— Имя? — спросил священник. — Вы хотите знать его имя?
— Да, monsieur (она произносила miché). Уж очень хорошо вы о нем рассказали. — Ее спутница при этом отвернулась.
— Его называют, — сказал отец Жером, — то так, то этак. Некоторые считают, что это знаменитый Жан Лафитт. Слыхали о нем? А вы, значит, посещаете мою Церковь?
— Нет, miché, раньше нет, но теперь буду. А мое имя, — она немного запнулась, но ей явно было приятно выразить этим свое доверие, — …мое имя — мадам Дельфина, Дельфина Карраз.
ГЛАВА VI
Вопль горя
Когда несколько дней спустя отец Жером вошел в свою гостиную, где, как ему сказали, ожидала посетительница, его улыбка и возглас выразили более приветливости, чем удивления.
— Мадам Дельфина!
Но удивлен он все же был, ибо не наступило еще следующее воскресенье, а худенькая фигурка, одиноко сидевшая в углу в своей черной, много раз стиранной одежде, была Дельфина Карраз; и она пришла к нему уже вторично. И это, как он ясно помнил, не считая ее появления на исповеди, где он сразу узнал ее по голосу.
Она встала, застенчиво протянула руку, не подымая глаз и запинаясь, начала говорить; судорожно сглотнула и снова начала, кротко и тихо, по временам подымая глаза; по лицу ее пробегали то тревога, то извиняющаяся улыбка. Она пыталась просить у него совета.
— Сядьте, — сказал он, и когда оба они уселись, она сказала, опустив глаза:
— Мне, верно, надо было сказать про это на исповеди, но…
— Ничего, мадам Дельфина. Вам, может быть, нужен не исповедник, а друг.
Она подняла глаза, блестящие от слез, и снова их опустила.
— Я… — она остановилась, — я поступала… — она опустила голову и уныло покачала ею, — очень дурно. — Слезы полились у нее из глаз, и она отвернулась.
Отец Жером молчал, и она снова к нему обернулась, явно желая продолжать.
— Это началось девятнадцать лет назад. — Глаза ее, снова поднявшись, опустились, лицо и шея залились румянцем, и она прошептала: — Я полюбила.
Больше она ничего не сказала, и отец Жером, помолчав, ответил:
— Так что же, мадам Дельфина, любить — это ведь право каждого. Я верю в любовь. Если ваша была чиста и законна, ваш ангел-хранитель, наверное, улыбался вам; а если нет, я не скажу, что вам совсем уж не за что отвечать; но думаю, что Господь сказал: «Она квартеронка; все ее женские права втоптаны в грязь, и все способствует ее греху — почти что понуждает к нему, — пусть же ляжет он на тех, кто этому причинен».
— Нет, нет! — поспешно сказала мадам Дельфина. — А то он ляжет на… — Она опустила глаза, закусила губы и стала нервно собирать на юбке мелкие складочки. — Он был добр ко мне, насколько позволял закон, нет, добрее, ведь он оставил мне имущество, а это законом недозволено. Он очень любил нашу маленькую дочь. Он написал своей матери и сестрам, во всем покаялся и просил взять ребенка и воспитать его. Я ее отослала к ним, когда он умер, а это случилось скоро, и шестнадцать лет не видела свое дитя. Но мы все время писали друг другу, и она меня любила. А потом… — Мадам Дельфина умолкла и только продолжала дрожащими пальцами собирать на юбке ненужные складочки.
— А потом ваше материнское сердце не выдержало, — сказал отец Жером.
Она кивнула.
— Его сестры вышли замуж, мать умерла; я увидела, что даже там ей ставят в укор ее рождение, а когда она попросила взять ее… — Она опять подняла полные слез глаза. — Знаю, это было дурно, но я сказала: приезжай.
Слезы капали сквозь ее пальцы на платье.
— Это она была с вами в прошлое воскресенье?
— Да.
— И вы теперь не знаете, что с нею делать?
— Ah! C'est ça oui! Да, да.
— Она похожа на вас, мадам Дельфина?
— Слава Богу, нет! Вы бы не поверили, что она моя дочь. Она белая, она красавица!
— Вы говорите: слава Богу, а ведь в этом главная ваша трудность, мадам Дельфина.
— Увы, да!
Отец Жером крепко оперся ладонями о колени, расставив локти, устремив взгляд в пол, и задумался.
— Она, наверное, хорошая, ласковая дочь? — сказал он, взглянув на мадам Дельфину и не меняя позы.
В ответ она восторженно возвела глаза вверх.
— А это еще больше затрудняет нам дело, — сказал священник, словно обращаясь к полу. — Ей здесь так же нет места, как если бы она упала с другой планеты. — Тут он поднял взгляд, в котором что-то блеснуло, но тотчас погасло, и он снова опустил глаза. Блеснувшая мысль была о монастыре, но он тут же сказал себе: «Им эта мысль наверняка приходила, значит, ее отбросили, а это их право». И он мог только покачать головой.
— А что, если вы внезапно умрете? — сказал отец Жером, желая сразу обсудить самое худшее.
Женщина сделала быстрое движение и спрятала лицо в платок, глухо простонав:
— Оливия, деточка моя!
— И все же, мадам Дельфина, — сказал отец Жером более бодрым тоном, — одно ясно, нам надо найти выход!
— О! — воскликнула она, подняв глаза к небу. — Если бы он был!
— Должен быть! — сказал священник.
— Но какой? — спросила она печально.
— Ах! — сказал отец Жером, пожимая плечами. — Господь знает!
— Да, — сказала квартеронка, и ее кроткие глаза засияли, — и уж если Господь кому скажет, так это вам!
Священник улыбнулся и встал.
— Вы так думаете? Что ж, дайте мне время. Я у Него спрошу.
— Да, вам Он скажет! — ответила она. — И благословит вас! — Она встала и протянула руку. Потом улыбнулась. — Странный мне привиделся сон, — сказала она, уже идя к двери.
— Да?
— Да. Мои заботы перемешались у меня с вашей проповедью. Вот мне и приснилось, будто я сделала того пирата опекуном моей дочери.
Отец Жером тоже улыбнулся и пожал плечами.
— Для вас в вашем положении, мадам Дельфина, всякий белый мужчина в здешнем крае, на суше или на море, будет пиратом, а тот, пожалуй, еще самый из них лучший.
— Пожалуй, — устало повторила за ним мадам Дельфина, уходя.
Отец Жером открыл перед нею дверь.
В этот момент чья-то тень упала снаружи на порог, и вошел человек в одежде из синей бумажной материи; снимая шляпу из тонкой панамской соломки, он откинул со лба мягкие каштановые волосы; лоб у него был белый там, где его скрывала шляпа, но лицо загорелое. Мадам Дельфина отступила, а отец Жером молча и радостно двинулся к нему, пожал маленькой рукой его большую руку и указал на стул. Мадам Дельфина, не смевшая поднять глаз, заметила только, что башмаки пришедшего были из белой парусины.
— Отец Жером, — сказала она торопливо и тихо, — буду молиться Пресвятой Деве, пока вы не узнаете, что мне делать.