Читать интересную книгу Пути следования: Российские школьники о миграциях, эвакуациях и депортациях ХХ века - Ирина Щербакова

Жила семья Иды в казенном двухэтажном доме. Из мебели в квартире лишь полати из досок, устроенные под потолком между печью и стеной (чтобы было теплее), обычный деревянный стол и железная кровать. Матрацы и подушки для удобства набивали соломой.

Мама, Серафима Владимировна, чтобы прокормить семью, работала в Шожме на вывозке сена. Как говорит Ида Алексеевна, она в то время уходила на работу около 5 утра, а приходила ближе к полуночи. Работа эта сильно изматывала, но что было делать, ведь семью как-то надо было кормить. Хлеба было очень мало, на всех не хватало, ведь по карточкам выдавали всего около 200 г на человека.

Ни сахара, ни каких-либо других сладостей не было. На обед в семье было лишь немного картошки да небольшой кусочек хлеба. Трудно было купить соль, муку, спички, керосин.

22 августа 1941 года было принято постановление о введении карточек на хлеб, сахар и кондитерские изделия. Позднее были введены карточки на мясо, крупу и другие товары, но постоянно проходило снижение продовольственных норм по карточкам.

Карточная система централизованного снабжения нередко «недодавала» 70–80 % от положенного по норме. Люди, пережившие войну, вспоминают голод, черный рынок и скудное снабжение продовольствием, помнят это и почти все герои моего исследования. Моя прабабушка зимой, чтобы прокормить семью, покупала на гончарном заводе, находившемся неподалеку, горшки, блюдца и т. п. и ходила по ближним деревням, обменивала эти изделия на хлеб и муку. У старшего брата деда был фотоаппарат, который был обменян на три буханки хлеба. Также на хлеб обменяли и патефон.

Зимой Серафима Владимировна сторожила склады у магазина. Приходила она под утро вся замерзшая, особенно сильно мерзли ноги, ведь морозы были лютые, а одежда плохая: новой было взять негде, вот и приходилось ставить заплатки, перешивать да перекраивать поношенные вещи. Дети были одеты ничуть не лучше: младшие донашивали вещи старших, а старшие – перешитые вещи родителей. Валенки были одни на двоих, но и они были все в заплатах.

Младший брат Иды Алексеевны Евгений ходил в детсад. Вместе с сестрой Ида носила ему на обед ломоть хлеба и немного молока, но получалось так, что по пути голодные девочки отламывали небольшие кусочки от хлеба. Поэтому до садика доносилась лишь половина ломтя хлеба. Воспитательница, конечно, замечала это, но ничего не говорила, ведь Женя еще маленький – ему хватало и кусочка поменьше.

Анастасия Федоровна Тихомирова жила в деревне Макаров Двор Кофкольского сельсовета Няндомского района. В школу она пошла с 10 лет (почти все ребята в то время начинали учиться с 9-10 лет) как раз перед войной и закончила всего три класса. Учились в деревне Котовская, до которой приходилось идти пешком. Уже в первом классе дети после уроков ходили рвать лен, а еще до учебы они помогали родителям по хозяйству, ходили на сенокос. В 1943 году в возрасте 53 лет умерла мать, Пелагея Ефремовна, и Настя осталась с сестрой Нюрой. Третий класс пришлось заканчивать в деревне Заболотье. Анна, работавшая трактористом, запрещала ходить младшей сестре в школу, а она делала это тайно. Уйдет как будто гулять, а сама в школу. Из школы – к подруге. Там сделает уроки, оставит тетради и домой.

В деревне Макаровской был детский дом, и Насте казалось, что и одеты детдомовские были лучше, чем дети из семей, и в эти голодные годы лучше бы там жить, даже просилась в детдом. Но не взяли, сказали, что не полная сирота – сестра есть.

Уже с малых лет Насте приходилось самой заботиться о пропитании. Надо было возить навоз, рвать лен, а вечером в колхозе выдавали по 200 г зерна на трудодни. Из него можно было сварить кашу. Также собирали и различную траву: кислицу, клевер, щавель – их сначала сушили, потом толкли в ступке и пекли лепешки. Моя бабушка, Вера Николаевна Онучина (в девичестве Курочкина), из поселка Норменга Коношского района, тоже вспоминает, как пекли пироги из клевера. Собирали головки клевера, их сушили, а потом ели как конфеты. Весной, как только сходил снег, дети собирали гнилую и мороженую картошку на колхозном поле – из нее в основном делали лепешки. Несмотря на все запреты (в 1932 году появился закон о борьбе с хищением колхозной собственности, прозванный народом «законом о трех колосках» – за сбор даже нескольких колосьев предусматривалось наказание от 10 лет), люди все равно подбирали оставшиеся колоски на колхозном поле.

