не занимать. Граф прибыл, стал кричать на городских солдат. И только тут кавалер понял, что победил. Только тут увидал, как стоящие за спинами пехоты арбалетчики стали поворачиваться один за другим и без строя, без всякого порядка уходить по дороге на север. И все больше и больше таких. А их ротмистр со своим помощником стояли у дороги и никого не останавливали. Молодец Циммерман, выполнил, что обещал.
– Арбалетчики что, уходят? – удивился Брюнхвальд.
А Волкова это удивление товарища даже задело: зная кавалера не один год, неужели Карл не понял, что это он все устроил. Но упрекать своего заместителя Волков не стал, только посмотрел на него слегка осуждающе.
– Черт, городские уходят все! Видели, господа, видели? – воскликнул обычно невозмутимый и молчаливый Увалень.
Теперь уже все это видели, все видели, как за арбалетчиками разворачиваются и удаляются по дороге и пехотинцы, несмотря на окрики людей графа и сержантов, что еще пытались остановить беглецов.
– А вот теперь пусть попробует. – Только тут Волков перевел дух и белым своим платком вытер лицо.
Теперь-то, даже если граф и продолжит упорствовать в злобе своей, пытаясь устроить сражение и пролить кровь, любой упрекнет его в том, что он намеренно кинул людей на убой. Намеренно! Ибо теперь перевес сил был очевиден даже младенцу. Теперь и люди герцога, провожая взглядами уходивших горожан, теряли строй, и они вовсе не хотели воевать. Офицеры их поехали к графу для разговора. Но что теперь говорить, дело кончено. Пусть мужики и купчишки слезают с окрестных холмов, зрелища не будет. Дело кончено.
Казалось бы, отлегло. Полегчало. Можно перевести дух. Людишки герцога тоже пошли назад, а тремя десятками рыцарей много граф не навоюет, да и не те это рыцари, что с войны на войну ездят, эти так, ерунда, поместное ополчение. Ждут уже, наверное, когда граф их распустит. Но Волкову легче не стало, умиротворения после важного свершения не наступило. Словно он на крутой холм взбежал, напрягая последние силы, и увидел, что дорога там не закончилась, а ведет вниз, к подножию еще более крутого холма, а за тем холмом другие холмы, и, кажется, нет им конца, кажется, всю жизнь преодолевать их.
Убрался граф не солоно хлебавши, но сколько на это Волков потратил денег: и на подкуп Циммермана, и на поход сюда. А ведь это не конец, теперь полторы тысячи людей нужно вернуть в лагерь, лошадей, пушки через реку переправить. А до ночи им ну никак не добраться. Ночных переправ ему больше не хотелось – одного раза хватило. А значит, придется ночевать у амбаров. А кормить людей как? Котлы и провизия на том берегу, в лагере. Люди, почитай, со вчерашнего вечера не кормлены. Вот и оказывается, что молодец, победил, но с победой-то этой ничего не заканчивается.
– Господа, мы были неплохи, дело удалось разрешить одним пушечным выстрелом и нашим бравым видом, выражаю вам свое удовлетворение, а теперь прошу отводить роты на Эшбахт, – обратился Волков к собравшимся офицерам. – Капитан-лейтенант, прошу вас возглавить войско.
– Как прикажете, господин полковник.
– Господа, сегодня переправиться на тот берег не успеем, придется ночевать у амбаров. Попробую организовать нам и нашим людям в честь такой легкой победы праздничный ужин.
Никогда без заявлений Пруффа не обходилось, не обошлось и сейчас. Даже сейчас этот полнокровный краснолицый человек в безвкусной шляпе не мог не брюзжать:
– Тащиться сюда столько времени ради одного выстрела было глупо. А лошади у меня уже устали, едва ли я к ночи успею в Эшбахт, не то что до амбаров.
– Как доедете, так и доедете, теперь торопиться нужды нет, – отвечал ему Волков тоном добрым, чтобы не злить капитана.
– Вам-то конечно, но мне и моим людям, хоть мы и не лошади, тоже нужен отдых.
– Будет вам отдых, капитан, будет, – обещал кавалер.
Но Пруфф не успокаивался:
– Просил я у вас сменную шестерку меринов для полукартауны, одна шестерка полдня только может хорошо ее тянуть, а потом уже хрипят да жилы себе рвут. Я еще с дела у оврага просил у вас дополнительную упряжку, да воз, как говорится, и ныне там. Еще тогда вам говорил, что дороги в земле вашей тяжелы, что кони…
– Как доберетесь до лагеря, так обязательно купим, – пообещал Волков, не давая ему закончить, и, чтобы больше не слушать артиллериста, сел на коня. – Обещаю вам.
Глава 28
Любое простое дело, если оно касается полутора тысяч человек, сразу перестает быть простым. Казалось бы, что проще, чем выпечь хлеб? Но если хлеба нужно почти семьсот кругов, то где на него взять муки – тут тремя пригоршнями не отделаешься; да и кто столько теста вымесит, где на выпечку взять дров, в какой огромной печи их запечь?
Муку пришлось дать из своих запасов. То была мука пшеничная, тонкого помола, барская мука. Мария с девками столько хлебов до вечера не вымесили бы – пришлось за кашеварами на тот берег посылать. Те везли с собой котлы, хлебопечки, топоры для разделки мяса и все-все что нужно. А на своем берегу срочно пришлось, за деньги, конечно, просить своих мужиков, чтобы собрали побольше дров. А съедают полторы тысячи человек помимо хлеба не меньше четырех коров и четырех свиней в день. Но и от этого людям голодно, поэтому к ужину солдатам была привезена еще телега с шестью мешками чечевицы, четырьмя мешками гороха, тремя мешками лука и корзиной чеснока. Но день-то был непростой, вроде как победа случилась, хоть и легкая, а солдат в победный день желает кружечку пива выпить или даже две; а если ему дать, то он и четыре выпьет. Поэтому на тот берег был отправлен особый гонец. Там он купил девять больших, двадцативедерных, бочек самого крепкого пива.
Все это было хлопотно, все это было дорого. Можно, конечно, сказать солдатам: «Ждите утра, утром переправитесь в лагерь и поедите». И ничего, доели бы, что оставалось в солдатских котомках, купили бы что-нибудь сами – в общем, не умерли бы. Но Волков хотел, чтобы каждый его солдат знал, что командир о нем заботится, что он их ценит, что они для него не скот говорящий. Тогда солдат еще и уважать тебя будет, и при деле тверже стоять. Даже если вдруг дрогнет и побежит, то остановится при твоем окрике, а не сшибет тебя локтем с дороги. В общем, ни траты, ни хлопоты эти кавалер лишними не считал. И когда к вечеру Брюнхвальд привел людей к пристани, там уже кипело в