А теперь воспользуйся притоком адреналина и беги.
Он помчался вверх через три ступеньки. Сердце заколотилось сильнее.
Сэм остановился наверху, держась за голову. Он обманывал себя, полагая, что сможет добраться до дома самостоятельно.
Надо найти родителей.
Будьте здесь. Будьте у себя в лаборатории.
Он, спотыкаясь, побежал по пологому холму к заднему входу в здание, где ярко горело освещение запасного выхода.
Дверь была приоткрыта и придерживалась вставленным клином. Никто не подумал закрывать ее. Сэм открыл ее шире и проскочил внутрь.
Он постарался осмотреться в смутном мертвенно-зеленоватом неоновом освещении. Он находился в коридоре нижнего этажа. Сверкающие отполированные полы и хорошо покрашенные сероватые стены резко контрастировали с внешней запущенностью здания.
«ЛАБ № 10» значилось на табличке над ближайшей дверью.
В какой комнате мама и папа? Сэм никак не мог вспомнить. Он двинулся наобум по коридору, ловя признаки жизни.
— Помогиииите…
Сэм застыл на месте.
Голос.
Настоящий.
И громкий.
Глаза невольно стали искать источник звука. Дверь налево в центре коридора.
Лаборатория № 6.
Сэм пошел к двери и остановился, услышав шаги.
Двое. В дальнем конце коридора. Идут сюда.
Он инстинктивно отпрянул к стене.
У стены, около лестницы, стояло какое-то громоздкое электронное оборудование, накрытое брезентом. Кажется, старый спектрофотометр.
Забежав за него, он присел.
Шаги приближались. Быстрые. Почти бегом.
— Я слышала его с того конца здания, — раздался голос миссис Хьюз.
— Мне очень жаль, — ответил голос мистера Хьюза.
Мама? Папа?
Сэм затаил дыхание.
Не было счастья, да несчастье помогло. Они хоть здесь.
И на том спасибо.
Хорошо, что они тоже услышали голос. Должно быть, бедняга из лаборатории № 6 захлопнулся.
Сэм встал. Через верх прибора ему было видно, как отец подошел к двери лаборатории № 6, сунув руку в карман в поисках магнитной карты.
Родители настолько спешили попасть в лабораторию, что не обращали внимания на него.
— Но этого не должно быть, — раздраженно бросила миссис Хьюз. — Я же говорила тебе, что он слишком чувствительный.
— Это моя ошибка, — ответил отец Сэма, вставляя карту в щель замка. — Я об этом позабочусь.
Они открыли дверь и скрылись в лаборатории.
Сэм, не торопясь, вышел из своего укрытия и подошел поближе.
«Он слишком чувствительный?»
Из-за двери послышался приглушенный голос мистера Хьюза:
— Все в порядке?
— Да, — ответил голос, который звал на помощь.
Голос был совсем юный. Его ровесника.
Сэм почти приник к двери, но голоса было трудно разобрать.
— Что случилось? — спросила миссис Хьюз.
— Кто-то… пытался проникнуть… в окно, — ответил тот же голос.
Я знаю этот голос.
— Никого в окне нет, — сказал мистер Хьюз.
Миссис Хьюз вздохнула:
— Это, наверно, воробей. Такое уже бывало.
— Может, сделать так, чтоб он молчал?
Сэм оцепенел.
— Я тебе уже об этом говорила, — все тем же раздраженным голосом проговорила миссис Хьюз. — Но ты же не слушаешь.
— Ладно. Я все сделаю. Он больше не произнесет ни звука, пока нам не понадобится.
Что?
Сэм согнулся в три погибели, превратившись в шар. В голове у него все смешалось, и ему стало страшно. На сей раз это была не головная боль и не распухшая челюсть. Это был глухой звук, словно что-то пробили.
А потом полная тишина после того, как родители удалились из лаборатории.
3
Наконец они продвинулись. После столь длительных усилий.
Ну, не совсем.
Так зачем мне готовиться? Потому что, когда они окончательно добьются своего, тебе придется покинуть нас.
Но я не хочу покидать вас! В тебе еще слишком много человеческого.
И вы забудете. Если не сделаете так, как мы говорим…
Узник.
У мамы с папой там узник.
Был.
ЕСТЬ. Не смотри так мрачно. Он жив, понятно?
ЧТО СЕЙЧАС ПРОИЗОШЛО?
Сэм сидел в своем укрытии, внимательно прислушиваясь.
Родители удалялись по коридору, переговариваясь приглушенными голосами.
