катастрофой.
Это было неудобно, больно, но Орион не чувствовала необходимости бороться, как банши, чтобы убежать от него.
Наверное, она все еще пьяна.
— Я не оставлю Орион, — запротестовала Эйприл, тяжело опираясь на Эрика, чье лицо было пустым, но Орион видела легкость в его глазах и подумала, что ему было смешно. И, может быть, что-то еще. Может быть, ему нравилось, что Эйприл так на него опирается. Конечно, он слишком благородный человек и противостоит любым чувствам, которые у него могли быть, даже если бы она была трезвой. Мэддокс же его напарник, и это должно противоречить мужскому кодексу или еще какому-нибудь дерьму.
Так чертовски глупо.
Эрик был единственным мужчиной, который подходил Эйприл. Из того, что Орион слышала, с ней всегда плохо обращались дерьмовые парни.
— Да, бл*дь, оставишь, — прошипел Мэддокс своей сестре, слишком злой, чтобы осознавать, что еще происходит вокруг. Его хватка на теле Орион усилилась, гнев проник в него физически. — Ты притащила ее сюда. Она пьяна, и у нее, бл*дь, идет кровь. Так что тащи свою задницу домой, поговорим потом.
Эйприл сложила руки на груди и приготовилась сразиться с Мэддоксом. Орион знала этот жест много лет назад, когда они все были детьми, и эти двое ссорились из-за всего.
Орион ждала, когда начнется битва.
Но она не учла красивого, спокойного, сильного и, возможно, влюбленного мужчину рядом с Эйприл.
Он наклонился, положив руку ей на бедро, поддерживая ее. Эрик тихо говорил на ухо Эйприл, и все, что он говорил, успокаивало дикость внутри нее с быстротой, которой Орион никогда не видела. Раньше никому не удавалось уговорить Эйприл успокоиться.
— Орион, я позвоню тебе, когда ты вернешься домой. Сходим куда-нибудь завтра вечером, — сказала она с ухмылкой.
— Нет, черт возьми, ты этого не сделаешь, — прорычал Мэддокс.
Эйприл показала ему средний палец, но позволила Эрику отвести себя к машине. Она послала Орион воздушный поцелуй через его плечо.
И Орион, и Мэддокс смотрели, как они садятся в машину.
Орион хотела быть на месте подруги, в детстве она тоже об этом мечтала, отчаянно нуждалась в новой семье. Новой жизни. Она часто фантазировала о том, что было бы, если бы она родилась в семье Новаков.
Чувство ревности было ей знакомо, но сейчас у нее были более глубокие потребности. Более глубокие травмы.
— Орион, — голос Мэддокса был мягким, но в нем слышались нотки остаточного гнева.
Ей стало интересно, сердится ли он на нее. Она очень на это надеялась. Орион чертовски устала от того, что он нежился с ней.
Она пристально посмотрела на него. Никакого хмурого взгляда, освещенного уличными фонарями. Это ее разочаровало.
— Хочешь сесть в машину? — он кивнул в сторону машины.
Орион уставилась на него. На автопилоте она подошла к машине. Он открыл дверь, потому что это был Мэддокс.
Потом сел следом и не заводил двигатель, пока она не пристегнулась.
Затем они отъехали от бара.
Сначала поездка была тихой, в основном потому, что Орион пыталась сориентироваться. Она никогда по-настоящему не напивалась раньше, пить водку рядом с мертвым телом Жаклин не считалось. По крайней мере, она не чувствовала себя пьяной. Не так, как сейчас, когда события расплывались в памяти по мере того, как они происходили. Жизнь в замедленной съемке. Ее желудок скрутило.
Это было слишком похоже на ощущения от наркотиков, которые ей вкалывали. Орион ненавидела это. Сидеть в машине в тишине все ухудшало. Неизбежно. Мэддокс был единственной причиной, по которой она не сходила сейчас с ума.
На ее лодыжке не было цепи. Ни пустоты в животе, ни боли между ног — ничего этого нет. С Мэддоксом она в безопасности.
— Я сдала экзамен на права, — неубедительно сказала Орион.
По крайней мере, теперь она говорила внятно.
Мэддокс не отрывал глаз от дороги.
— Я так и думал, — слова были короткими, отрывистыми, но в них чувствовался какой-то сухой юмор. Ни капли той сдержанной ярости, с которой он разговаривал с Эйприл.
Конечно, нет. Он не мог грубо разговаривать с бедной маленькой жертвой.
Между ними снова воцарилось неловкое молчание. Даже при том, что было темно, она могла разглядеть профиль Мэддокса. Сильная челюсть, слегка искривлённый нос. Раньше был не такой. Неужели он сломал его, играя в футбол? Или подрался из-за девушки? Пытался арестовать пьяного?
Она хотела спросить, почему у него теперь кривой нос. Какой была его жизнь. Старшая школа. Колледж. Каникулы.
Вопросы, которые не должно быть так чертовски трудно задавать. Но все легкое для Орион было тяжело. Она — эксперт в ужасном, и обыденные вещи были какими-то невозможным.
— Она узнала меня, — сказала Орион еще через несколько минут.
Мэддокс взглянул на нее, но ничего не сказал.
— Она узнала меня из новостей, — продолжила Орион. — Это был дерьмовый поступок, но она не хотела зла. Она молодая. Пьяная. Глупая, — Орион сделала паузу. Оглядываясь назад, хотя и смутно, она поняла, насколько безобидной была та девушка. Теперь мир другой. Люди всегда делали такое дерьмо, фотографировали «знаменитостей»: жили своей жизнью в Интернете. Все было игрой.
Она готовилась к вниманию, которого не хотела. Ей просто нужно было промыть свои щиты, которые она использовала в Клетке, чтобы теперь защищаться в этом мире социальных сетей.
— Она была достаточно взрослой, чтобы пить в баре, — сказал Мэддокс после паузы. — Достаточно взрослая, чтобы знать, бл*дь, как не стоит делать.
— Может быть, — сказала она.
— Определенно, — ответил он. Он взглянул на нее, остановившись на светофоре. Он потянулся к ней, легонько коснулся рукой ее подбородка и синяка на щеке.
Той девушке досталось намного хуже, и Орион следует сейчас быть в наручниках.
Она хотела запечатлеть этот момент, это воспоминание о том, как Мэддокс прикасался к ней там, где уже больно.
— Я чертовски зол, что ты пострадала, — сказал он, отводя руку назад, когда загорелся зеленый свет.
Орион стиснула зубы, проглотив все жестокие реплики, вертевшиеся на кончике ее языка. Потребность выпалить что-нибудь о том, что за это десятилетие ей причинили много боли, была почти непреодолимой.
— Это пустяки.
— Это не пустяк.
— Мэддокс, ничего страшного, — повторила она.
На этот раз он не сопротивлялся ей.
— Мне не нравится, что вы с Эйприл занимаетесь подобным дерьмом, — сказал он. — Вы двое очень важны для меня. А она чертовски безрассудная.
Важны для него.
— Не только она, — сказала Орион. — Как бы тебе ни нравилось думать обо мне как о какой-то хрупкой жертве, легко поддающейся влиянию, у меня есть свобода воли. Если бы я не хотела быть в том баре, меня