седьмого дня, когда марокканцы остановились у их дверей со своими вьюками и лошадьми, обрушились на них с мерзкими речами, упреками и побоями и выгнали их против их воли и силой! Марокканцы разделили их дома, и оказалось, вошли они в них в то время, как хозяева домов выходили. Ведь мы принадлежим Аллаху, и к нему мы возвратимся! Но большая часть их богатств осталась в их домах, потом же, после ухода хозяев, ни один не смог вернуться, чтобы унести то, что у него осталось.
Марокканцы же принялись за соединение домов и улиц. Они обрушили некоторые дома, и не было большей и суровейшей кары для жителей Томбукту и более горькой, чем она. Паша Джудар созвал ученых Томбукту и его купцов и возложил на них [предоставление] рабов и прислужников для постройки касбы. Были среди них те, кому он записал десять рабов, и такие, на кого возложил он семь, пятнадцать и трех рабов. Для каждого из собранных они записали число тех, кого он должен привести. Работники трудились до послеполуденной молитвы; а после послеполуденной молитвы Джудар звал: “Где надсмотрщики?!” (а из них приходило больше сорока чаушей) — и приказывал: “Скажи их хозяевам, чтобы их накормили ужином досыта и привели рано утром (и чтобы с каждым из них был его завтрак)! Пока не встанет солнце, вое до одного [должны быть] у нас!” И сопровождали рабов /158/ чауши к их господину, пересчитывали ему их, вкладывая их руки в руку господина. И приводили их ранним утром до восхода солнца, а с ними — их [положенное] питание, пока не ставили рабов перед пашой и не пересчитывали их перед ним одного за другим. Но при всем этом чауши кружили по городу и всех, кто им встречался, хватали и гнали на переноску глины на строительстве с утра до вечера, пока не кончилась постройка. Закончено.
Один из шейхов Томбукту, да хранит Аллах город, рассказал мне, что паша Джудар во время постройки наложил на купцов Томбукту [дань] в тысячу двести сунну [зерна] в начале каждого месяца; их приносили утром первого дня, а паша распределял их в своем войске, как распределяют пайки. Упомянутый рассказчик был, как я полагаю, наставник Буса-портной, отпущенник Зину ибн Бана. Закончена выдержка.
Не охватить в последовательном [рассказе] те беды и порчи, что обрушились на Томбукту при поселении в городе марокканцев; и не сохранить [в памяти] те насилия и преступления, что они в нем создали. Они срывали двери домов к опилили деревья в городе, чтобы построить из них судно; а после изготовления того велели тащить то судно от Томбукту к Реке. Закончено.
Когда же строительство той касбы закончилось и Джудар перебрался в нее со всем своим войском, то оставался он в ней лишь немного [времени], пока не явился к нему паша Махмуд ибн Али ибн Зергун с немногими людьми. И выступил Махмуд вместе с Джударом с отрядами их обоих в Гао. Они сражались с сонгаями, завоевали их страну и захватили из их числа сыновей государей. Простонародье же их бежало в страну Денди и живет в ней до сего времени. Паша Джудар с частью войск поселился в Гао, а Махмуд с [другой] частью осел в Тентьи; и там они разбили лагерь.
Аския Мухаммед-Гао — а он стоял со своим войском в местности, именуемой Барха, как мы ранее говорили, — послал к Махмуду, горячо желая заключения мира /159/ между собою и марокканцами. Махмуд согласился, прикрывшись лживой видимостью, радовался посланцам аскии, одарил их подарками и написал Мухаммеду-Гао о том, что он-де за тот мир и советует аскии прибыть к нему лично, чтобы оба они посмотрели, каково нужное мнение и на каких условиях заключат они мир.
Аския Мухаммед-Гао послал к Махмуду аския-альфу Букара-Ланбаро и хи-коя. Когда оба приехали к паше, тот принял их приветствием и почтением, разбил для них шатер, расстелил им ковер и оказал им обоим гостеприимство. Они оставались у него три дня, потом он облачил их в прекрасные одежды и осыпал подарками. И послал он аскии то, что послал, и написал ему, предлагая ему приехать самому; он поклялся аскии в полной безопасности и советовал ему поторопиться и поспешить с прибытием; а он-де, [Махмуд], ждет только его приезда, и он спешит, собираясь возвратиться. Те двое вернулись к аскии с письмом паши Махмуда. Аския прочел его, а аския-альфа стал его уговаривать поехать и побуждал его к этому, но он обманул аскию, скрыв от него, что паша Махмуд поклялся на списке [Корана], что аскии у него будет лишь защита Аллаха (а не гарантии самого паши. — Л. К.). Говорят, что паша посвятил аския-альфу во все свои тайны и сделал его другом и доверенным, а тот продал ему аскию Мухаммеда-Гао; и пообещал ему Махмуд [всякие] вещи, буде он найдет предлог для прибытия аскии к паше. Семь дней спустя после приезда аския-альфы от Махмуда аския собрал людей Сонгай посоветоваться с ними и объявил им, что он наутро уезжает из-за благоприятного ответа Махмуда-паши. Но никто из них не сказал ни “нет”, ни “да”. Тогда хи-кой сказал аскии: “Ты не видел Махмуда и не знаешь его. Его видели только я и аския-альфа. И я о нем не думаю [ничего], кроме худого. Он для нас не пропустил ничего из [знаков] почтения и любезности, он целовал наши головы, сам приносил нам еду и прислуживал нам, приносил нам /160/ воду и стоял с нею пред нами, пока мы не кончали есть. Но когда я увидел это, то понял с уверенностью, что у него целью — ты, ты, только ты! Не уезжай! Ведь если ты не согласишься и поедешь, то, клянусь Аллахом, не вернешься никогда! Это — то, что я тебе напомнил”. Аския обернулся к аския-альфе и оказал: “Что ты окажешь, о факих?” И тот ответил: “Клянусь Аллахом, я с его стороны ожидаю лишь добра и верности обещанию!” Аския промолчал, и все общество разошлось по своим жилищам.
Когда же наступило утро, аския ударил в барабан и сел на коня с теми, кто был с ним вместе, и с аския-альфой. А его брат, аския Сулейман и часть его людей сбежали от него в ставку [паши], явились к Махмуду, изъявили ему покорность и поселились у него в лагере, а Махмуд пожаловал им шатер; но аския Мухаммед-Гао не заметил того. И отправился Мухаммед-Гао со всем своим войском, наряженный