Глуп был, неграмотен и учиться не желал. Говорил, что ему нет в том нужды, что через три года вступит в цех булочников и кондитеров подмастерьем, за него похлопочут, а еще через пять лет, может, Бог даст, и свою пекарню поставит, и кто тогда будет при деньгах? Дурка какой грамотный или пекарь, у которого пекарня на хорошей улице?
Нет, не пара он был ей. Крепок, белозуб, ловок, но глуп и чрезмерно любвеобилен. Три раза за вечер мог ее в постель тащить и не успокаивался. Иной раз ласками своими до скуки доводил. А еще ел в три горла, как про запас. Сядет и половину вареной курицы за один присест умнет, дурень. Агнес эту половину два дня бы ела.
Все это можно было терпеть, всяко не одна, но как-то после долгих ласк Агнес заснула рядом с ним. Он захрапел, и она вслед за ним глаза прикрыла. А когда девушка засыпала, то, ясное дело, вид свой естественный принимала. В тот раз проснулась в сумерках от того, что дурень на нее глаза таращит. Вид у него испуганный, истинную Агнес от ее прекрасного вида отличает. Да как тут перепутать: у выдуманной Агнес волос черен, а у истинной пег, и груди разные у них, и бедра. Нет вообще ничего общего между ними, и пекарь то видит, вот-вот закричит, дурак. Агнес все поняла. Пришлось его в лоб пальцем ткнуть: спи. Так его и повело, разморило. А девушка тем временем нужный вид приняла, растормошила пирожника и говорит:
– Пора тебе домой.
– А что со мной было? – спрашивает глупец.
– Что ж было? Заснул ты, вот что было.
– Заснул… – Петер Майер задумался. – Да, заснул. И сон мне чудной снился, что с девкой какой-то я проснулся.
– С какой еще девкой? – спросила Агнес. – С красивой?
А пирожник молчит, нахмурившись, сон свой вспоминает. А потом и говорит серьезно:
– Со злой девкой, со страшной.
С тех пор он изменился, стал вопросы задавать разные ненужные, что раньше его не интересовали. Хотел знать, где родители Агнес, отчего дядя ее при себе не держит, а оставил в Ланне, а откуда у нее слуги такие странные, а что в той всегда закрытой комнате, и прочее, прочее. Дурачок думал, что хитрый он, что вопросики эти невинными ей покажутся, да вся хитрость его для Агнес была хитростью дитя неразумного. Насквозь она его видела, как книгу открытую читала. Скудным умишком своим Петер Майер стал что-то про нее понимать. Агнес даже пришлось держаться с ним мягче, стать более податливой. Но дальше так продолжать было нельзя. Так он и догадаться мог, что с соседями, с торговцами местными она вида одного, а с ним совсем другого. И что тогда?
В тот вечер девушка решила сама поехать поискать Петера; знала, что ночует он в сарае у своей тетки, которая за ночлег денег с него не берет. Увидела она его на углу. Петер Майер с другими молодыми людьми стоял на углу, болтая и ожидая сумерек, чтобы пойти спать. Карета Агнес проехала мимо них, не остановившись, и свернула за угол. Там девушка крикнула Игнатию:
– Медленнее езжай.
И тот сразу придержал коней. Теперь карета ехала медленно, а Агнес ждала. Догонит – не догонит. Конечно, догнал ее карету Петер Майер, запрыгнул на ходу.
– А что это вы тут в такой час делаете? – И сразу полез ее грудь мять.
Она не против: пусть балуется.
– Может, соскучилась, – кокетливо сказала Агнес и задернула занавеску. – Никто тебя не видел?
– Нет, да на улице уже и нет никого.
– А дружкам что сказал?
– Сказал, что спать пошел.
Она была довольна, а Петер принялся деловито задирать ее юбки и в шею, в плечо целовать.
– Стой, куда ты? – Она одернула юбки. – Оставь.
– А что? Давайте тут я вас по-быстрому возьму, да домой езжайте. А я спать пойду, пока далеко от дома не отъехал.
– Нет уж, не девка я уличная, – отвечала Агнес и даже начала от него, приставучего, отбиваться, – сначала ужинать будем, а уж потом в кровать пойдем, не иначе.
– Вот все у вас, у господ, так, – говорил пирожник, смиряясь, – всегда непросто. Можете хоть под подол руку мою пустить, пока едем? Хоть ляжки поглажу ваши.
Агнес молча слегка подобрала юбки: это можно.
Карета въехала на двор, когда уже стемнело. Ута запирала ворота, Зельда отворяла им двери.
– Все готово, госпожа.
И вправду, стол был накрыт. Раньше она Петера так не баловала. К его приходу кушанья не готовили, ел он что было, а тут несколько блюд, вино, пиво.
– Ишь ты, и впрямь все как у господ! – восхитился он. – А с чего такой пир? Или, может, праздник какой?
– Садись, – сказала Агнес и заняла свое место во главе стола.
Петер Майер быстро сел и вперед хозяйки потянул к себе из блюда большой кусок ягнятины. Лучший, как показалось Агнес, кусок.
А она ему и говорит:
– Ты вино пробуй. – Хотела ему налить, а он стакан убрал.
– Я лучше пива. – И схватил кувшин.
– Ну, пей пиво, – согласилась девушка.
А пирожник налил себе целый стакан до краев и сказал:
– Я, конечно, на ночь-то натрескался, но раз тут такая вкуснятина, то и еще поем. – И выпил залпом все пиво.
Пока он пил, Агнес внимательно смотрела на него поверх своего стакана. Да, все шло так, как она и задумывала. Теперь нужно было подождать.
– Ну, ешь и скажи, как баранина, не тверда ли? – спрашивала девушка, отставляя стакан.
Петера Майера не нужно было лишний раз просить поесть, он тут же принялся орудовать вилкой. Причем ножом он себя не утруждал: наколол кусок мяса на вилку и грыз его, как кобель. Всегда так ел. Агнес взяла стакан, отпила маленький глоток вина и произнесла:
– Не торопись ты, не отнимут его у тебя.
– Вставать завтра рано, а мне еще до дома бежать, – отвечал он. – Вы же меня тут ночевать не оставите?
Раньше она его почти никогда не оставляла. А сегодня… Всякое может статься.
– Ничего, добежишь, не впервой тебе. А еще вон и пирог есть, его тоже попробуй. Зря, что ли, прислуга старалась?
– Пирог? Пирог – дело хорошее. – Он посмотрел на нее и скабрезно улыбнулся. – Только не за этим пирогом я сюда шел. Вы бы меня своим пирожком угостили.
«Медленно, медленно зелье работает. Или ему, здоровяку, четырех капель мало? Наверное, нужно больше валерианы добавлять, хоть у нее и вкус резкий».
– Никуда я от тебя не денусь, – заверила его девушка, – а если тебе так веселее, могу раздеться