бы там не было. Если бы я не хотела пить текилу, я бы не пила, — она не смогла сдержать язвительности в своем голосе.
— Я знаю, — мягко сказал Мэддокс, не поддаваясь на приманку. — Я знаю, что у тебя есть полное право делать такое дерьмо. Делать все, что ты захочешь. Но мне это не нравится. И прежде чем ты начнешь спорить со мной, это не из-за того, через что ты прошла, и уж точно не потому, что ты жертва. Это потому, что ты — это ты, Орион.
В его тоне было так много неприкрытых эмоций — текила не смягчила остроты. И она не смогла найти резкого ответа на его слова.
Поэтому она молчала до тех пор, пока он не припарковался на стоянке у ее дома.
— Проводишь меня наверх? — спросила Орион. Или, точнее, текила спросила.
Мэддокс поднял бровь.
— Что случилось с независимой женщиной, которая может сама дойти до своей квартиры? — в его голосе слышалось поддразнивание.
— Она приходит и уходит, — ответила Орион, слегка поддразнивая в ответ.
Она не понимала, что делает. Она знала, что это плохая идея, что это опасно, что она не готова. Но эти вещи уже не казались такими важными, как в прошлом.
Орион злилась. Она злилась на девушку, которая испортила ей вечер. Она злилась из-за того, что не смогла себя контролировать. Она злилась, что эти Твари украли у нее способность хотеть мужчину, не чувствуя себя грязной.
Она просто хотела быть чертовски нормальной.
Она просто хотела, чтобы Мэддокс проводил ее до двери, как будто он был просто парнем, а она — просто девушкой. Что между ними не было десяти лет боли и насилия.
— И как самочувствие у этой сильной, независимой женщины? — спросил Мэддокс, когда они подошли к ее двери.
Он стоял на удобном, почтительном расстоянии. Мэддокс всегда так делал. Уважал ее страхи, всегда джентльмен.
Она не хотела этого, по крайней мере, не сегодня вечером. Поэтому она шагнула вперед. Расстояние между ними больше не было удобным, и это выдергивало все ее страхи из укрытий.
Мэддокс напрягся, но не двинулся с места.
— Орион, — в его тоне было предупреждение. Больше никаких поддразниваний. — Ты пьяна.
Орион моргнула.
— Может быть, — согласилась она. — Но я не настолько пьяна.
— Я не буду использовать тебя в своих интересах.
Ей хотелось закричать от отчаяния.
— Хорошо, тогда я воспользуюсь тобой.
Мэддокс посмотрел на нее, собираясь отодвинуть ее назад. Она поняла это. Он был такой чертовски благородный.
— Все, что я знаю — это боль, — прошептала она, и сами слова были агонией. — Я просто хочу чего-то другого.
Его взгляд был непреклонен. И это другая цепь, которая обвивала ее туже, чем те, в которых она сидела десять лет.
— Тогда я сделаю все, что в моих силах, чтобы научить тебя другому, — его губы коснулись ее губ — на самом деле это был шепот. Призрак поцелуя, похожий на тот, что был тем летним днем давным-давно, но и что-то более темное. Поцелуй, который принадлежал зиме в полночь.
— Ты довольно хороший учитель, — признала она, стараясь говорить ровным голосом, пытаясь прогнать демонов, которые пришли с этим поцелуем.
В его глазах плясали зима и лето.
— Ты мне доверяешь?
Она тяжело вздохнула, слова из прошлого ударили ей в лицо. Доверяла ли она ему? Легко ответить она могла в детстве. Но она больше не была ребенком.
Он больше не был мальчиком.
Он стал опаснее. Он был не только человеком с большими ожиданиями, но и полицейским, способным запереть ее в тюрьму. Он хороший парень. Она играет с огнем.
— Да, — шепотом сказала она, медленнее, чем все прошедшие годы.
Глава 16
Орион приняла решение.
Смерть Жаклин вбила обещание в ее кости. Заставила ее добавить еще одно имя в список людей, покинувших этот мир из-за монстров. Орион оплакивала её по-своему. Тихо всхлипывая в душе. Смотря гребаную «Игру престолов».
Она не ходила на могилу, потому что ее там не было. Кладбища — это просто грязь, кости и надгробия. Ни больше, ни меньше.
Так что да, из-за Жаклин план напомнил о себе.
И Мэддокс этому посодействовал.
То, что она сказала Шелби и Жаклин в ту первую ночь в отеле, не было пустым звуком. Она имела в виду каждое слово. В ту ночь она была бы готова подписать клятву на крови и доказать, что она готова выследить знакомого доктора и заставить заплатить.
Тогда она была как животное. Раскованная и выпущенная в мир, в котором она чувствовала себя дикой, управляемой своими эмоциями, но в то же время напуганной. Боялась до костей.
И за эти месяцы здесь, в реальном мире, если это действительно было так, она снова становилась домашней. Она увидела, что в этом мире, том, что наверху, люди не убивают тех, кто причинил им зло внизу.
Ее жажда мести никуда не делась, но решимость пошатнулась. Она не боялась потерять деньги, свободу, жизнь, потому что все это было на поверхности. Это не важно. Она сбежала не потому, что хотела есть итальянскую еду, влюбиться и жить долго и счастливо. Эти потребности не такие сильные и инстинктивные, чтобы преодолеть годы пыток и насилия.
Месть.
Вот из-за чего она сбежала.
Тот пьяный поцелуй с Мэддоксом вернул ее в дикое состояние. Это подчеркнуло ее цель. Потому что, как только она вошла в свою квартиру, как только Мэддокс почтительно ушел и пожелал ей спокойной ночи, ее затошнило. Она жаждала разорвать свою кожу, потому что не хотела, чтобы ее грязь касалась его. В тот момент она была уверена, что, что бы ни говорили Эйприл или психиатры, у нее больше никогда не будет первого поцелуя.
Мэддокс был первым парнем, который поцеловал ее. И он же будет последним.
Она провела ту ночь в замешательстве, разрываясь между ощущением его губ на своих и жизнью лучшей подруги, которую она все еще оплакивала. Орион все еще чувствовала присутствие Жаклин, иногда слышала ее. Жаклин не исчезла, как втайне надеялась Орион. Она преследовала и подталкивала ее к мести и кровопролитию.
Орион вытерла слезящиеся глаза, схватила ноутбук и принялась за работу.
Ей нужно было о многом подумать, провести исследование. Понаблюдать. Например, выбрать место. Самым легким местом для нее был его дом. Она следила за ним уже некоторое время. Теперь у нее есть права, ее «рейнджровер» вписывался в уличную обстановку, так что никто даже не взглянул на нее дважды. Она узнала