— И ради этого готов был убить вас? И затащить меня сюда — чтобы убить меня?
— Нет…
— Но если вы обречены, плыви со мной. Беги отсюда!
— ТЫ НЕ ПОНИМАЕШЬ! Колин привел тебя сюда, чтобы спасти нас, Рейчел! Пока ты здесь, мы живы.
— Но ты же сам сказал, что, если кто-то покинет вас, Онирон обречен!
— Я сказал, если мы потеряем хоть одну душу. Но мы не потеряли. Теперь у нас есть ты. Ты заняла место Колина.
Мы смотрели друг другу в глаза, колотя руками по воде.
Я и в полумраке ощущала силу отчаяния Веса. «Рок Шоколадной горы».
«Где ключи из лимонада и холмы из шоколада
И где все вечно молоды», — об этом пел Колин.
Но это не лирика. Он же это подстроил!
Чтобы посмотреть, как я буду на это реагировать. Чтобы проверить, как сильно ненавижу я свою жизнь. Убедиться, что я подхожу.
Для бессмертия.
И я ему сама позволила.
— Так я…
— Обмен.
— Нет.
Нет, не обмен.
Когда меняются, ты что-то получаешь взамен.
— Я жертва, Вес.
— Если никто не умирает, жертвы нет, — ответил Вес. — А здесь ты никогда не умрешь. Ты будешь, как мы.
— В ловушке!
— Ни забот, ни обязанностей…
— И никогда не вырастешь!
— Кому это нужно — расти?
— Все живое растет и развивается! Вы, ребята, не живете, вы… вы…
Мертвецы.
Скажи это, Рейчел.
Все, что не растет, мертво.
Они не настоящие.
Они призраки. Зомби.
Но слова застряли у меня в горле. Послышались голоса. Они доносились из леска. Вес обернулся.
— Сюда! — крикнул он.
Беги!
Ты не убьешь их, Рейчел.
Нельзя убить того, кто и без того мертв.
Я оттолкнула Веса. Изо всех сил.
Он выпустил мою руку.
Я нырнула под воду.
Я плыла, не обращая внимания на боль в руках, на то, что наглоталась воды.
На шум.
На туман.
Море было черным и ледяным, но я знала, куда плыву.
Вес не отставал от меня. Я слышала его голос. Слышала шлепки его рук по воде.
Но звуки быстро гасли в шипении облака.
Я повернула налево, почти полностью погрузившись в воду; так он не увидит меня и, я надеялась, не услышит.
Край облачной стены приближался. Клочья тумана вихрились вокруг меня.
Я ухитрилась бросить взгляд назад.
Веса не было видно.
Я была свободна.
Или мертва.
Но что то, что другое — все лучше Онирона.
Я уже могла попробовать туман на вкус.
Валы вспучивались подо мной и вздымались, и я проваливалась вместе с ними.
Но вскоре я уже не управляла происходящим.
Я с головой ушла под воду.
А потом меня подняло над водой. И теперь единственное, что надо было делать, это держаться.
И дышать.
Оставаться в живых.
И ловить волны в скудном свете луны, с трудом пробивающемся сквозь мрак.
Лодка.
Она как-то внезапно появилась в моем поле зрения. Какие-то смутные очертания. Тень в тени, скользящая по волнам. А в ней призрачная фигура в непромокаемом плаще с капюшоном, гребущая с ужасающим спокойствием.
Смерть.
Это была сама смерть.
Дух.
Сопровождающий в иной мир.
В мир после смерти.
И вдруг он исчез, и я ушла под воду, и силы окончательно покидают меня, и вдруг руки мои наливаются свинцом и все тело опускается, опускается, и я вижу маму и папу, и они плачут, а затем я вижу берег Онирона и всех спасшихся от кораблекрушения, и затем все погружается в черноту.
15
Мы потеряли ее.
Мы потеряли его.
Кого?
Во сне я парю, я счастлива, и рыба плавает вокруг моего тела, и я ныряю в коралловых рифах — пурпурных и белых…
— Рейчел…
И кто-то зовет меня по имени, милее голоса нет на свете, мужественный и ласковый одновременно, и нет больше никого, у кого был бы такой голос, кроме…
— Рейчел!
…дедушки Чайлдерса. Но дедушки Чайлдерса нет в моем сне (а где же он?), потому что мама и папа и Сет плачут одни, и я вдруг понимаю что не только обо мне, они оплакивают и его, и это хуже всего, дальше некуда, это самое страшное, что можно себе представить.