Голова у Сэма буквально раскалывалась. Он пытался сосредоточиться.
Что папа имел в виду под словом «все сделать»?
Заставить замолчать? Вылечить? Исправить? Убить?
Они ученые. Он шпион. Он политический узник.
Так вот что за «государственный спецзаказ»?
Да нет! Ерунда какая-то. Полная чушь.
Мама и папа хорошие люди. Это вне сомнения. У них, конечно, есть недостатки. Они слишком много работают и слишком мало внимания уделяют своему сыну. Мама спокойная, скрытная, ее не легко понять. Папа рассеянный чудак: до этого Тюринг-Дугласовского проекта он не удерживался ни на одной работе. Но он не способен совершить зло. Они оба по натуре добродушные и заботливые.
Но разве не так говорят в последних известиях о пойманном убийце? «Мы бы ни за что не подумали. Такой нормальный, добрый и отзывчивый человек…»
Сэм тряхнул головой. Мама и папа — ученые до мозга костей. Они ни о чем не думают, кроме искусственного интеллекта.
Для всех ребят в школе «искусственный интеллект» означало киборгов и роботов и…
О чем это говорила Джейми? Задвинутая Джейми, которая убивала своих Барби в «трагической автодорожной катастрофе» и потом устраивала им пышные похороны?
Человекоподобные, составленные из разных донорских органов, запертые в подземных логовах — вот как она представляла, чем занимаются в лабораториях в «Тюринг-Дуглас».
Смех и только!
А может, не такой уж и смех?
Сэм двинулся по коридору. На цыпочках. Медленно, потому что от каждого резкого движения голова готова была расколоться.
Дверь в лабораторию № 6 была плотно прикрыта. Он попытался повернуть ручку на случай, если отец по рассеянности забыл закрыть дверь на замок, что было бы вполне в его духе.
Дверь была плотно закрыта.
Сэм легонечко постучал. Потом громче.
— Эй, — шепотом позвал он, — кто-нибудь есть?
Ни ответа, ни привета.
Он налег на дверь плечом и толкнул ее.
Ой!
Боль невыносимая. В челюсти. И в голове.
На вторую попытку он не отважился. Еще один толчок — и мозги у него из ушей полезут. Растекутся по двери, а его бездыханный труп так и будет лежать на пороге.
Надо убираться отсюда. И что дальше? Звать на помощь? Просить кого-то? «Господин офицер, мои родители тут проводят эксперимент над каким-то типом, которого они держат взаперти в лаборатории». Так, что ли?
Уйти и все тут.
Сэм побежал вниз по коридору. Снова вверх. На улицу. Стиснув зубы, он старался сдерживать боль. Он знал, что если малейший звук вырвется из его губ, малейший…
Держись!
Но вдруг он потерял всякий контроль над собой. Он застонал, и стоны превратились в один непрекращающийся вопль, будто это циркулярка воет и воет… Одно слово настойчиво вырывалось из него, смысла его он не понимал и понять не пытался. Он словно исторгал из себя яд, и чем пронзительнее он выкрикивал его, тем больше шансов было выдержать эту пытку, эту боль, которая ослепляла его, когда он бежал по пустынным жутким улочкам прочь от этого здания, прочь, прочь…
Он свернул за угол и ринулся по темной улице.
Домой, только бы она вывела меня на дорогу домой!
Ноги разбрызгивали лужи непонятного происхождения, и тут он услышал приближающийся топот ног, он попытался остановиться, понять, где он, но он слишком быстро бежал и, вылетев из переулка в освещенный фонарный круг, столкнулся носом к носу с темной фигурой.
4
Быстро начинайте процесс импринтинга.
Но я чувствую себя сильнее.
Обратите внимание.
Пожалуйста, я же принадлежу этому миру.
Сэм отшатнулся. В смутном свете фонаря он разглядел худое лицо с резкими чертами.
— Джейми!
— У меня сумка свалилась из-за тебя! — закричала Джейми, поднимая свой черный кожаный рюкзачок. — Ты чего орешь как резаный?
— Ты до смерти напугала меня.
— Но ты вопил до того, как увидел меня.
— Моя голова…
— Что стряслось? Барт отметелил тебя? Здорово? Зубы целы? Может, и к лучшему, что он тебе мозги вправил.
— Я… мне надо идти, — с трудом выдавил из себя Сэм, пытаясь идти дальше.
— Так ты и впрямь так думаешь? — Джейми выросла у него на пути. Щеки у нее в таком освещении совсем впали, и видны были одни скулы.
Череп, да и только.