь. – Она коснулась своего виска, а потом груди, там, где сердце. – И здесь.
Коннор улыбнулся, потом нахмурился, на мгновение смутившись. Но, встретившись с Беатрис взглядом, казалось, понял, о чем она говорила.
– Ты меня словно встряхнул, заставил думать обо всем по-другому. Я уже не та женщина, которую ты встретил в «Темнице» Шарлотты Браун.
Коннор провел костяшками пальцев по ее ступне и посмотрел на Беатрис с таким сочувствием, что у нее чуть не остановилось сердце.
– Ну, не знаю, – с восхищением окидывая взглядом ее полуобнаженную фигуру, ответил он. – Для меня ты выглядишь почти так же. Минус кнут и хлыст, конечно. – Коннор усмехнулся. – И точно так же отдаешь приказы.
– Только когда ты меня об этом просишь, – выпрямляясь, с сияющими глазами сказала Беатрис.
– Да? А если я захочу приказывать?
– Кажется... меня можно уговорить... помогать.
Он засмеялся над тем, как тщательно она подбирала слова. Понятия «подчиняться» точно не было в ее словаре.
– А что я должен сделать, чтобы уговорить тебя?.
– Давай посмотрим. – Беатрис оглядела спальню, подумала и обнаружила нечто подходящее. – Ты можешь мне объяснить, как посетители заведения Шарлотты используют корабельный штурвал.
Коннор расхохотался и обнял ее.
– Я могу рассказать... но зачем, когда вместо этого лучше все показать?
Беатрис поморщилась, когда он встал с кровати и потянул ее за собой.
– Нет, в самом деле. – Беатрис попыталась прихватить с собой простыню, но ей это не удалось, и тогда она схватила первую попавшуюся вещь – его рубашку, лежавшую рядом на стуле. – У меня очень хорошее воображение, – говорила она, изо всех сил стараясь надеть рубашку только одной рукой, – просто расскажи, и все.