скоро. Да еще и вдвоем.
– Ты в порядке? – поинтересовался Айвин.
– Лучше всех. Кидайте свои вещи и проходите.
Они оставили куртки и обувь в большой прихожей и прошли в еще более громадную комнату. Минималистичную обстановку подчеркивал криво сооруженный форт из подушек, стульев и одеял, стоящий в центре. Рядом стояли винные бутылки разной степени заполненности.
– Вот. – Саншель уселась на одну из подушек. – Я тут дегустирую. Лучшие вина из хранилища Эйрика. Я их все открыла. Все! Садитесь.
Аннабель и Айвин переглянулись и, решив не спорить, уселись рядом.
– А где Эйрик? – спросила Аннабель.
– Эйрик! Как всегда. Где-то. Свалил в другие миры выяснять, что случилось с Перевременьем. Только попрощаться забыл. Но я не этому удивлена. А вот тому, что он не ушел раньше, удивлена. Продержался целых три дня. Вина?
Она покачала головой, но Саншель сунула ей в руки бутылку и продолжила:
– А знаете, что самое веселое? – она сделала драматическую паузу. – Сегодня мне звонил его юрист. Оказалось, Эйрик завещал все мне. Ну, если не вернется. Всё! Все деньги, все эти, как их, активы. Зачем мне его дом? Зачем мне его деньги? Что я буду с ними делать? Я не прдпр… пред-при-нинимательница, я не умею с этим всем обращаться. Я бы могла путешествовать, – она пьяно засмеялась. – Но я и так обошла столько мест, что больше уже и не хочется. Тогда я подумала – благотворительность! Но я не могу пока отдать эти деньги, потому что нужно ждать сколько-то месяцев. И вот зачем это все?
Саншель понуро опустила голову. Некоторое время все трое молчали, но внезапно она хлопнула рукой по полу. Хорошо хоть пустой рукой.
– Лучше выпьем за мой развод!
– Развод? – ошарашенно спросила Аннабель. – С кем? C Эйриком?
Были ли они женаты?
– С моим мужем из этой жизни.
– Из этой жизни?
Она совсем отчаялась понять, что происходит.
– В общем, сегодня я рассталась с мужем, с которым прожила четыре года. Без скандалов, без разборок. Он даже сам хотел уйти из нашей квартиры. Но ушла я. Сюда.
– У вас были серьезные разногласия? – робко поинтересовалась Аннабель. – Если так, то…
– У нас было все прекрасно, – Саншель взглянула на Айвина, – пока я не вспомнила кое-что важное. В общем, такое, что переворачивает всю жизнь с ног на голову.
Аннабель закивала:
– У меня тоже был такой опыт! Я путешествовала между мирами.
– Когда?
– Сегодня, – она смущенно опустила глаза.
– Что?! – Саншель схватила его за воротник. – Ты водил ее на прогулку? Мы же это обсуждали!
– Не я. – Айвин аккуратно убрал ее руку. – Моя сестра.
– А… о… Как? Зачем?
– Я не знаю, – смущенно ответила Аннабель. – Я вышла погулять за город и… и она появилась.
Саншель и Айвин посмотрели на нее так, будто она в чем-то провинилась. Такой взгляд обычно был у матери, когда, по ее мнению, Аннабель делала что-то не так. Но тогда она была ребенком.
Сейчас этот взгляд вызывал только злость. И обиду.
– Хватит. Я уже поняла, что Дэй опасна и никто ее не любит. Но именно она показала мне другие миры.
Не вы – хотела добавить она, но сдержалась. Вместо этого она отпила из бутылки. Белое вино оказалось вкусным, но уловить букет (или чем там занимаются опытные сомелье?) Аннабель не смогла. Практически сразу она почувствовала себя легче. Раскованнее.
– Хорошо. Если не Дэй, тогда я жду ответов от вас. Вы оба знаете больше, чем говорите.
– И это правда. – Саншель взяла одну из бутылок с пола, выдернула пробку зубами и отпила. – О, игристое. Пусть тебе Айвин все расскажет. Он же у нас пишет будущее.
– Что-о? – ошарашенно спросила Аннабель. – Будущее?
– Нет. Уже нет. Думаю, в этот раз вместо меня будет Саншель. Или Эйрик. Или ты. Я больше не в состоянии что-либо написать.
– Напиши, что ты не сходишь с ума, – хихикнула Саншель. – Или я напишу, хочешь?
– Все не так просто. Я не могу писать о себе, как и ты не можешь написать обо мне. Я родился до создания Перевременья, то есть до перезапуска Вселенной, и на меня это не подействует. Ни на меня, ни на Дэй.
– Охренеть. Но как все это будет работать без тебя? Ведь мы все появились позже? И разве кто-то из нас сможет заменить тебя?
– Не вижу в этом ничего сверхсложного. Вам нужно понять только одно, – он многозначительно замолчал.
Саншель и Аннабель внимали.
– Будущего нет. Как нет прошлого. Только планковское время, постоянно стремящееся к нулю, но никогда его не достигающее.
– Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь, – Саншель нахмурила лоб. – А ты?
Аннабель не могла вымолвить ни слова.
Она понимала, о чем говорил Айвин. Хотелось бы не понимать, хотелось бы думать, что все по-прежнему. Но она сама настояла прийти сюда и узнать все ответы. Что ж. Узнала.
Еще оставались темные пятна, но она уже вникала в суть. Что-то она поняла из слов Дэй, что-то – из слов Айвина и Саншель.
Вино было мягким, оно обволакивало горло, как обволакивало ее понимание. Все в мире вставало на свои места.
Великий аттрактор был центром Вселенной. В него падало все. В него уже упало все – материя, свет, время. В отличие от черных дыр поменьше, которые со временем испарялись, он, очевидно, коллапсировал, и его оставшееся ядро порождало новую вселенную.
Не новую. Ту же самую. Снова и снова.
Это то, что они называли странным словом Перевременье.
– А где точка отсчета? – спросила Аннабель. – С чего начинается новая Вселенная?
– Когда Аттрактор поглощает стену, – ответил Айвин. – Внутри все может происходить как угодно. Столько миров, столько возможностей.
– А миров всегда одиннадцать с половиной? – спросила Аннабель.
– Более-менее да, – ответила Саншель. – Суперкластер, который так правильно распределили, чтобы каждая система стала частью стены. Примерно столько же тысяч лет составляет цикл каждой новой Вселенной. Зависит от мира, конечно. Но если сложить и разделить, то вот это оно.
Аннабель почему-то засмеялась. Стало вдруг так легко – было ли это вино или просто наконец-то ее отпустило чувство вины и безнадежности, – но теперь это было неважно. Теперь все стало неважным.
Хотелось думать, что она знала это всегда, но это было бы ретроспективным искажением[38]. Нет, о многом она и не подозревала.
Внутри цикла существовало только три константы: Саншель, Эйрик и она сама. Остальные люди и не только люди постоянно менялись, рождаясь по воле великого рандома.
А значит, ничего в жизни не имело смысла. Вообще ни-че-го. От этого становилось страшно, но действие этила немного