— Абсурд!
Он старался контролировать мускулы своего лица, но его немигающие глаза смотрели настороженно.
— Кто же выигрывает от смерти Уоллиса?
— Я — один из свидетелей завещания Уолли, — напряженно начал Беркли. — Это сразу же доказывает, что я не получу никакой выгоды. Его состояние поделено поровну между его супругой и другой женщиной. Возможно, вы уже знаете, что Уолли был сиротой, у него нет никаких родственников, кроме жены.
— Кто эта другая женщина?
— Рита Кейли.
— Как велико его состояние, хотя бы примерно?
Беркли пожал плечами:
— Около двухсот тысяч…
— Весьма ощутимая благодарность этой даме, я говорю о Кейли. Кто она такая?
— Какая-то леди, к которой Уолли, должно быть, испытывал глубокую благодарность. — Он нервно улыбался. — Он был моим деловым партнером, но его личная жизнь была скрыта от меня. Вы понимаете, лейтенант?
— А в отношении партнерства? Что будет теперь?
— В течение первого месяца нашей совместной работы мы разработали соглашение. Если один партнер умирает, мы оцениваем его долю по весьма простой формуле: прибыль за последние пять лет. Оставшийся в живых первым имеет право приобрести эту долю, если же он отказывается, тогда ее предлагают для свободной продажи.
— Вы покупаете? — спросил я.
— Естественно.
Я закурил сигарету и спросил у него адрес Риты Кейли. Он долго рылся в ящике стола, пока наконец не нашел искомое.
— Не выполнял ли Миллер какое-то поручение, сейчас или в прошлом, которое могло послужить мотивом для его убийства?
Беркли слегка улыбнулся:
— Это вопрос типа «Чем занимаются люди в Нью-Йорке?», лейтенант. С места в карьер я отвечу — «нет».
— Какого рода юридической работой вы здесь занимаетесь?
— Главным образом уголовными делами. Мы проводим, то есть мы проводили много времени в зале заседаний. Мы специализировались на такого рода практике.
— Именно этим занимался и Миллер?
— Да, — неохотно ответил Беркли.
— Каким делом он занимался сейчас?
Нервным движением Беркли поправил листок бумаги, лежащий перед ним на столе.
— Уолли должен быть представлять свидетеля в расследовании игорного дела, проводимого комитетом конгресса.
— Кто тот человек, которого он собирался представлять?
— Некий Шейфер, Пит Шейфер.
— Не думаю, чтобы я когда-либо слышал о нем.
Беркли пожал плечами, его физиономия снова приобрела озабоченное выражение.
— Едва ли он был крупной фигурой в игорной иерархии. Все расходы оплачивает его босс.
— Кто такой?
— Джон Квирк, один из крупнейших производителей игровых автоматов в стране.
— Иногда меня пугает возникновение новых людей, о которых я прежде никогда не слышал. Вывод вроде бы напрашивается сам собою: этому Шейферу слишком многое известно о боссе, и Квирк старается обезопасить себя от того, что тот все это выложит перед комитетом.
— Я ничего не знаю, — пробормотал Беркли, — это было делом Уолли, не моим.
— Но теперь оно станет вашим?
— Вместе со всей остальной работой. — Он вздохнул. — Полагаю, мне придется подыскивать себе другого партнера.
— Где я смогу разыскать Шейфера и его босса?
— Мистер Квирк арендует дом в Коун-Хилл, если не ошибаюсь. Ну а там, где вы найдете Квирка, будет и Шейфер, как я понимаю, лейтенант.
— Благодарю. Теперь, ради порядка, где вы сами находились вчера вечером около восьми?
— Дома.
— Который находится?
— В Коун-Хилл.
— Кто еще был с вами?
— Никого, к сожалению. Я холостяк, лейтенант. Вообще-то у меня имеется повар и лакей, но это был их свободный вечер, поэтому я был совершенно один. — Он улыбнулся. — Если вам требуется алиби, боюсь, что я таковым не располагаю.
— Я бы сказал, что, имей вы неопровержимое алиби, тогда бы я действительно обеспокоился.
Он вторично пожал мне руку, когда я поднялся. Для этого ему пришлось вытянуться поперек всего стола, который был ему явно не по росту.
— Заходите ко мне в любое время, лейтенант, — энергично заговорил он. — Я лично заинтересован в том, чтобы убийца Уолли получил по заслугам.
Такого рода заявления теперь уже не используют даже в кинофильмах, поэтому я посчитал излишним на него отвечать.
Рыженькая слегка улыбнулась, когда я подошел к ее столу, словно она меня где-то мельком видела, но никак не может припомнить, когда, где и при каких обстоятельствах.
