огромных молекулярных облаков и столько новорожденных синих звезд Аннабель никогда не видела – их можно было разглядеть только в телескоп. Их просто не могло существовать в мире. Их гравитационные силы разорвали бы планету. Но как? Как звездные ясли[35] оказались так близко?
– Как? – выдохнула она.
– А сама как думаешь?
– Это все ненастоящее. Не может быть настоящим!
– Тебе что-нибудь откусить, чтобы ты поверила?! – прорычала Дэй, обнажив свои острые зубы.
Аннабель помотала головой.
– Хорошо. Как ты уже догадалась – а если нет, то ты ужасный астроном, – это звездная колыбель. Здесь из скоплений пыли и газа рождаются звезды, а потом и планеты вокруг них. Впрочем, на самом деле ничего уже давно не рождается. И ничего не умирает.
Дэй села рядом с Аннабель, и та с трудом заставила себя сидеть ровно, а не убежать куда подальше.
– Унылая бесконечность. Снова и снова одно и то же.
Не спрашивать. Не уточнять. Не спорить. Может, тогда наваждение пройдет.
– Я понимаю, что тебе пока сложно сориентироваться, но поверь, тебе не нужны никакие лекарства. В первый раз я не уследила, но сейчас я не позволю тебе снова упасть в эту яму.
«Позволю безумию поглотить себя».
Газово-пылевые облака разных цветов и форм расстилались перед глазами. Однажды они станут настолько плотными, что образуют новые звезды. Или нет?
– Почему ты говоришь, что ничего больше не рождается?
– Потому что мы застыли между жизнью и смертью – ни туда, ни сюда. Мы живем в последнем миге вселенной, проживая свои жизни снова и снова. И снова. И снова. И снова. И опять, опять, опять, опятьопятьопять…
Дэй говорила что-то еще, говорила, говорила, говорила, все быстрее и быстрее, сбиваясь на другие языки, с самой собой, с Аннабель, со звездами. Смеялась, всхлипывала, кричала, срывая связки.
Когда Аннабель обняла ее, Дэй наконец-то затихла. Такая маленькая, такая хрупкая. Нет, наверное, это обманчивое впечатление. Она была гораздо сильнее, чем Аннабель.
– Прости. – Дэй наконец отстранилась. – Ты хочешь вернуться в свой мир?
– А есть другие варианты?
– Полно. Я могу отвести тебя куда угодно. Предлагай.
Аннабель задумалась. Что она могла выбрать? Что могло бы доказать, что на самом деле она не безумна?
– Я хочу попасть в такое место, которое я бы никогда не смогла придумать.
Дэй улыбнулась, и в этой улыбке было мало хорошего.
– Как пожелаешь, детка.
* * *
– Этим миром управляет рыба.
– Рыба? – Аннабель почти не удивилась.
Ну, рыба, так рыба.
– Эта рыба не декогерирует реальность. Мир вокруг – это ее сон. Прошлое, будущее, настоящее. Она спит во всех временах всех миров. Бесконечные потоки вероятности струятся вокруг, пока она спит.
Вокруг стояли стеклянные дома, уходившие ввысь настолько, насколько хватало глаз.
– Алмазные космические лифты[36], – подсказала Дэй.
Звучало бредово, но недостаточно.
– Ладно. Попробуем что-нибудь еще, – она прищурилась и взяла Аннабель под руку.
Они оказались в другом месте.
Водопады лились вверх, а где-то над головой плескался океан. Страшновато, но не очень.
– Герметичный мир, замкнутый сам на себя.
– Обычная сфера Дайсона[37], – хмыкнула Аннабель.
– А тебе не угодишь, да?
– Здесь нет ничего необычного. Это мог бы придумать любой. Любая. Кто угодно.
– Хорошо. – Дэй вновь взяла ее за руку своими ледяными пальцами. – Я покажу тебе кое-что еще.
Они снова переместились. Сначала мир показался слишком ярким, но через несколько секунд Аннабель привыкла к свету.
Солнце. Моментально стало жарко. Всюду куда ни посмотри простирался океан. И это правда было хорошо. Но слишком уж обычно.
Они стояли на верхнем ярусе ржавеющей металлической платформы, а вокруг сновали загорелые люди. Внизу, кажется, что-то выращивали. Или кого-то.
Никто не обращал внимания на девушку в осенней одежде.
Аннабель сунула шапку в карман и расстегнула куртку, чтобы не вспотеть.
– Океан? И что здесь такого?
– Видишь вон тех двух? – Дэй указала вниз на детей, которые что-то собирали на мели неподалеку. Мальчик и девочка, очень загорелые и рельефные, несмотря на возраст. Видимо, много плавали.
– И?
– Присмотрись.
Аннабель пыталась понять, что Дэй хочет ей показать. Ну, дети и дети, что в них…
И тут она поняла.
– Охренеть, – сказала она. – Это же…
– Да, – просияла Дэй. – Именно. Твои дружочки.
– Они мне не дружочки. Я их почти не знаю. Но их-то как раз я могла выдумать.
– Хорошо. Ты мне надоела. Последняя попытка. Четвертая. Люблю число четыре. А ты?
Солнце как будто погасили. Снова стало прохладно, и Аннабель поежилась.
Вокруг раскинулся мир, привычный мир долин, холмов и вересковых пустошей. Стояла полная луна. Пахло летом, костром и горьким медом.
– Пойдем.
Аннабель последовала за Дэй на вершину холма, покрытого полевыми цветами. Послышалась песня. Странная-престранная манящая песня, и Аннабель зашагала быстрее.
Когда они поднялись на вершину, она увидела.
Существа, похожие на Дэй, танцевали вокруг костров. Они смеялись, переговаривались между собой и пели. Пели вразнобой, но их голоса сливались в едином ритме.
– Стой. – Дэй преградила путь. – Не нужно подходить ближе.
– Почему? – спросила зачарованная Аннабель.
– Потому что это и есть безумие. Не такое, как у тебя, – настоящее. Приглядись.
И она начала всматриваться. Лица, поднятые к небу в исступленном экстатическом восторге и извивающиеся в неистовом танце тела. Чем дольше она вслушивалась, тем больше диссонанса слышала в песне. Аннабель узнавала обрывки формул и математических законов. Они пытались плести уравнение Вселенной даже сейчас.
Кто-то спал прямо рядом с танцующими, на них наступали, но спящие лишь вяло отмахивались.
– Это мой народ, – сказала Дэй. – Когда-то мы были народом света и пустот, но сейчас света в них не осталось. Только пустота. Они танцуют здесь уже целую вечность. Иногда они похищают чужих детей, иногда воруют молоко. Они давным-давно потеряли себя.
– Но ты не с ними. Почему?
– Это мое наказание.
– И кто же тебя наказал?
– Я сама. Я бы хотела потерять свое я и танцевать вместе с ними. Но это было бы слишком просто.
– Значит, ты последняя?
– Нет. Но нас осталось очень мало. Наверное, это хорошо. Мы больше не наделаем ошибок.
ПРОБУЖДЕНИЕ
Он лежал под эбеновым деревом – из тех, что запоминают разговоры о любви, – и, пожевывая травинку, напевал мелодию белой листвы. Дерево говорило слабым голосом, будто бы шептало – значит, его уже давно сюда привезли. Сотни лет, а может, и тысячи. Интересно, кто придумал держать дерево в библиотеке?
И если я тебя когда-нибудь забуду, свети, звезда моя, в холодных небесах, повторяло дерево, как заведенное. Хотя почему как? Оно и было заведенное.
Эйрик рассмеялся.
Затем дерево заговорило другими голосами, на других