равно возьмусь и все сделаю дешевле, чем в городе.
– Меч мой пока не сломан, – задумчиво отвечал кавалер. – А скажи-ка, кузнец, местного монаха-отшельника ты знаешь? Его тут будто бы все знают.
– Брата Бенедикта? – Он сразу догадался, о ком говорит кавалер. – Конечно, знаю, святой человек, как не знать его. Вся округа к нему за благословениями ходит. Или если нужда в обрядах есть, а попа нет, опять же к нему идут. Он бесплатно отпевает мертвых, если у родственников денег нет.
– А замок на хибару его ты делал? – спросил Волков.
– Замок на хибару? – переспросил кузнец. – Я. Да, два замка он у меня просил, я ему сделал. Правда, давно это было.
– Два замка? – уточнил кавалер.
– Два, и по два ключа к ним… И клетку еще.
– Клетку? – опять удивился Волков. – Что за клетку?
– Ну, такую, в каких воров держат или блудных девок на площадях подвешивают для позора. Знаете, клетки с прутьями и замком на двери, – объяснял кузнец.
– Ну и зачем же монаху, святому человеку, такая клетка? – Волков все больше начинал интересоваться этим монахом, неужто Сыч был прав, считая его не таким уж и простым. – Он что, подвешивал в ней блудных девок для позора?
– Вообще-то я у него не стал спрашивать. Думаю, раз надо, так сделаю, но он мне сам сказал, – загадочно произнес кузнец.
– Ну, не томи, – ждал рассказа кавалер.
– Он сказал, что клетка ему нужна для умерщвления плоти и чтобы посты терпеть, говорил, что иной раз его демоны одолевают, донимают даже в пустыне его, а когда ему совсем невмоготу становится, так он себя запирает в клетке и молится.
– Вон оно что! – кивнул кавалер, не очень-то в этот рассказ веря. Какой смысл запирать себя в клетку, если ключ от нее у тебя же? Все это казалось Волкову странным, он сидел, думал и поглядывал по сторонам во время разговора. Отмечал про себя, что вокруг все ладно и крепко. Ворота крепкие, двери крепкие, ставни на окнах крепкие. Неудивительно, люди на хуторе живут, рядом нет никого, так и должно быть. Но кавалер решил уточнить:
– А что, кузнец, разбойнички тут бывают?
– Разбойники? – удивился кузнец и засмеялся. – Да нет, господин, откуда? Барон наш фон Дениц, да продлит Господь его дни, быстр да скор на расправу, у нас тут и воров-то нет, не то что разбойников. Последний раз тут разбойничали еретики с гор, да и то когда это было.
– Разбойников нет, воров тоже, еретики столько лет из-за речки не вылезают, а отчего же у тебя двери в кулак толщиной да ставни такие же, засовы везде, как на крепостных воротах, чего боишься, кузнец? – спрашивал Волков, пристально глядя на Ганса Волинга.
Только что тот ухмылялся самодовольно, про барона рассказывая, но вдруг переменился в лице. Замолчал, бороденку почесывал, задумался о чем-то, никак, видно, не решит, говорить неместному господину про что-то или нет.
Волков решил ему помочь:
– Засовами и ставнями не от волка ли бережешься?
– От него, – как будто нехотя согласился Ганс Волинг.
– Донимает, значит?
– Раз в месяц приходит. А иногда и чаще, – все так же нехотя говорил кузнец. – Поэтому перед темнотой все запираю. Все проверяю.
– Видел его? – вдруг спросил Максимилиан. Никогда себе такого не позволял, никогда не лез в разговор господина без спроса, а тут вдруг заговорил.
– Видел, – ответил Волинг, вспоминая, – ну, не его самого, его во тьме не видать, глаза его видал пару раз.
– И какие они? – не отставал юноша. Очень его этот вопрос интересовал.
– Белые, как луна. Их издали видать. Пару раз их видел, может, три раза. Через ставни смотрю, если не сплю. Иногда он вокруг дома ходит. Тихо ходит, неслышно совсем, но скотина биться в хлеву начинает, если он близко подходит. А иначе только по следам утром о том узнаю, что был нынче ночью, что рыскал вокруг.
– А барону своему говорил о том? – спросил кавалер.
Кузнец ухмыльнулся и рукой с досадой махнул:
– Да сто раз говорил ему и его людям.
– И что, не верит?
– Почему же, верит, – продолжил кузнец. – Верит, он у нас не дурак, сам все видит. Десять раз он на зверя облавы устраивал, а может, и всю дюжину. С псарями, с собаками, со всеми кавалерами его, охота человек в тридцать по округе по три дня скакала.
– И ничего?
– И ничего. Как поскачет, как поищет барон, так волка нет пару недель, а потом спишь ночью, а коровы в хлеву вдруг замычат так, что кровь в жилах стынет, кони биться начинают, калечатся. Собаки прячутся, не тявкнут даже, ни-ни… Все, вставай, значит, пожаловал сатана. Так иной раз и сижу у дверей. Или к окнам хожу через ставни наружу смотреть.
– Но видел ты только глаза? – опять спросил Максимилиан.
– Да, но один раз я его слышал и нюхал даже. – Кузнец замолчал на мгновение, видимо, вспоминая тот случай. – Один, значит, раз собаки стали метаться в сенях и скулить, так я встал, лампу взял, нож взял, пошел посмотреть. Дверь из сеней открыл, а псины чуть меня с ног не сбили, я чуть лампу не уронил, побежали в дом, что я им настрого запрещаю, бью их за то. Но в этот раз меня они не забоялись, обе под кровать кинулись. Я сразу понял, что демон этот пришел. Стою, сам в сени не иду, прислушиваюсь. Все тихо, ничего не слыхать. Думаю, дай засовы на двери проверю, не забыл ли запереть. Подхожу тихохонько к двери, засовы смотрю, пробую: все хорошо, все заперто, – и тут я его услыхал.
– Он никак завыл? – спросил Увалень, который со вниманием и ужасом слушал кузнеца.
– Да нет, какой там, – махнул рукой тот. – Он стоял прямо за дверью, сопел, нюхал меня через дверь. – Кузнец чуть помолчал и добавил: – Нюхал и вонял.
– И чем же вонял? – снова поинтересовался Увалень. – Поди, псиной вонял?
– Да нет, не псиной. – Ганс Волинг замолчал, даже скривился, пытаясь придумать слово, чтобы объяснить, чем вонял зверь.
– Кровью он смердит старой, – вдруг сказал Максимилиан.
– Истинно! – оживился кузнец. – Точно, кровищей смердел. Я словно у мясника на бойне был.
– Кровью и гнилью, – кажется, вспоминал юноша.
– Кровью и гнилью, – согласился Ганс Волинг и спросил у Максимилиана: – А вы откуда то, господин, ведаете?
– Встречался с ним пару раз, – не без гордости ответил оруженосец Волкова. – И второй раз он у меня свое получил.
– Два раза встречались и живым остались? – не верил ему кузнец.
– Думаю, что волку досталось больше, чем моему