— Аааах…
Я, это мой голос, что-то лежит у меня на животе (оставьте меня в покое!), и я чувствую, как какая-то сила вырывает меня из моего сна, а я хочу, чтобы он вернулся, та часть его, где о дедушке Чайлдерсе, который где-то в другом месте и там счастлив…
— Рейчел, все будет в порядке.
Сон развеялся, как пепел по ветру.
Я жива.
Я сижу на чем-то твердом.
Сильные руки укачивают меня, закутанную в непромокаемый плащ.
Я попыталась взглянуть на своего спасителя, но порыв ветра бросил мне в лицо пригоршню брызг.
Но я его и без того узнала.
Жесткая седая борода. Обветренное лицо. Холодные серо-голубые глаза.
— Дедушка Чайлдерс?
— Держись, малышка.
Он!
Нет. Не он.
Это только похоже на него. Говорит его голосом.
— Спасибо, — проговорила я, вся дрожа.
— Как тебя зовут? — спросил старик.
— Рейчел Чайлдерс. А тебя?
Он улыбнулся:
— Люди называют меня Шкипером.
Я отшатнулась:
— Ты Шкипер?
О, нет!
Только не это.
Я приготовилась прыгать.
Чтобы снова добраться до облачной стены.
Только у меня больше не было ни сил, ни желания.
Я не могла удержать слезы. Они текли по щекам, смешиваясь с холодным дождем.
Он получил меня. Они получили меня. Я одна из них. На всю жизнь.
Шкипер нагнулся и поднял стоявшую у него между ног сумку из мешковины.
— Будь добра, верни это владельцу. Ему это, полагаю, пригодится.
Он протянул мне сумку, и я взяла ее.
— Кто… где?..
— Шшшшш… — Старик ласково приложил палец к моим губам. — Иди. Лодка перевезет тебя на ту сторону.
— Но… остров… все тамошние жители…
— Я сам позабочусь о них. — Старик улыбнулся. — А всем скажи, что с Кламсоном Чайлдерсом все в порядке.
С Кламсоном Чайлдерсом?
Не сказав больше ни слова, Шкипер перевалил через борт.
— Подожди! — крикнула я. — Куда ты?
— Держи левее! — послышался голос Шкипера. — И ты пройдешь!
Он повернул вспять и, энергично взмахивая руками, поплыл в сторону Онирона.
И тут же исчез в обхватившем его тумане.
Я осталась одна.
Спасенная Кламсоном Чайлдерсом. Первым.
Моим прапрадедушкой.
Капитаном яхты, которая совершала тот круиз в день рождения дедушки Чайлдерса.
Шкипером.
Я открыла мешок.
Там лежал мокрый и помятый белый кролик.
Пушок.
Я сунула его обратно в мешок и аккуратно положила под скамейку.
А потом взялась за весла и стала грести. Держась левее.
16
Еле душа в теле, а справился. Проплыл.
Кто?
Чайлдерс. Не такой уж он немощный, как кажется.
Но девочки все еще нет.
Нет.
Да.
Нет! Я видел ее! Она в лодке!
Я пыталась грести к берегу.
Но не могла.
Руки меня не слушались.
В предрассветных сумерках Несконсет выглядел как на старинной черно-белой фотографии — серебристый и безмятежный. Лодка двигалась вперед по инерции, разрезая стеклянную гладь моря. За спиной остатки облачной стены развеивались и уносились ввысь.
Дом.
Само слово звучало сладко, но не имело реального смысла. Подобно красивой песне на неведомом языке.
Еще совсем недавно я только о доме и мечтала.
Еще совсем недавно я только туда и рвалась. Чистый инстинкт самосохранения.
Но вот я спасена.
И теперь мне есть о чем подумать.
Они мертвы. Все до одного.
Вес. Мери-Элизабет. Карбо. Мой собственный предок.
Я убила их.
Послышался слабый звук мотора, переросший в рокот. Два катера морской полиции и службы спасения мчались ко мне, высвечивая дорожки яркими прожекторами.
Но я не чувствовала себя спасенной и счастливой.
Я почти ничего не соображала.
Через мгновение все кончится.
Как это? Что чувствуют в момент конца света?
Это что-то яростное и громоподобное. Как взрыв атомной бомбы? Или это происходит мгновенно и незаметно, подобно росе, исчезающей при первых лучах восходящего солнца?
Кричат ли они от ужаса? Услышу ли я их стоны?
Последние минуты я совсем не помню.
Брошенный канат. Какие-то люди перелезают в мою шлюпку.
Руки. Вопросы. Суета.
Когда мы прибыли к причалу, я увидела маму, папу и Сета. Глаза у всех были покрасневшие, лица осунувшиеся. Я упала в их объятия.