Читать интересную книгу Зелёная земля - Евгений Клюев

и зовёт тебя снова покинутый рай,

показавшийся адом когда-то,

и ты знаешь: когда ты вернёшься назад,

ты увидишь всё то же: покинутый ад,

властолюбцы, злодеи, солдаты…

Так прийти туда нищим – шутом, пастухом?

Так примчаться на детской лошадке верхом:

деревянная палочка, цокай?

Думал, всех обскакаю на свете, да вот…

Вот – живу как всегда: надо мной небосвод

со звездою – одной, но высокой…

7

…вообще говоря, мы в условьях войны,

как ни взглянешь на это: с любой стороны -

гром орудий, хороших и разных…

Так что воздух отнюдь не прозрачен и тих:

пахнет порохом, бахают залпы шутих -

«Новый год» называется праздник.

Дымом застланы улицы и небеса:

Дан приказ расстрелять – ровно за полчаса

до начала грядущего года -

эту милую, в сущности, крошку-страну

значит, что ж, собирайся, пошли на войну,

если нету другого исхода!

Если так – значит, так, значит, жалость долой:

мимолётный снаряд просвистит фистулой -

не пугайся: мы, в сущности, смертны!

Как прекрасно опасно, как бездна близка,

как почти улетучилась к черту тоска,

как красив ты, как глуп и как смел ты…

«Новый год» называется праздник: пали

по пустынному прошлому – где-то вдали

громыхает ответная пушка.

Ни о чём не жалей, ничего не жалей -

да и что было, в общем-то, в жизни твоей?

…это только, глупышка, хлопушка!

Вот и всё. Ни страны, ни тебя – лишь один

недобитый какой-то бубнит господин-

пешеход: дескать, я протестую!

Что неважно уже… Во-о-он упала луна.

Лишь последняя вспышка на небе видна:

это – так, ни к чему, вхолостую…

8

…чем был занят? Да вот… убегал по песку

от волны полоумной, готовой к броску, -

удалось, так сказать, отвертеться.

Но ботинки – насквозь, и морская вода

оглушительно чавкает в них, как тогда,

прежде: глупости, шалости, детство… -

в общем, помнишь! Короче, пришлось часть волны

пригласить с собой в бар (вообще мы дружны

с этой, в сущности, славной волною) -

есть тут бар один маленький на берегу:

у меня в нём кредит (я повсюду в долгу!)

и обычно в меню заливное.

Я… насчёт заливного, поскольку волне,

я считал, заливное – вполне и вполне,

а она вдруг – представь! – ни в какую:

хочет жареных венских колбасок, а тут…

тут не Вена, такого тут не подают -

только как я ей это втолкую?

Ну, сбежала назад, как я и ожидал…

Я тут после, конечно, устроил скандал

и навеки лишился кредита.

А хозяйка кричала: сейчас не сезон,

с этой мокрой девицей Вас надо бы вон…

Я сказал ей в ответ: «Да иди ты…»

Речь-то в принципе шла – не об этой волне,

но хозяйка сказала зачем-то, что мне

надо вовсе не здесь наблюдаться.

М-да… хозяйка-то раньше казалась другой,

но отныне я больше сюда ни ногой!

В общем, скучно. Как Борхес по-датски…

9

…а потом, сколько ты ни крути, ни верти,

но ведут в Копенгаген все наши пути -

и маршрут этот мною угадан.

Утром, значит, проснёшься – посмотришь окрест:

ты давно не видал уже всех этих мест -

Нёррепорт, Розенборг… Копенгаген.

Тут китайские лавочки… Был выходной,

мы ушли, нагрузившись весёлой фигнёй:

веер, палочки, шали, перчатки! -

и потом побросали их просто в канал,

и никто из нас, стало быть, даже не знал,

что всё это и было «прощайте».

Копенгаген – снаружи или изнутри -

есть Молох, и ему от зари до зари

жгут огни, чтобы было светлее.

Тут сто крон за мираж, там сто крон за обман:

в результате… потрогаешь тощий карман

и – в костёр, ни о чём не жалея.

Ты сгораешь во имя того, чтоб кругом

полыхал постоянно весёлый огонь,

чтобы было на чём приготовить

серебристый паштет, золотое филе

и легчайший картофель в алмазной золе -

этот полуреальный картофель.

Так сгорел, никому ничего не сказав,

человек один дивный на наших глазах -

сам заметивши это едва ли…

А потом – подавали омаров к столу,

острый суп и ночную горячую мглу.

И луну на десерт подавали…

10

…говорили по-шведски – ужасно смешно,

после этого долго смотрели в окно

на чужие дома Хельсинборга -

то есть, в Швецию, стало быть… тоже страна.