Вся тяжесть воспитания детей из многодетных семей легла на матерей, которые очень тяжело работали. Мама Нины Васильевны Громцевой – Александра Яковлевна из Моши работала в рыболовецкой артели бригадиром; там были одни женщины, ведь почти все мужчины ушли на войну. Дети тоже ловили рыбу. Обычно они к концу рабочего дня заходили в камыши и ждали, когда пройдет лодка с уловом и матери побросают им по несколько рыб. Потом они и с другими ребятишками делились, чтобы те «не заложили».

Дом своего детства все женщины описывают почти одинаково. Убранство его было бедным: стол, скамьи вокруг стен, большой сундук; чтобы было удобнее спать, к скамьям добавляли доски, клали их на табуреты, в некоторых домах были железные кровати. Ни простыней, ни пододеяльников не было, одеяла – домотканые, их набивали ватой, купленной в магазине; матрацы набивали соломой.

Большие проблемы в войну были с одеждой и обувью. В деревне обходились обычно изделиями местных мастеров, которые катали валенки. Но и валенки с калошами были все равно роскошью – одни на троих, вспоминает Нина Васильевна. Когда наступала осень – шили сапоги из овчинных шкур, но они были очень тонкие, поэтому на зиму не годились.

На маленькой железнодорожной станции

В мае 1945 года война закончилась. Домой возвращались демобилизованные солдаты. В Лельму вернулись лишь трое. Василий Иванович (отец Нины Васильевны) пришел с войны в октябре-ноябре 1945 года рано утром. Все очень обрадовались, он обнял родственников, посадил Нину на одно колено, двоюродную сестру – на другое и попросил спеть частушки: ему не верилось, что, наконец, война закончилась и он вернулся домой.

В 1947 году на станции Лельма появилась воинская часть. Солдаты начали строить магазин, водокачку, казармы. Жить стало немного легче: Ида начала помогать по хозяйству Клавдии Ивановне – жене одного из офицеров. В месяц девушке платили 10 рублей, которые она отдавала маме на хлеб – ведь буханка в то время стоила уже около 100 рублей. Жила Ида в этой семье, но на ночь всегда уходила домой. Обязанностей у совсем еще молоденькой девушки было много: надо было и еду приготовить, и с детьми погулять, и в доме убраться, сходить на склад за продуктами, которые выписывали в штабе. Выносить тяжелые корзины со склада помогали солдаты. Хозяйка – Клавдия Ивановна – почти все время сидела дома. Офицеры, как говорит Ида Алексеевна, зарабатывали очень неплохо. Иногда мелкие деньги Ида Алексеевна во время уборки находила на полу, но никогда их не брала – всегда отдавала хозяйке. Работая в этой семье, девушка узнала, что такое пододеяльник и наволочка, до этого она никогда даже не слышала, что такие вещи существуют. Вообще, все участники моего исследования вспоминают, что никаких постельных принадлежностей, кроме матрацев, которые набивали соломой или изредка ватой, и домотканых одеял, очень долгое время не было.

Летом Ида отправлялась в лес за ягодами и грибами, которые потом продавала у поездов. Вырученные деньги она отдавала маме. Одеть, как и в войну, было нечего. Она вспоминает, как мама сшила ей платье из белого мешка, окрашенное луковой шелухой. По меркам послевоенного времени, говорит Ида Алексеевна, получилось очень красиво. Мой дед Владимир Павлович вспоминает, как сразу после войны в Норменгу пришел состав с вещами из Германии. Эти вещи (порой уже изрядно поношенные) выдавали семьям погибших на фронте солдат. Такие вещи получила и семья Владимира Павловича. По его словам, сестра Надежда, примерив платье, которое было все в заплатах, сказала: «Я царица». Даже таким старым вещам радовались все, ведь носить было нечего.

Смотришь на фотографии первых послевоенных лет и понимаешь, что все девушки носили примерно одинаковые платья, которые шили сами. Стараясь их как-то украсить, нашивали различные пуговицы и бусинки (иногда сделанные из круп), делали цветочки и бантики из материи другого цвета. Юбки на платьях старались делать в складку или расклешенными. Теплые же вещи вообще почти не отличались: валенки или полусапожки, темные пальто с воротом и шерстяные платки, сшитые своими руками. Но у многих и такой одежды не было, поэтому девушки, собираясь на танцы или просто фотографируясь, одалживали одежду у своих подруг. Так, говорит Вера Николаевна, Шура Алферова, подруга, фотографировалась в ее платье. Просмотрев фотографии, я заметила, что девушки и верхнюю одежду носили почти одинаковую: фуфайки, платки, валенки или сапоги, иногда резиновые.

21 мая 1953 года Ида Алексеевна вышла замуж за Михаила Владимировича Лиса, он в то время был военнослужащим. На праздничном столе было немного бражки, консервов и картошки. Такой скудный праздничный стол был почти у всех советских пар того времени. Но почти также было и у Нины Васильевны, которая вышла замуж уже в 1962 году. А у Веры Николаевны и Владимира Павловича праздничный стол был собран лишь через полгода после регистрации брака, так как ни денег, ни продуктов не было.