в различные одежды, пока не дошел до середины пути. С ним были канфари Махмуд ибн Аския Исмаил и бенга-фарма Тумане-Дарфана. Канфари Махмуд нагнал аскию, сошел со своего коня и сказал: “Выслушай мой совет и мое предостережение и последуй моим словам; ведь я тебе честный и надежный советник!” Аския сказал ему: “Что ты мне рекомендуешь, от чего предостерегаешь и что советуешь?” И тот ответил: “Раз ты решился на выезд и тебя толкает на это смелость, поезжай ты один, и последуют за тобой сорок всадников. И ты увидишь от Махмуда то, что увидишь. Если же он тебя захватит, то это — решение Аллаха и воля его. А если хочешь, то ты сиди, а пойду я, и [пойдут] все из Курмины; если он нас схватит — такова наша судьба, но ты останешься невредим и спасешься ты и те, кто с тобой. Это лучше, чем если пойдем мы все, малые и старые, попадем в руки врагам, и они нас истребят, и мы погибнем разом в одном месте и станем следом, заметным [лишь] глазу. Это мои слова!”
Аския обернулся к своему катибу, упомянутому аския-альфе, и сказал ему: “А ты что скажешь? /161/ Потому что мне его слова эти кажутся верными...” Но аския-альфа Букар ответил: “Не спрашивай меня, а решай по своему усмотрению. Ведь уже много было речей — против и за, но то не подобает достоинству государя...” И аския немного постоял, потом по-ехал прямо вперед — его опередило то, что опередило, из веления Аллаха. Канфари Махмуд сел на коня и последовал за ним. Они шли, но прошло лишь немного [времени], как повстречались с каидом ал-Харруши, а с ним было тридцать конников из числа спахиев. Когда они встретились с ними, каид ал-Харруши и его спутники бросились на сонгаев, помчались к месту их нахождения, ударили на них, потом соскочили на землю, отдали почести аскии, дали залп в его честь, говоря: “Бисмиллах, бисмиллах! О аския Мухаммед! Радуемся тебе и приветствует тебя паша!” Затем они сели на коней, и на них напали некоторые царевичи, играя с ними подобным же образом. Потом ал-Харруши и его люди поскакали обратно в свой лагерь.
Канфари Махмуд поскакал во весь опор, пока не догнал аскию, спрыгнул на землю и сказал: “О аския, рассказ — не то, что виденное собственными глазами! Знай же, что эти наездники явились только, чтобы шпионить. И если ты не хочешь всем нам смерти и уничтожения, мы согласны на то, чтобы “не бежать, но прикажи нам кинуться на этих всадников и перебить их — и мы пройдем к их лагерю, нападем на них. Потому что они, как увидят нас, сочтут нас своими конниками, воинами ал-Харруши, так что мы с ними вступим в рукопашную схватку. И кто умрет, пусть умрет на спине своего коня; и это лучше, чем вот так идти им в руки и попасть нам туда, откуда для нас нет возврата!” Но аския ответил: “Неприлично нам начинать с коварства и хитрости и с нарушения обязательства после его подтверждения!” — и поехал не останавливаясь, а канфари Махмуд следовал за ним, пока они не заметили лагерь и не двинулись к марокканцам и к их большим шатрам.
Когда ал-Харруши прибыл в лагерь и достиг марокканцев, он им рассказал о прибытии сонгаев. Марокканцы надели перевязи и построились в ряды /162/ справа и слева, и не было среди них ни одного, который не опирался бы на свое ружье со стволом, заполненным пулями. И когда подъехали аския и его люди, Махмуд и каид Мами поспешно вышли пешком. Аския сошел с лошади, Махмуд, каид Мами и все начальники обняли его, и паша поздравил аскию с благополучным, прибытием. Он взял его за руку, и вдвоем [с каидом] они повели аскию в палатку и усадили его на своем помосте, среди подушек Махмуда, или даже паша сел ниже него. Все войско по двое приветствовало аскию, подходя и стреляя в его честь, [говоря]: “Привет и милость Аллаха!” А артисты, рубабисты и игроки на ан-назва и рожках[340] сидели позади них под его шатром и играли. Ни один из спутников аскии не остался не спешившимся и не вошедшим в их круг. Они сидели изумленные, видя людей, чьи лица не были похожи на их лица количеством растительности своей и внешний вид которых был составлен [как бы] из черных и белых пятен. И уже вошли в сонгаев испуг, робость и страх. И приказали Махмуд и те, кто с ним были из его свиты и окружения, и были развязаны большие мешки фиников, изюма и гуро. В руках одних из [прислуживавших] марокканцев были блюда, другие же имели в руках своих полотенца. Они обходили ряды товарищей аскии и подносили [это] им. Потом они вынесли им [разные] блюда и жареное мясо, и те поели; а часть марокканцев стояла перед ними с водою в мисках. Из них одни предлагали им воду после окончания еды, другие же носили воду для мытья рук и полотенца, которыми гости вытирали руки свои.
Тогда Махмуд встал, вошел в большую палатку, поставленную позади шатра, в котором собрались, затем /163/ велел позвать каида Мами. Тот был позван и вышел к нему. И паша сказал ему: “Что ты скажешь об этих людях? Они ведь пришли к нам под защитой Аллаха, мы позвали их — и они покорно согласились на приглашение, и ни с одним из них нет оружия! По мне, так сегодня нам нужно их оставить в покое, и пусть возвращаются. Они народ глупый, не знающий зла; и когда пожелаем мы от них, чего захотим, они придут. И они придут к нам, если мы их позовем. А ты что скажешь?” И Мами ответил: “Созовите кахийев и баш-ода!” Те пришли, и Мами сказал Махмуду: “Повтори им те твои слова, что ты сказал относительно этих людей!” Махмуд повторил им [это], а они все сказали Мами: “А что скажешь ты, о каид? Наш господин Ахмед, да поможет ему Аллах, послал тебя с нами только для войны, совета и [военной] хитрости!” Мами ответил: “Аллах да поможет султану! Государь меня послал только для того. Однако же, о паша, — да укрепит тебя Аллах и да окажет Он тебе благодать! — в этих твоих словах нет вреда, но люди эти уже поражены и испуганы, в них вошел испуг. И если