— Я тот парень, о котором вы всю жизнь мечтаете, помните? — прошептал я едва слышно. — Ваш самый любимый герой, который никогда не принимает отказа на свои просьбы.
— Смотрите, чтобы не ошибиться выходом, лейтенант, — предупредила она. — Не споткнитесь о собственное самомнение.
— Мы могли бы пообедать, позабавиться моим классным магнитофоном, ну и другими увлекательными играми, которые мне известны, — произнес я с надеждой.
— Судя по выражению вашего лица, нетрудно догадаться, что целый отряд девушек уже перебывал там. Поэтому я сформулирую свой ответ одним словом.
— Нет? — печально спросил я.
— Да, — внезапно улыбнулась она. — Вот уже две недели, как у меня не было свиданий с подобным сумасбродом. Давайте договоримся на завтра, заезжайте за мною около восьми.
Она сообщила мне свой адрес и дала точные инструкции, как найти ее жилище.
— Это потрясающе! — произнес я, тут же поддаваясь охватившему меня лирическому настроению. — Увидимся в восемь.
— Еще одна мелочь, — рассмеялась она, — меня зовут Мона Грей. Или же имя девушки вы привыкли узнавать в последнюю очередь?
Глава 3
Сразу после ленча я снова поехал в Коун-Хилл для второй встречи с вдовой. Дворецкий открыл дверь, при виде меня его физиономия сразу же вытянулась.
— Да, лейтенант? — кислым голосом спросил он.
— Я бы хотел повидать леди, которую в лакейских кругах называют вашей хозяйкой. Никак не возьму в толк, как подобный увалень может быть допущен в приличный дом, да еще строит из себя неизвестно что.
— Вы желаете видеть миссис Миллер? — Казалось, он выдавливал из себя слова.
— Проведите меня. И без фокусов на этот раз, ясно?
Очевидно, я требовал невозможного, все повторилось снова. «Обождите в библиотеке, пожалуйста», без этого, видимо, нельзя обойтись. Только на этот раз мне пришлось ждать не более тридцати секунд.
Она была в простом черном утреннем туалете, который, вне всякого сомнения, был удостоен минимум трех премий в каком-нибудь шикарном салоне и стоил целое состояние. Если таков был траурный наряд вдовы, то на меня он произвел явно возбуждающее действие. Материал так плотно обтягивал ее ножки до половины икры, что она выглядела практически совершенно обнаженной, лишь внизу струилась расклешенная оборка. Миссис Миллер не ходила в обычном понимании этого слова, она как бы волнообразно перемещалась.
— Что теперь, лейтенант? — спросила она кислым тоном, словно пробовала лимон.
— Меня замучило любопытство, — объяснил я. — Вчера вечером, когда я сообщил вам о смерти вашего мужа… знаете, может быть, я произвел бы большее впечатление, если бы сказал, что пошел дождь.
— Разве это не мое личное дело, как я реагирую на плохие новости?
— Возможно, вчера так оно и было, — пожал я плечами, — но сегодня это стало моим делом. Сегодня нам доподлинно известно, что ваш муж умер не от сердечного приступа, его убили.
— Странно! — Она казалась всего лишь слегка удивленной. — Вы знаете, кто его убил?
— Я решил, что вы сможете помочь мне в этом. Вы же, наверное, хотели бы найти его убийцу?
— Если бы я узнала, кто это сделал, я бы, возможно, дала ему на выпивку, — спокойно ответила она.
— Неужели вы так сильно ненавидели Уоллиса Миллера?
Ее улыбка была холоднее льдов Арктики.
— Я никогда не делала из этого тайны. С какой стати мне начинать сейчас притворяться? Только потому, что он мертв? С самого начала наш брак был ошибкой. Мы были несовместимы, кажется, это так называется? В скором времени он стал пропадать из дома иногда на целые недели, и тут не требовалось особой женской интуиции, чтобы предположить наличие другой особы.
— Рита Кейли? — Я вспомнил завещание Миллера.
Она поджала губы.
— Я так и не удосужилась узнать ее имя, — презрительно заявила она. — Я легко могла себе ее представить, зная пристрастие Уолли к дешевым потаскушкам, скорее всего, какая-нибудь стриптизерша из ночного притона!
— Вы никогда не помышляли о разводе?
— Нет! — Она твердо покачала головой. — Это был хладнокровный контракт, если можно так выразиться: я дала ему социальный престиж, а он снабдил меня деньгами. Я не хотела их терять, лейтенант, денег было слишком много.