Там ночами такая стоит тишина,

что рифмуется с камерой морга.

А зато… этот взбалмошный шведский язык:

я, конечно, уже постепенно привык

к его вечным паденьям и взлётам,

но ужасно смешно… Впрочем, тоже язык,

тоже, вроде, зачем-то однажды возник -

в дополнение к прочим заботам.

Я почти и не знаю теперь, где живу, -

вижу те же деревья и ту же траву,

те же волны, ракушек осколки,

где б я ни был… И надо б иначе смотреть,

замечая отличья хотя бы на треть

или четверть – хотя бы на сколько!

Но с Пространством мы так и не стали на ты:

не пускает оно меня дальше черты

горизонта– и правильно, кстати!

Ибо Времени раб не оценит красот -

он с собою всего-то что и унесёт -

пару мыслей, привязанных к дате!

Ибо Времени раб… что же Времени раб -

он карабкается, как какой-нибудь краб

среди разных похожих каменьев,

и ему всё равно, где карабкаться вверх:

уж такой этот краб есть смешной человек -

путешественник и современник…

11

…в государстве, где все мы равны наугад

и где каждый второй точно так же богат,

как и каждый, наверное, третий!

Впрочем, закономерность хромает, прости, -

что ж касается этих монеток в горсти,

их не выбросишь даже на ветер.

Значит, так: в государстве… да Бог с ним, я тут

побеседовал несколько долгих минут

с вагабондом одним по дороге:

он сказал, что мы птицы, он был как Христос:

он был тем, что с собою фактически нёс…

Дескать, птицы не платят налоги!

Я про птиц уже слышал не раз и не два -

и про птичьи мозги, и про птичьи права -

и согласен: мы правда как птицы!

Взять хоть нас с вагабондом… а прочих не брать,

ибо им не понравится бедная рать

не имеющих где примоститься.

Я совсем не о доме – что толку, что дом?

Дом стоит на пути – огибаем с трудом! -

и мешает уйти восвояси.

Разговор же о том, что за домом, вдали…

Но никак не увидеть той дальней земли -

час полёта, да дело не в часе!

Дело в том, что я был там, на дальней земле,

и оттуда смотрел, как далёко во мгле

простирается та, где я ныне, -

та, которая ныне мне так же мила

и враждебна, как прежде другая была:

я о родине, я о чужбине…

12

…и не сравнивать – то, что случилось вчера,

с тем, что вышло сегодня: сравненье – игра,

это вовсе не жизнь никакая!

Это всё Мефистофеля штучки: сравни

с настоящими днями минувшие дни,

чёрту в кознях его потакая!

Жизнь летит как летится – прошло так прошло! -

и не тащит своё за собой барахло

и не отягощает полёта:

жизнь летит без оглядки – как буря, как смерч,

как тайфун, как торнадо, оглянешься – смерть:

смерть и смерть, и история Лота.

Ан – не сравнивать… Я здесь живу хохоча -

и вчера, например, побывал у врача:

он сказал, что Сократ смертен тоже.

Я ушёл успокоенный: я не Сократ,

но в компании этой я числиться рад -

ничего, что пока я моложе.

Вот ещё… – почтальон говорит, что и он

третий месяц без писем, а ведь почтальон,

не какой-нибудь там «получатель»!

Если уж почтальону не пишут, то мне

не писать полагается просто вдвойне -

из почтенья к почтовым печатям!

Но – не сравнивать! Глупость сравнения в том,

что когда ты сидишь на крыльце золотом -

царь, царевич и прочая мелочь! -

то, какой бы ты ни был при этом крутой,

всё равно ты сапожник и даже портной -

и уже ничего не изменишь…

13

…кстати, вот что… а в общем-то, нет, чепуха!

Я к тому, что не так уж она и плоха -

эта чудо-треска во фритюре:

просто я из протеста – к еде как еде! -

говорил, что треска эта просто везде

и противна нутру и натуре.

Чем угодно клянусь: дело тут не в треске,

а в какой-то ужасной и глупой тоске

по… не знаю – севрюжине с хреном.

По каким-то вещам, безымянным вполне,

по какой-то – теперь уже третьей! – стране

или вот… по кораблику с креном.

Ибо то, что дают, есть лишь то, что дают, -

и растущий вокруг непомерный уют…

не подумай, конечно, плохого! -

это то, что уже существует, что есть,

между тем, как хотелось бы, скажем так, – весть:

трубный глас, золотая подкова!

То, чего не случалось – ни там и ни тут,

то, чего вообще, может быть, не «дают» -

никому, никогда, ни в какую:

просто кто-то в бреду говорит ерунду -

и все верят ему, на его же беду,