«Шла», – подумала она в прошедшем времени.
Именно в этот момент, стоя на гостиничной лестнице и наблюдая, как Херст Барроу, с трудом передвигая ноги, идет своей дорогой, в своем бесчувственном мире, – именно тогда Беатрис поняла, как сильно изменилась вся ее жизнь. Благодаря Коннору, Присцилле и Джеффри у нее появился еще один шанс испытать то, что, как она раньше думала, было давно забыто или предназначалось для других.
Глава 17
Когда Беатрис и Элис пожаловали в зал для приема гостей, который Коннор снял на этот вечер, то обнаружили, что их празднование готовы разделить с полдюжины законодателей, являвшихся ключевыми фигурами в процедуре получения разрешения на открытие банка.
– Удивлена? – вполголоса спросил Коннор, отодвигая для Бе.атрис стул у накрытого стола.
– Очень, – с деланным удовольствием ответила она.
– Я учусь использовать любую политическую возможность.
Озорные искорки в его глазах говорили, что этому он учился у нее. Ужин был превосходным, и за ним велся оживленный разговор. Вскоре наступило время, когда леди следовало оставить джентльменов наедине с их бренди и сигарами. Беатрис поднялась и, исполняя роль хозяйки, обошла весь стол, обмениваясь несколькими словами с каждым из гостей, благодаря каждого за то, что пришел, и за намерение поддержать ее предложение. Один за другим мужчины направлялись в курительную комнату на первом этаже, и дамы, забрав свои шали, тоже пошли к себе. Коннор появился, когда они уже поднялись до середины лестницы, и взял Беатрис за руку:
– Кое-кто из ваших новых друзей предложил, чтобы вы присоединились к нам за бренди и сигарами.
– Что? – Она изумленно рассмеялась. – Глупости... так не делается.
– У меня создалось впечатление, что вы всегда играете по собственным правилам. – Он вопросительно поднял бровь. – Неужели вам не интересно, как живет другая половина человечества?
Беатрис взглянула на Элис, но та ничем не могла ей помочь.
– Я не знаю...
Было очень соблазнительно оказаться на равных с элитой штата.
– Хорошо, я пойду, – сказала Беатрис, передавая свою сумочку Элис. – Но только если мне позволят попробовать сигару.
Коннор хмыкнул и, торопливо ведя ее вниз по лестнице, весело прокричал Элис:
– Не ждите ее!
Он проводил Беатрис по коридору, через главный зал, до курительной комнаты, возле которой красовалась табличка «Только для джентльменов». Но вместо того чтобы войти, повернул в сторону и направился по короткому проходу к боковой лестнице.
– Что ты делаешь? Курительная комната...
– Пуста, – заявил Коннор, ведя ее за собой.
– Но ты же сказал...
– Они все ушли домой, – останавливаясь на первой площадке, пояснил он. – Я решил, что мы можем использовать это время, чтобы попраздновать вдвоем. – Он обнял ее за талию и притянул к себе. – Как ты считаешь?
Беатрис никак не могла решить – то ли ей восторгаться его предприимчивостью, то ли оскорбиться. Какая самоуверенность! Но с другой стороны, чувствуя, как его тело прижимается к ней, Беатрис думала, что это как раз то, чего она желала.
– Кажется, – сказала Беатрис, мысленно соглашаясь, – меня можно уговорить.
Коннор повел ее на второй этаж, не слушая возражения, что их комнаты, дескать, на третьем, и завел в элегантный «люкс», декорированный синим и белым узорчатым шелком. На полу лежали шелковые ковры, а по обе стороны от мраморного камина стояли кресла, набитые пухом. В центре огромной комнаты располагалась изящная кровать с ниспадающим балдахином из синего шелка с золотым узором и прозрачного тюля. Беатрис покраснела, когда поняла, что Коннор заметил, как она смотрит на кровать.
– Вот это, – он потянулся и запер дверь на замок, – теперь моя комната.
– Боже мой! – выдохнула она.
– И твоя, конечно, тоже, – сказал он, целуя ее так, что Беатрис забыла, где находится. Ноги у нее подкосились, и он очень крепко прижал ее к себе. – Эта комната для тебя. – Коннор скользнул руками вверх по спине Беатрис, лаская ее. – Делай со мной все что хочешь.
Смысл того, что он сказал, не сразу дошел до нее. Она слегка отдвинулась в его объятии, чтобы посмотреть ему в лицо. Огоньки в глубине его глаз призывали ее испробовать этот вид власти.
– А если я решу, – Беатрис подумала о дразнящих и мучительных способах, с которыми познакомилась в «Восточном дворце», – что тебе надо иметь дело со строгой школьной учительницей?
Его глаза вспыхнули.
– Прекрасно!
– Или я захочу... чтобы ты позировал для меня, как модель для художника?
Он улыбнулся медленной, неисправимо-порочной улыбкой.
– А ты быстро все схватываешь. Ее взгляд искрился лукавством.
– Я знаю из авторитетных источников, что с конгрессменами надо обращаться пожестче.
– Пожестче. – Коннор прижал ее руку к своей груди, а потом направил ее ниже. – М-м-м. Конечно, обращайся пожестче... – Тут он посмотрел на нее. – Какие это источники? Кого ты знаешь, кто бы так обращался с конгрессменами?
– Дидрэ – кажется, так ее зовут, – ответила Беатрис, прищурившись.
Коннор нахмурился, не понимая... Потом вспомнил все, о чем она только что говорила, и сообразил, где она могла повстречаться с таким «источником».
– Кажется, ты в «Восточном дворце» зря времени не теряла.
Беатрис тихо рассмеялась и стала гладить его обеими руками, исследуя сквозь одежду, запоминая, удовлетворяя любопытство, которое снова просыпалось с каждым изменением позы или движения. Она прижала ткань жилета и рубашки вплотную к его груди, а потом потерлась о нее щекой.
– Сними их, – сказала она, отступая, чтобы видеть все. Коннор сбросил с плеч пиджак, расстегнул жилет, потом снял рубашку. При мягком свете масляной лампы Беатрис обошла вокруг него, кончиками пальцев касаясь крепкой мускулатуры и гладкой кожи, стараясь запомнить каждую ложбинку и выпуклость его тела.
– Ты такой красивый, – голосом, глухим от желания, проговорила она. Затем, намереваясь воспользоваться властью, которую он сам дал ей в руки, Беатрис подошла поближе и прошептала: – Сними и брюки тоже.
– Если я это сделаю, – дрожащим голосом произнес он, – то следующими будут твои юбки.
– Ты что, отказываешься?
Мгновением позже он стоял перед ней обнаженный, удивив ее легкостью, с которой разделся. Коннор вел себя так, словно это было самой естественной вещью на свете. Наверное, так оно и было. Потому что когда она приказала ему раздеть и ее и он подчинился, постепенно снимая с нее все, она ощутила, как становится свободнее. Они стояли обнаженными друг перед другом, и Беатрис подумала, что это самый естественный и честный способ общения между мужчиной и женщиной. Никакого притворства и хитрости. Никаких уверток и обмана.